Серебряный век русской поэзии - Сборник

Лирический герой стихотворения изображен во вполне бытовой и привычной ситуации. Его окружают обычные предметы: мед, бутыль, бочки и т. д. Однако это те предметы, которыми люди пользуются на протяжении многих веков. Постепенно художественное время стихотворения из настоящего, бытового перетекает в вечное, а сквозь образы современных людей (хозяйка, рассказчик) начинают просвечивать вечные образы (Елена, Одиссей).

Акмеизм просуществовал недолго: уже к началу Первой мировой войны поэтическая школа распалась.

Футуризм – (от латинского futurum – будущее) – авангардистское течение в искусстве и литературе ХХ в., зародившееся в Италии в 1909 году и получившее широкое распространение во многих европейских странах, в первую очередь в России. Русский футуризм заявил о себе в 1910 году, когда Д. Бурлюк, В. Хлебников и В. Каменский издали первый футуристический сборник «Садок судей». На русский футуризм значительное влияние оказала теория и практика итальянского футуризма. При этом можно говорить о том, что в сфере радикального обновления формы и содержания русские футуристы пошли гораздо дальше своих итальянских коллег.

В русском футуризме традиционно выделяют четыре группы или течения:

1) кубофутуризм (В. Хлебников, В. Маяковский, А. Крученых и др.) – самое яркое явление русского футуризма;

2) эгофутуризм (И. Северянин, И. Игнатьев, К. Олимпов, В. Гнедов и др);

3) «Мезонин поэзии» (В. Шершеневич, Хрисанф, Р. Ивнев и др.);

4) «Центрифуга» (Б. Пастернак, Н. Асеев, С. Бобров, К. Большаков и др.).

С самого начала своего возникновения футуристы откровенно эпатировали публику, сделав это своей программной установкой. Об этом, в частности, свидетельствуют названия и содержание их программных сборников: манифест русских футуристов назывался «Пощечина общественному вкусу», сборники именовались не менее эпатажно – «Садок Судей», «Доители изнуренных жаб», «Дохлая луна», «Рыкающий Парнас» и т. п. Футуристы намеренно провоцировали очень острую реакцию не только на свои манифесты и художественные тексты, но и публичные выступления. Так, К. Малевич являлся с деревянной ложкой в петлице, В. Маяковский – в знаменитой желтой кофте, цвет которой считался тогда неприемлемым. А. Крученых носил на шнуре через шею диванную подушку и т. п.

Характерной чертой футуризма является демонстративный разрыв с традиционной культурой, о чем футуристы заявляют в манифесте «Пощечина общественному вкусу»: «Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности. Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней».

Футуристы отличились небывалыми экспериментами в области слова, расширив свой поэтический словаря за счет «словоновшества» и «словотворчества». Один из теоретиков кубофутуризма В. Хлебников считал одной из самых важных задач создание нового языка. Кроме активного использования диалектизмов, архаизмов, заимствований из других славянских языков поэт также создавал неологизмы из нестандартных, но допускаемых языком сочетаний корней, префиксов и суффиксов. При этом он помещал новые слова в такой контекст, что читатель вполне мог догадаться об их смысле. Ярким примером словотворчества Хлебникова является его стихотворение «Заклятие смехом», состоящее в основном из слов, произведенных от одного корня:

О, рассмейтесь, смехачи!О, засмейтесь, смехачи!Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,О, засмейтесь усмеяльно!О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных смехачей!О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!Смейево, смейево,Усмей, осмей, смешики, смешики,Смеюнчики, смеюнчики.О, рассмейтесь, смехачи!О, засмейтесь, смехачи!

В начале 1914 года футуристы предпринимают попытки к объединению разрозненных литературных группировок (сборники «Молоко кобылиц» и «Рыкающий Парнас»). Однако наступление войны сильно затрудняет их деятельность. Русский футуризм существовал недолго, по сути, всего десятилетие, но выработанные им идеи до сих пор оказывают влияние на литературу.

