Битва за Дарданеллы - Владимир Шигин

Наполеона в России в то время никто не боялся, и настроение в наших войсках было самое боевое. Старуха княгиня Дашкова, провожая уходящие на войну полки, слезно просила офицеров доставить ей Бонапарта в клетке.

– Дайте нам только до него проклятого добраться! – смеялись в ответ. – А об остальном не беспокойтесь!

«Трудно представить, какой дух одушевлял тогда всех нас, русских воинов… Нам казалось, что мы идем прямо в Париж», – вспоминал впоследствии один из участников похода 1805 года.

Сам же Наполеон тем временем терзался сомнениями, куда ему лучше нанести решающий удар: по Англии или по Австрии? Булонский лагерь жил ожиданием прибытия кораблей адмирала Вильнева. Его флот должен был, по мысли Наполеона, прикрыть высадку от британских армад. Он обречен был лечь на дно, но обязан был продержаться один день. Всего лишь один день – и Англия будет поставлена на колени! В том, что британская армия будет сметена мощью Великой армии, не сомневался никто.

Но долгожданного Вильнева не было и не было. Зная, что его всюду сторожат английские эскадры, Вильнев не торопился покидать Тулон. Помня Абукир-ский погром, он весьма опасался новой встречи с Нельсоном. Меж тем вести с востока становились все тревожней. Русские и австрийские армии пришли в движение. Надо было что-то срочно предпринимать и на что-то решаться!

– Если я через пятнадцать дней не буду в Лондоне, то через двадцать я должен быть в Вене! – заявил Наполеон, быстро просчитав возможные варианты. И где, наконец, этот трус Вильнев?- спрашивал он уже в какой раз маршала Бертье.

Тот молча пожимал плечами. Известий из Тулона не было.

– Я не могу больше ждать ни одного дня! – стукнул по столу кулаком французский император. – Пишите указ об отстранении Вильнева от должности за трусость, а мы не будем больше терять времени. Нас ждут поистине великие дела! Пусть Лондон еще подрожит. А пока мы займемся Веной!

Император Александр Первый, в отличие от своего отца, флота никогда не знал и не понимал, а моряков попросту не любил, считая, что корабли – это всего лишь дорогостоящие ящики с дурным воздухом, дурной водой и дурным обществом. Своего невежества при этом Александр нисколько не стеснялся.

– Я сужу о делах флотских, как слепой о красках! – любил пошутить он в кругу милых дам.

Увы, внешне невинные шутки обернулись на деле эпохой полнейшего забвения флота, каковой не было со времен смерти Петра Великого.

Впрочем, начиналось все, как всегда, с надеждой на лучшее. В 1802 году вместо Адмиралтейств-коллегий было новообразованное Министерство военных морских сил, наряду с которым был создан и Особенный комитет для насущных флотских реформ. Решено было содержать на Балтике флот, равный по силе вместе взятым шведскому и датскому, а на Черном море – турецкому.

Во главе комитета был поставлен сенатор граф Воронцов, который в море бывал лишь раз в жизни, когда его по молодости лет везли пассажиром из Петербурга в Стокгольм. В том давнем путешествии Воронцов страшно укачался и изблевался, а потому даже спустя годы одно упоминание о море и моряках приводило его в ужас. На основании собственного опыта сенатор и внушал императору:

– По многим причинам, физическим и локальным, России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должны быть в сухопутных войсках… Посылка наших эскадр в Средиземное море и другие далекие экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску, а пользы никакой!

И это тайный советник говорил о походах Спиридова и Ушакова, о Чесме и Корфу! Александр, слушая такие речи, соглашался:

– И вправду, сколько можно было бы на эти деньги полков драгунских да пехотных амуницировать!

Назначенный первым морским министром умный и деятельный адмирал Мордвинов не удержался на своем посту и четырех месяцев, разругавшись в пух и прах с флотоненавистником Воронцовым.

– Легче сделать, чтобы в пустынях шли дожди иль осушить сибирские болота, чем переубедить упрямого дурака! – говорил в отчаянии адмирал о Воронцове.

Граф немедленно пожаловался императору, и тот поддержал его. Отныне судьбу флота стал решать владелец несметных сельских угодий, а флотоводец принялся основывать в Москве общество сельского хозяйства…

Преемником Мордвинова на посту морского министра явился Павел Васильевич Чичагов, сын знаменитого адмирала героя Ревеля и Выборга. По воспитанию француз, а по убеждениям англоман. Некогда Чичагов начинал свою службу поручиком гвардии, а потому с Воронцовым общий язык нашел быстро. Характеризуя личность Чичагова, один из историков флота писал: «Это был человек очень даровитый, по характеру пылкий, неустойчивый в своих взглядах, неспособный к длительной творческой работе».

