Приключения рождественского пудинга - Кристи Агата

– У меня уже слюнки текут, мадам.

– Полагаю, что завтра к вечеру все мы будем страдать от несварения желудка, – заметила миссис Лэйси. – В наши дни люди не привыкли столь много есть, не так ли?

Ее прервали громкие крики и взрывы хохота за окном. Она выглянула на улицу.

– Не представляю, чем они там занимаются. Наверное, играют в одну из своих игр. Знаете, я всегда боялась, что Рождество здесь может показаться молодым людям скучным. Но нет, всё как раз наоборот… Понимаете, мои собственные сын и дочь, так же как и их друзья, имели какие-то свои, довольно рафинированные представления о Рождестве. Говорили, что все это ерунда и никому не нужная суматоха, тогда как гораздо лучше отправиться в какой-нибудь отель и там потанцевать. Но самое молодое поколение решило, что такое празднование очень привлекательно. А кроме того, – здесь в миссис Лэйси заговорила бабушка, – школьники и школьницы всегда голодны, не так ли? Мне кажется, что в школах их нарочно морят голодом. В конце концов, всем известно, что дети в их возрасте могут съесть почти столько же, сколько трое взрослых мужчин.

Посмеявшись, Пуаро сказал:

– Очень мило со стороны вашего мужа, мадам, что он согласился сделать меня участником вашего семейного празднества.

– Поверьте, мы оба в восторге, – ответила миссис Лэйси. – А если Гораций покажется вам немного неприветливым, – продолжила она, – то не обращайте внимания. Он, знаете ли, всегда такой.

В действительности же ее муж, полковник Лэйси, сказал буквально следующее:

«Не понимаю, зачем ты хочешь, чтобы один из этих чертовых иностранцев болтался у нас здесь под ногами в Рождество. Почему он не может приехать в другое время? Не терплю иностранцев!.. Ладно, ладно, значит, его сосватала нам Эдвина Моркомб? Хотелось бы знать, какое он к ней имеет отношение… И почему она не пригласит его к себе?»

«Потому что, как тебе отлично известно, – ответила миссис Лэйси, – Рождество Эдвина всегда встречает в „Кларидже“»[10].

«А ты ничего не замышляешь, Эм?» – уточнил муж, пронзив ее взглядом.

«Замышляю? – Она широко распахнула ярко-голубые глаза. – Конечно нет. С какой стати?»

Старый полковник Лэйси рассмеялся глубоким, раскатистым смехом.

«От тебя всего можно ожидать, Эм, – сказал он. – Когда ты напускаешь на себя этот невинный вид, то явно что-то замышляешь».

Вспомнив все это, миссис Лэйси продолжила:

– Эдвина говорила, что, возможно, вы сможете нам помочь… Я не знаю, как это можно сделать, но она рассказывала, что однажды вы здорово помогли ее друзьям, и как раз в ситуации, похожей на нашу. И я… но, может быть, вы не знаете, о чем идет речь?

Пуаро подбадривающе посмотрел на миссис Лэйси. Ей было почти семьдесят, держалась она так прямо, будто проглотила шомпол, и у нее были белоснежные волосы, розовые щечки, голубые глаза, нелепый нос и волевой подбородок.

– Я буду счастлив помочь вам, если смогу, – произнес Пуаро. – Насколько я понимаю, речь идет о неприятном случае страстного увлечения одной молодой девушки…

– Да, – миссис Лэйси кивнула. – Невероятно, что мне… э-э-э… захотелось рассказать вам об этом. Ведь вы для нас совершенно чужой человек…

– Да еще и иностранец к тому же, – понимающе добавил Пуаро.

– Вот именно, – согласилась миссис Лэйси. – Хотя в какой-то степени это облегчает мою задачу. В любом случае Эдвина думает, что вы можете знать нечто… как бы это сказать… нечто интересное об этом Дезмонде Ли-Уортли.

Пуаро помолчал, мысленно восхищаясь изобретательностью мистера Джесмонда и той легкостью, с которой он использовал леди Моркомб в своих интересах.

– Насколько я понимаю, у этого молодого человека не очень хорошая репутация, – деликатно заметил он.

