Россия под властью царей - Сергей Степняк-Кравчинский

Таковы главные черты нашего сельского самоуправления. Нет ничего более удивительного, чем контраст между установлениями для сельчан и учреждениями, призванными блюсти жизнь высших слоев общества. Первые являются по существу демократическими и республиканскими; последние зиждутся на имперском деспотизме и строжайших принципах бюрократической власти.

Неизбежным результатом этого несоответствия, столь бесспорного и поразительного, существующего уже веками, явилось одно важнейшее обстоятельство - резко выявившаяся тенденция русского народа держаться подальше от государственной власти. Таково одно из самых разительных его свойств. С одной стороны, селянин видел перед собой свой мир, олицетворение справедливости и братской любви, с другой - официальную Россию, представленную чиновниками и царем, его судьями, жандармами, министрами, на всем протяжении нашей истории воплощение алчности, продажности и насилия. В этих условиях нетрудно сделать выбор. "Лучше виноватым стоять перед миром, чем невинным перед судьей", - говорит нынешний крестьянин. А его предки говорили: "Живи, живи, ребята, пока Москва не проведала".

Русские люди издревле остерегались общаться с чиновничьей Россией. Оба сословия никогда не смешивались, и именно поэтому политическая эволюция поколений так мало повлияла на нравы миллионов трудового люда. Не будет преувеличением сказать, что жизнь всей массы народа и жизнь его высших классов лилась двумя близкими, но раздельными потоками. Простой народ живет в своих крошечных республиках, как улитка в раковине. Для него официальная Россия - чиновники, солдаты и полицейские - орда чужеземных захватчиков, время от времени засылающая на село своих холопов, чтобы взимать с него дань деньгами и кровью - подати для царской казны и новобранцев для армии. Однако в силу удивительной незакономерности - одного из тех странных контрастов, которыми, как сказал один знаменитый географ, полна земля русская, - эти самобытные республики, пользующиеся столь широкой общественной и личной свободой, одновременно представляют собой надежнейший оплот, крепчайшие устои деспотического режима.

Позволительно спросить, по какой прихоти судьбы или капризу истории произошла эта вопиющая аномалия? Каким образом учреждения, находящиеся в столь кричащем противоречии со всем нашим политическим строем, как эти крестьянские парламенты могут процветать под властью деспотического монарха?

Но эта аномалия лишь кажущаяся; мы не стоим ни перед загадкой истории, ни перед случайным стечением маловажных обстоятельств. Я придаю столь великое значение нашей системе народного самоуправления, ибо убежден, что форма, которую она принимает, и идеи, на которых основывается, гораздо более соответствуют политическим устремлениям русского народа, чем самодержавие и централизованная форма существующего режима. Если и есть нечто незакономерное в нашем государственном устройстве, нечто навязанное народу внешними и случайными явлениями, то это сама деспотия.

Глава II

ВЕЧЕ

С древнейших времен русской истории обширная страна, ныне называемая Россией, была разделена на отдельные княжества, различные по размерам своих владений, со стольным городом и несколькими большими и меньшими пригородами и селами. Однако князья в этих землях не обладали верховной властью. Князь был блюстителем земли по уговору, а всей законодательной и исполнительной властью было облечено народное вече.

На вечевой сход собирались свободные граждане без различия имущества и звания, и князь был всего лишь на службе у народа и подчинялся его воле. По заведенному обычаю князья из поколения в поколение избирались из одного воинственного княжеского рода, и все они вели имя от Рюрика, легендарного основателя Русского государства. Однако право наследования не было возведено в непреложный закон. Вече такого права не признавало, и, когда местный князь оказывался населению не по нраву, оно призывало на стол другого, более подходящего, правителя. Князь был подвластен народу, а не властителем его, идея подвластности народа возникла лишь столетия спустя. Все же народ редко пользовался своим правом. В русской истории известны лишь немногие случаи изгнания местного князя и замены его чужеземным предводителем; и только однажды, когда народ Галицкой земли решил свергнуть князя, в княжеское звание был возведен простой боярин. Между тем обычай избирать правителей из одного рода вовсе не означал ограничения свободы выборов. Княжеский род так сильно размножался, пускал столько боковых ветвей в различных русских землях, что подходящие кандидаты всегда находились в избытке.

