Мальчишник по-новогоднему - Екатерина Руслановна Кариди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ааааа, — тихонько выдохнула она, прижимая ладонь ко рту, увидев наконец девушку в зеркале.
Это была НЕ она!
В тот же миг мир вокруг прояснился окончательно.
Он обрушился на нее ярким дневным светом и звуками, гортанными выкриками, запахами специй. Это был какой-то южный базар, весьма далекий от цивилизации! И да, перед ней действительно было старое обшарпанное зеркало в пол, А сбоку в проеме виднелся помост, на котором стояли еще девушки…
Жутковатая мелькнула у нее мысль — это же… рынок рабов? И не успела она опомниться, как рядом раздался женский голос:
— Эй, красавица, пошли, пошли, не задерживайся!
И ее довольно бесцеремонно потянули за руку.
— Куда вы меня тащите? — попыталась упереться Анастейша.
— Как куда? К господину, конечно! — усмехнулась женщина, продолжая настойчиво тянуть ее куда-то. — Тебя купили для него, теперь ты его собственность, красавица.
У Анастейши наступил шок от осмысления происходящего.
Так вот что означало «все включено»?
Ее только что купили на рынке рабов. Как товар.
А женщина куда-то вела ее и что-то продолжала говорить, они двигались какими-то коридорчиками, отгороженными полотнищами полосатых тканей. Хотелось потрясти головой и воскликнуть:
— Бред! Подождите! Все должно быть не так!
Из этого бреда определенно должен быть какой-то выход, казалось ей, но мысли категорически не желали собираться в кучку, чтобы этот выход найти. А еще у нее было устойчивое ощущение того, что она забывает что-то важное.
Женщина все так же шла впереди, ведя за собой Анастейшу, и вдруг остановилась. Показала рукой большие двери, больше похожие на окованные железом крепостные ворота, в которых была небольшая калитка, и похлопала в ладоши.
— На выход, красавица, на выход!
Калитка стала открываться, и Анастейша вдруг вспомнила.
— Постойте! А где моя подруга? Я не могу уйти без моей подруги?
— Какой подруги? — обернулась к ней провожатая.
Какой? Ну как же! Очень хотелось воскликнуть, что…
Она не могла вспомнить имя. А женщина смотрела на нее с удивлением и чуть насмешливо. Теперь Анастейша уже не была уверена, что пришла сюда с подругой. И если честно, она не могла вспомнить, зачем вообще ей нужно было сюда попасть?
Ведь было же что-то… Но что?
— Ай, милая, — покачала головой ее провожатая. — Иди скорее, господин ждет.
Ах, ее же господин ждет. Она по-прежнему не была уверена ни в чем, но это уже становилось интересным.
***
Прямо за этой высокой и очень прочной на вид дверью начиналась улица.
Непривычно! Никакого тротуара, по обе стороны беленные глухие стены, как в колодце. Такой яркий, слепящий свет и зной. Зной шел от плоских камней, которыми была вымощена дорога, поднимался дрожащими струйками раскаленного воздуха. Пока Анастейша жалась к двери и вертела головой, женщина, сопровождавшая ее, прокричала что-то и махнула рукой.
Оказалось, их там ждал самый настоящий шелковый паланкин, который несли четыре здоровенных темнокожих раба. У Анастейши рот открылся от изумления. Нечто подобное она видела только в книге по древней истории. Рабы подали паланкин к самой двери, провожатая пропустила ее вперед, а сама ловко проскользнула следом. Полосатые шелковые шторки опустились, отрезая их от всего мира. Как только они сели, паланкин закачался как лодка и двинулся в путь.
Удивительно, но здесь, внутри, было совсем не жарко и даже комфортно. Теперь, когда они остались одни в этом маленьком пространстве, Анастейша смогла наконец рассмотреть женщину. Оказалось, ее звали Гюлли, что значит роза. Выглядела эта Гюлли вполне доброжелательно и симпатично, и Анастейша решилась ее расспросить.
— А кто этот… — она прокашлялась, расправляя складки на тонкой юбке. — Тот, для кого меня купили?
— О, господин — самый лучший господин в мире! — лукаво покачивая головой, заявила та.
Ну это как раз ничего Анастейше не говорило. Она попробовала иначе.
— А он молод или стар? И… Он хорош собой?
Неудобно было об этом спрашивать, но надо же было навести справки, чтобы хоть как-то подготовиться.
— Скоро увидишь, милая. — со смешком ответила Гюлли.
И вдруг наклонилась к ней и зашептала доверительно:
— Но ты должна постараться, чтобы ему понравиться.
— Что? — у Анастейши рот открылся.
А та продолжала вещать:
— Будет трудно! Господину сегодня купили многих красавиц, а тебя купили последней. Нам надо поторопиться, чтобы успеть привести тебя в порядок и красиво одеть.
Женщина еще говорила и говорила, поучая ее, а у Анастейши в голове не укладывалось. Она что же, попала еще и в гарем?
Вот это ей совершенно не понравилось. Бороться с кем-то за благосклонность мужчины? Фуууу. Анастейша казалось, что все должно быть наоборот. Только она не помнила, почему, но была уверена, что обязательно вспомнит.
Ну а пока…
***
Ее привезли в какой-то красивый дворец.
Там все было из резного камня, снаружи жара, а внутри прохлада, цветы и фонтаны. Пока они с сопровождающей шли по галерее, Анастейша не успевала головой по сторонам вертеть, разглядывая здесь все. А потом она угодила в руки трех прислужниц, и ее под руководством Гюлли вертели во все стороны, словно куклу, и ускоренными темпами мыли-одевали-украшали и причесывали.
От такого бесцеремонного обращения Анастейша даже растерялась, но когда две прислужницы поднесли ей большое зеркало, невольно замерла от восхищения. Та девушка, которую она видела в отражении, была очень красива. Темные блестящие, словно звезды, глаза, белая кожа, гладкая и бархатистая, яркие губы. С нее смыли всю краску, что была на ней, и теперь казалось, кожа светится изнутри. Украшения тоже сменили полностью, теперь все было изящнее, тоньше, аристократичнее.
И наряд не ней теперь был другой, намного элегантнее прежнего. А покрывало на голове — тонкая как паутинка переливающаяся вуаль.
— Ну все, красавица, ты готова, — шепнула ей Гюлли. — Иди, и пусть сопутствует тебе удача.
После этих слов Анастейшу охватило странное волнение.
А ее, бережно подхватив под обе руки, две прислужницы повели куда-то и оставили перед высокой ажурной дверью. Распахнули перед ней створки, поклонились и исчезли, оставив Анастейшу одну.
Впереди было нечто вроде холла. Стены из прохладного мрамора, цветы в вазах. Дальше было еще пространство, откуда доносились голоса и негромкий женский смех. Это сразу напомнило, что ей предстоит бороться за чью-то там благосклонность и вызвало протест.
Она точно была уверена, что так не должно быть, но не могла вспомнить почему. Однако стоять там одной в пустом холле не имело смысла, она осторожно прошла внутрь.
***
Зал показался ей