– Именно что не очень! Более того, репутация просто отвратительная. Но для Сары это не имеет никакого значения. Ведь вы согласны, что говорить молодым девушкам о том, что у молодого человека плохая репутация, совершенно бессмысленно? Это… это лишь подогревает их интерес.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Вы абсолютно правы, – согласился с ней Пуаро.

– В мои молодые годы, – продолжила миссис Лэйси, – боже, как давно это было! – нас обычно предупреждали, знаете ли, по поводу некоторых молодых людей, и это действительно подогревало наш интерес к ним. Так что если кому-то удавалось потанцевать с ними или остаться наедине в темной оранжерее… – Она засмеялась. – Именно поэтому я не позволила Горацию сделать хоть что-то из того, что он хотел.

– Скажите, что именно вас так волнует? – уточнил Пуаро.

– Наш сын погиб на войне, – начала свой рассказ миссис Лэйси. – Моя невестка умерла при рождении Сары, так что девочку вырастили мы с мужем. Может быть, при этом мы были не лучшими воспитателями – не знаю. Но всегда считали, что у нее должно быть как можно больше свободы.

– Думаю, что сейчас это желательно, – заметил Пуаро. – Сложно бороться с веяниями времени.

– Вот именно. Так я все время и считала. Естественно, что в наши дни девушки иногда ведут себя не совсем разумно.

Пуаро вопросительно посмотрел на свою собеседницу.

– Думаю, правильно будет сказать, – продолжила миссис Лэйси, – что Сара стала членом общества «завсегдатаев кофеен». Она не ходит на танцы или на свидания, не выезжает в свет в качестве дебютантки – вообще не делает ничего подобного. Вместо этого сняла две довольно противные комнаты в Челси на берегу реки и теперь носит эту смешную одежду, которую все они носят вместе с черными или ярко-зелеными чулками. При этом чулки очень толстые; я всегда думала, что они должны жутко колоться… А еще она прекратила умываться и расчесывать волосы.

– Ça, c’est tout à fait naturelle[11], – вставил Пуаро. – Сейчас такое модно. Потом они из этого вырастают.

– Знаю, – согласилась с ним миссис Лэйси. – И я не стала бы так волноваться по этому поводу. Но, понимаете, она связалась с этим Дезмондом Ли-Уортли, а у него действительно отвратительная репутация. Он, в некотором роде, живет за счет богатых девушек. Кажется, они по нему просто с ума сходят. Он почти женился на девочке Хоупов, но ее родители учредили над ней опеку. Естественно, что Гораций захотел сделать с Сарой то же самое. Он сказал, что это будет для ее же защиты. Но мне, месье Пуаро, эта идея не очень нравится. То есть я хочу сказать, что они просто убегут в Шотландию, или Ирландию, или в Аргентину, или еще куда-нибудь и там или поженятся, или будут жить вместе без всякой женитьбы. Так что опека или нет, но это, в сущности, не решение проблемы, согласны? Особенно если появится младенец. Тогда придется сдаться и позволить эту свадьбу. А потом, как обычно, – так мне кажется, – через год-два они разведутся. Девочка вернется домой, через пару лет выйдет замуж за кого-нибудь правильного до зевоты – и на этом успокоится. Что меня больше всего удручает, так это наличие малыша, потому что приемный отец, как бы хорош он ни был, это все-таки не то. Нет уж, гораздо лучше поступать так, как это делалось во времена моей юности. Я хочу сказать, что в те годы первый мужчина, в которого ты влюблялась, всегда оказывался нежелательным. Помню, я была страстно влюблена в… как же его звали?… странно, не могу вспомнить его имени, хоть убей! А фамилия у него была Тиббитт. Молодой Тиббитт. Естественно, что мой отец отказал ему от дома, но его стали приглашать на те же самые танцевальные вечера, что и меня, и мы могли танцевать. А иногда сбегали с танцев и просто сидели рядом друг с другом. Или время от времени друзья устраивали пикники и приглашали нас обоих. Это было так волнительно и так запретно, что не могло не нравиться. Но границы, как это делают нынешние девушки, мы никогда не пересекали. И вот постепенно мистер Тиббитт куда-то исчез. И знаете, встретив его через четыре года, я не могла понять, что могла в нем найти! Он оказался скучнейшим молодым человеком. Этакий, знаете ли, вульгаритé. И говорить с ним было совершенно неинтересно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})