Некоторые историки так называемой московской школы из чистой любви к монархическим принципам утверждают, будто они открыли происхождение самовластия в якобы существовавших у князей Древней Руси законах преемства и правах первородства. Но более глубокие и беспристрастные исследования новой школы показывают, что таких законов не было и такие права не признавались; отношения между правящим князем и народом в каждом случае устанавливались вечем. Разумеется, ближайший родич правителя имел наибольшие возможности показать себя в выгодном свете. В Древней Руси, как у всех патриархальных народов, старость внушала всеобщее уважение, и, если князь умирал или его изгоняли, преемником обычно избирался его старший брат, являвшийся чаще всего и главой рода или той его ветви, которой народу угодно было оказать эту честь. Но допустим, что брат не пользовался любовью народа, тогда его обходили и выбор падал на сына последнего князя. Или опять-таки если народ желал, то оба они, и племянник и дядя, вытеснялись князем, чье родство с владетельной княжеской линией было столь отдаленным, что его почти уже невозможно было проследить. Ибо родословная сама по себе ничего не стоила в этом деле, и древняя история России дает множество свидетельств тому, что единственное непреложное право устанавливать преемство принадлежало вечу.

Призвание князя было только первым шагом к его избранию. Затем следовало подписание соглашения - ряда - между городом и новым правителем. Обе стороны торжественно присягали соблюдать уговор, и без ряда князь не мог считать свое положение достаточно прочным. Ряд - это, в сущности, конституционный договор, определяющий взаимные обязательства сторон. Условия ряда подвергались изменениям не только в различных княжествах и в разные времена, но и с отдельными князьями. Все же главные условия были почти тождественны. Высшее назначение князя - "суды судити". В небольших княжествах он один выполнял эту обязанность, и во многих рядах особо оговаривалось, что князь должен судить сам, а не через своих приказных, так как народ больше верил в беспристрастность и независимость своего князя. В позднейшие времена, когда князья, проникшись уже иными идеями, стали нарушать права народа, в рядах обозначалось, что князь вершит суд только с помощью тиуна, назначенного вечем.

Второй, и едва ли менее важной, обязанностью князя была оборона земли от внешних врагов. Но право объявлять войну и распоряжаться войском, состоявшим из всех граждан, способных носить оружие, принадлежало вечу. Князь, который обычно с малолетства привык владеть оружием, назначался воеводой лишь после объявления войны, а в крупных княжествах он делил эту обязанность с избранным вечем военным старшиной. На службе у князя всегда состояло более или менее многочисленное наемное войско, вольные стрелки наполовину из местных людей и наполовину из иноплеменных, так называемая дружина, то есть "други князя". Они и вправду были друзьями князя, собирались день-деньской в княжеской палате, сидели с ним за одним столом его наперсники в увеселениях и сподвижники в борьбе. Князь содержал дружину на собственные средства: либо на деньги, отпущенные ему вечем, либо на личные доходы. Если он задумал отправиться на войну, вече вправе было отказать ему в помощи ополчения. Однако князь мог воевать на собственный страх и риск вместе со своими дружинниками, и этим правом князья в те времена часто пользовались к большой своей выгоде. Дружина, вернее, соратники князя следовали за ним повсюду. Когда он покидал свой стол, чтобы княжить в более богатой или крупной земле, они сопровождали его и разделяли его удачу. Но если вече прогоняло не полюбившегося ему князя, дружина изгонялась вместе с ним.

Подобные переходы князей со стола на стол были в порядке вещей, и редко кто не занимал в продолжение своей жизни полдюжины престолов (или "столов", по бывшему тогда в употреблении многозначительному выражению). Смена правителей происходила без особых конфликтов. Когда князь становился неугоден городу, вечу просто надо было собраться и произнести сакраментальную фразу: "Приветствуем тебя, княже!" После этого светлый князь удалялся, испытывая к своим бывшим избирателям не большую недоброжелательность, чем, скажем, провалившийся на выборах кандидат в члены английского парламента. Если преемник не оправдал ожиданий и вече, изменив свои намерения, снова призывало прежнего князя, последний с величайшей готовностью садился на стол. Бывали случаи, когда в том же городе тот же князь избирался, прогонялся и снова призывался три-четыре раза подряд.