Сердца трёх (СИ) - Алвин Лана

— О, дамоч… простите, миледи. Так хотя бы можно вас величать?

— Так и быть, — разрешаю милостиво.

— Вы уже и ходить способны?

— Примерно с полутора лет, — язвлю потихоньку.

— Вот и прекрасно. Вот вам посох, — протягивает мне гладко обструганную палку. — Будете первой в мировой истории тихоокеанской Снегурочкой!

Забираю палку.

— И куда же мы пойдем, мистер Санта Клаус?

— Почему? — улыбается Ник.

— Ну, если я Снегурочка, то вы, поскольку Николай, Санта Клаус.

Спутник мой заливисто смеется, ему понравилась шутка. А мне — его смех. Добрый, бархатный. Он приятно вибрирует у меня внутри, распространяя ласковые флюиды. И вообще. Вдруг ловлю себя на мысли, что рядом с этим красавчиком мне спокойно и надёжно. Лишь бы меру знал в своих шутках. А он, кажется, берегов не видит. «Ну, на то и остров в океане», — добавляю к своим ощущениям.

Ник идет в ту сторону, где возвышается скала. Я плетусь за ним, опираясь на палку. Жаль, что у меня обуви нет. Ступала бы увереннее. А вот спутнику моему повезло: у него на ногах белые спортивные туфли. Кажется, в таких в теннис играют. И вообще, мне бы присмотреться к нему. Он выглядит очень презентабельно. Одежда, хотя мятая и грязная, из дорогих тканей. На шее — цепочка из белого металла с медальоном. Что на нем изображено, я заметить не успела. На левом запястье — тоже белые часы, кажется, механические.

Меня так и подмывает спросить: а кем он работает? Где живет и вообще. Женат или помолвлен? Есть ли дети. И сколько ему лет точно? Короче, я пока сзади иду, придумала уже кучу вопросов, хватило бы на целое интервью. Жалею, что я не журналистка. Они умеют людей выводить на откровенности. Я же обычный художник-реставратор, занимаюсь тем, что возвращаю с края пропасти в большое искусство разные картины. Иконы тоже, и с ними труднее всего: обычно они находятся в церквях, а там — копоть от горящих свеч и кадил, пыль, перепады температур и так дальше.

Как же мне хочется рассказать об этом Нику! Но с чего я взяла, будто ему это интересно?

Доходим до скалы. Ник уверенно идет направо. Я, сделав несколько шагов, останавливаюсь. Он оборачивается:

— Что такое, миледи? Вам аристократическое происхождение не позволяет топать через джунгли?

— Нет, просто я во время кораблекрушения потеряла свои хрустальные башмачки!

Ник смотрит на мои ноги, улыбается, но тут же улыбочка сползает с его лица.

— Да уж, это вам не по паркету…

— Кхм! — выразительно кашляю, чтобы понял серьёзность момента.

— Ну хорошо, хорошо! И откуда вас только принесло на мою голову, — бурчит себе под нос. — Присаживайтесь, миледи.

Я располагаюсь прямо на песке. Ник уходит вглубь зарослей. Трещит там ветками. Прислушиваюсь. Жутковато быть здесь одной. Но вскоре мой спутник возвращается. В руках у него какие-то листья и лиана. Он садится передо мной. Бесцеремонно берет одну ногу, отряхивает со ступни песок. Прикладывает лист и обматывает его, забираясь чуть выше щиколотки. Получается довольно симпатично.

— Ну-ка, пройдитесь, миледи, — говорит Ник.

Встаю, делаю пару шагов туда-сюда.

— Нравится?

— Вполне.

— Отлично! Теперь пойдемте, барышня-крестьянка, — усмехается мой спутник и уверенно, будто он тут полжизни провел, шагает дальше, раздвигая заросли перед собой. Сразу становится понятно, как он палку добыл, убрал с неё сучки и кору, как мне обувку смастерил. У Ника в руках поблескивает какая-то железяка с ножом. «Предусмотрительный какой, — думаю о нем. — Интересно, как он кораблекрушение пережил? И где все остальные, почему здесь только мы вдвоем?»