Новокрестьянская поэзия – творчество группы русских поэтов первой трети XX века, которые обновляли русскую поэзию, используя, модернистскую поэтику, с одной стороны, и народное творчество – с другой. Новокрестьянских поэтов объединяет отчетливая ориентация на следование народно-поэтической традиции и изображение крестьянского мира как целостного и гармоничного. Ядро новокрестьянского течения составили Н. А. Клюев, С. А. Есенин, С. А. Клычков, П. В. Орешин, А. В. Ширяевец, П. А. Радимов, А. А. Ганин и др. В отличие от символистов, акмеистов и футуристов, новокрестьянские поэты не образовывали литературного объединения или направления с единой теоретической платформой. Термин «новокрестьянские поэты» появился в работе критика В. Льва-Рогачевского («Поэзия новой России: Поэты полей и городских окраин», опубликованной в 1919 году). Несколько позже, уже в 1920-е годы, этот термин стал общеупотребительным.

Не следует воспринимать новокрестьянскую поэзию начала XX века как развитие традиций крестьянских поэтов второй половины XIX века, известных как «поэты из народа» и «поэты-самоучки». Поскольку для поэтов XIX века главной была социальная тема, а в центре их внимания оказалась горькая бедняцкая доля, смысловые акценты новокрестьянской поэзии были иными. Их обусловили революционные события начала века, показавшие, что привычный крестьянский уклад жизни вскоре будет нарушен. Поэты-новокрестьяне полагали, что именно крестьянских быт и психология являются созидающим и стабилизирующим началом, что привело к их поэтизации.

При том, что новокрестьянские поэты не позиционировали себя как единое течение, определенное чувство общности у них все-таки было. Так, в 1917 году Есенин в письме Ширяеву писал о «крестьянской купнице». Несмотря на ярко выраженную индивидуальность стилей поэтов данного направления, можно выделить ряд общих черт, характеризующих их творчество. Прежде всего это обращения к теме деревенской России, противопоставленной «железной», городской России, тесная связь с миром природы и устного творчества. Поэты-новокрестьяне активно развивали традиции крестьянской поэзии, поэтизируя не только природу, но и деревенский быт и труд. Их стихи также отличает следование вековым народным обычаям и нравственным традициям; использование религиозной символики, христианских мотивов, языческих верований.

Поскольку революция 1917 года связала будущее страны с пролетариатом и индустриализацией, началось разрушение основ крестьянской жизни: продразверстка, политика раскулачивания, коллективизация разрушили многовековой уклад русской деревни. Эти трагические события отразились в творчестве поэтов-новокрестьян. Такая тенденция в корне не устраивала новую советскую власть. В результате представители новокрестьянской поэзии были объявлены «певцами кулацкой деревни» и «кулацкими поэтами», а их стихи перестали печататься. Кроме того, почти все они подверглись репрессиям и физическому уничтожению: в 1925 был расстрелян А. Ганин, в 1937-м – Н. Клюев, С. Клычков, П. В. Орешин. Их творчество стало известно широкому кругу читателей в конце 1980-х годов. Исключение составила лирика Есенина, которая начала издаваться несколько раньше.

Т. В. Надозирная

Константин Бальмонт

(1867–1942)

Из сборника «Горящие здания»

Кинжальные слова

Я устал от нежных снов,От восторгов этих цельныхГармонических пировИ напевов колыбельных.Я хочу порвать лазурьУспокоенных мечтаний.Я хочу горящих зданий,Я хочу кричащих бурь!

Упоение покоя —Усыпление ума.Пусть же вспыхнет море зноя,Пусть же в сердце дрогнет тьма.Я хочу иных бряцанийДля моих иных пиров.Я хочу кинжальных словИ предсмертных восклицаний!

Как Испанец

Как испанец, ослепленный верой в Бога и любовьюИ своею опьяненный и чужою красной кровью,Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде,Я хочу цветов багряных, мною созданных везде.

Я, родившийся в ущелье, под Сиэррою-Невадой,Где лишь коршуны кричали за утесистой громадой,Я хочу, чтоб мне открылись первобытные леса,Чтобы заревом над Перу засветились небеса.

Меди, золота, бальзама, бриллиантов, и рубинов,Крови, брызнувшей из груди побежденных властелинов,Ярких зарослей коралла, протянувшихся к лучу,Мной отысканных пределов жарким сердцем я хочу.

И, стремясь от счастья к счастью, я пройду по океанам,И в пустынях раскаленных я исчезну за туманом,Чтобы с жадной быстротою аравийского коняВсюду мчаться за врагами под багряной вспышкой дня.

И, быть может, через годы, сосчитав свои владенья,Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья,Но и в час переддремотный, между скал родимых вновь,Я увижу Солнце, Солнце, Солнце красное, как кровь.

Я сбросил ее