Несколько иную характеристику морскому министру дал мореплаватель и адмирал В. М. Головнин: «Избалованное дитя счастья, все знал по книгам и ничего по опытам, всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под начальством… Самого себя считал способным ко всему, а других ни к чему. Подражая слепо англичанам и вводя нелепые новизны, мечтал, что кладет основной камень величию русского флота…»

Впрочем, в первые годы царствования Александра флот еще жил временами Екатерины Великой и Павла Первого, а потому, скорее вопреки, чем благодаря реформаторам, по-прежнему являл собой реальную и грозную боевую силу.

В Ревеле собирался очередной промозглый дождь. Над высокими кирхами зябли жестяные лютеранские петухи. Слякотная балтийская весна сменилась не менее дождливым летом. Несмотря на воскресный день, командир порта контр-адмирал Дмитрий Николаевич Се-нявин заехал в порт поглядеть, что там и как. В портовой конторе, куда контр-адмирал завернул, чтобы глянуть вновь пришедшие казенные бумаги, его уже ждал забрызганный грязью курьер.

– Вам пакет от министра! – вскочил он, едва завидя входящего Сенявина.- Велено передать, что дело весьма срочно!

Сенявин надорвал пакет. Пробежал глазами текст. Морской министр Чичагов срочно вызывал его в Петербург по какому-то безотлагательному делу. – А что за дело? – спросил курьера.

– Не могу знать точно, ваше превосходительство,- ответил тот,- но слухи ходют, что нынче все пойдем бонапартиев бить!

– Что ж, – кивнул Сенявин.- Бонапартиев бить – всегда полезно!

Перед отъездом в столицу контр-адмирал наскоро заскочил домой проститься с женой и детьми. Супруга, Тереза Ивановна, лишних вопросов не задавала, помня, что муж их не любит. Лишь собрала одежду и еду в дорогу, да на прощание перекрестила: – В добрый путь и скорого возвращения!

Мимо прыгающей по брусчатке адмиральской коляски шествовали в Екатерининтальский публичный сад обыватели: румяные жены ремесленников, чтобы покружиться там в вихре вальса, их дородные мужья, чтоб поговорить меж собой за кружкой пива, да поиграть в кегли.

За городской заставой брусчатка кончилась. Трясясь в дорожном экипаже, Сенявин глядел на раскисшие от дождей бесконечные дороги, обдумывал возможные причины своего столь скорого вызова, однако ничего конкретного придумать никак не мог.

Пока контр-адмирал едет на перекладных в Петербург, познакомимся с ним поближе. Право, он этого стоит! Вот как характеризовал Сенявина его современник, историк Д.Н. Бантыш-Каменский: «Дмитрий Николаевич Сенявин был росту высокого и стройного; имел прекрасные черты и много прияности в лице, на котором изображалась доброта души и всегда играл свежий румянец. Наружность его вселяла любовь и почтение. Будучи крепкого сложения, никогда не жаловался он на болезни, и лечение его состояло в домашних простых средствах. Он отличался веселостью, скромным и кротким нравом; был незлопамятен и чрезвычайно терпелив; умел управлять собою; не предавался ни радости, ни печали, хотя сердце имел чувствительное; любил помогать всякому; с строгостью по службе соединял справедливость; подчиненными был любим не как начальник, но как друг и отец: они страшились более всех наказаний – утраты улыбки, которою сопровождал он все приказы свои и с которою принимал их донесения. Кроме того, он был исполнен преданности к престолу и дорожил всем отечественным. В обществах Сенявин был любезен и приветлив. С основательным умом он соединял острый, непринужденный разговор; знал языки: немецкий, французский, английский и италианский, но не говорил ни на одном из них и с иностранцами общался посредством переводчика». Поглядывая в окошко на раскисшую от дождей дорогу, Сенявин не знал, что эта поездка перевернет всю его последующую судьбу…

Неделей ранее к императору Александру был срочно зван морской министр Павел Чичагов.

С началом войны министр определил основные задачи флоту. Прежде всего балтийский флот должен был доставить десантный корпус из наших портов в шведскую Померанию для совместных действий с англичанами. Балтийский отряд командора Грейга, посланный в Средиземное море, должен был совместно с находящимися на Ионических островах судами флота Черноморского защитить остров и крепость Корфу от возможных французских посягательств. Кроме этого, они же должны были перевезти наши войска из Корфу в Неаполь для защиты Неаполитанского королевства. План был вполне разумен и толков, смущало одно: хватит ли сил на все сразу?