У меня опять в голове рождается ворох вопросов. Но Ник сказал, что нам сначала нужно найти укрытие. Мне ничего другого не остаётся, как слепо ему довериться. И слава Богу, что он мне попался, а не абориген какой-нибудь. Я по-тайски ни слова не понимаю. И не думаю, будто какой-нибудь сельчанин сможет разобрать мой английский. О русском тут вообще мало кто слышал. Разве в туристических центрах, а здесь…

«Господи, а где это — здесь?» — думаю, но и на этот вопрос у меня ответа нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Продолжаем идти по джунглям. Ник прокладывает дорогу, я стараюсь не отставать. Примерно через полчаса упорного продирания сквозь заросли выходим на небольшую поляну. Слева всё та же высоченная скала, но теперь она немного нависает над деревьями. Углубление это становится всё больше.

Ник устремляется вперед с уверенностью, я за ним. Вдруг он ныряет в узкую щель между камнями. Теперь пробираемся узким проходом, который немного идет вверх. Ещё немного, и вот мы уже в самой настоящей пещере.

— Идеально! — говорит Ник, осматриваясь. Сверху сюда просачивается немного солнечного света. Видимо, наверху расщелина. Потому хотя и сумеречно, а всё видно. — располагайтесь, миледи. Не ваше родовое гнездо, конечно, но жить можно.

Опять ёрничает. Не надоело? Хочу спросить, но молчу. Не в том я теперь положении, чтобы огрызаться.

— И что мы будем тут делать? — спрашиваю, усевшись на покатый плоский камень.

— Греться и готовиться к непогоде, — отвечает Ник и сразу уходит.

Остаюсь одна. «По крайней мере, тут хищников нет, — думаю, успокаивая себя. — И ещё не видно мышей, пауков и прочей гадости». Буду ждать своего спутника.

Глава 3

Ник возвращается с целой охапкой веток и листьев. Притом откопал где-то сухие, а не свежие, хотя если посмотреть на заросли, которые буйно растут на острове, то кажется, будто здесь вообще рай на земле. То есть всё цветёт и пахнет, никогда не умирая от старости. Наверное, это у меня идиллическое представление о тропиках. Я-то выросла в средней полосе России, там природа бывает порой очень сурова. Особенно теперь, зимой. Когда я улетала, дома было минус двадцать и шел снег. А здесь — жара и солнце.

Вывалив охапку, Ник уселся на камни и принялся мастерить маленький шалашик. Внутрь напихал сухих листочков, мелко их нарвав. Я думала, затем он станет, как дикарь с острова Мубу-Юмбу, крутить палочкой в углублении, чтобы извлечь огонь. Вместо этого мой спутник легким движением руки достал зажигалку, высек пламя, и вот уже перед нами горит небольшой костерок, от которого исходит приятное тепло.

Только теперь понимаю: это снаружи жарко, а здесь, в пещере, довольно прохладно. Я даже поёживаюсь немного в своей футболке. Она же, как назло, после купания в солёной воде ещё и села, обнажив мой животик. Он у меня вполне приятный, плоский и ровный, но в присутствии мужчины как-то становится неловко. Но сколько ни пытаюсь натянуть ткань, она не поддаётся. «Ну и ладно, пусть любуется!» — думаю, усаживаясь поближе к костерку.

— А вы предусмотрительный, Николай, — говорю, чтобы заполнить тишину. Здесь, в пещере, очень тихо. Слышно, как потрескивают веточки в огне, да снаружи доносится размеренный шум океана. Его можно и не замечать, наверное. Скоро перестану — привыкну.

— Да это зажигалка капитана «Изабеллы». Он забыл её, когда приходил посидеть после вахты. Мы были как раз в кают-компании, дегустировали новый сорт виски. Капитан пришел, попробовал кубинскую сигару, а потом ушел. Его позвали на мостик. Вот, зажигалку и забыл.

— Красивая вещица, — говорю. — Можно посмотреть?

— Пожалуйста, — Ник протягивает мне позолоченную Zippo. Щелкаю несколько раз и возвращаю. Красивая и дорогая. Инкрустирована блестящими камешками. Интересно, драгоценные? Но спросить об этом спутника своего как-то стесняюсь.

— Что ж, миледи, давайте знакомиться поближе?

— В каком это смысле? — хмурю брови.

— Не в том, в каком вы подумали, развратная вы натура, — усмехается Ник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ничего такого я и не подумала, — фыркаю возмущённо.

— Позвольте представиться, я — Николай Горчаков, работаю… в финансовой сфере. Акции, облигации и прочие экспроприации, — улыбается после этого слова. Мне оно что-то напоминает, но я значение забыла.

— Экспроприации — это же что-то связанное с денежными переводами, да? — спрашиваю.