Бег крысы через лабиринт - Антон Фарб

В один из таких вечеров Касиан подъехал к «Эшер-хаусу» со стороны заброшенных стройплощадок, с трудом загнав неповоротливый, как катафалк, «Хаммер» во внутренний дворик у одного из служебных выходов.

Тощая крыса настороженно принюхалась, помахивая голым хвостиком, и юркнула в петляющий коридорчик лабиринта.

— Лабораторная крыса, — изрек патер Сальватор, — в чем-то равноправна с исследователем; она сама рисует свой лабиринт, ибо свободна в выборе пути к кусочку сыра. Надо только помнить, что свобода крысы не простирается дальше стенок лабиринта.

Стенд-лабиринт занимал большую часть крипты бихевиористики; почти все остальное пространство было забито клетками с подопытными животными. Тронув рычажок на подлокотнике инвалидного кресла, патер Сальватор резво прокатился между клетками, ударяя по ним ротанговой тростью, и перебудил таким образом всех до единой несчастных тварей.

— Я рад, — рявкнул патер, перекрывая гомон разбуженных зверей, — что ты обратился за помощью в свою альма-матер. И еще больше я рад, что ты плюнул на химеру независимости.

Обезьянка-капуцин — черно-белая шерстка топорщится на тонком, как проволочный каркас, тельце — пронзительно заверещала, вцепившись в решетку и раскачивая клетку.

— Только такой идиот, как этот компрачикос Моро, — проревел Сальватор, на миг превратившись в живое воплощение антагонизма между секулярной и академической наукой, — может расходовать свой талант для потехи праздной толпы!!!

Мраморный дог заметался по клетке, роняя капли слюны из вживленной в морду фистулы.

— Он обогнал нас в таинстве пермутации генома на десять лет, — скрежетнул зубами Сальватор, огладив ладонью свой обритый наголо череп; толстые гусеницы его бровей сползлись к переносице. — Его кунсткамера снится всем инокам с кафедры генетики, от министранта до декана. Поговаривают, что приор был готов прибегнуть к симонии, чтобы сманить любого из ассистентов Моро. Беда в том, что Моро богаче университета…

Объехав вокруг стенда-лабиринта, патер Сальватор притормозил и, открыв одну из клеток, вытащил наружу белого кролика. Подняв его за уши и заглянув в его розовые глаза, Сальватор сказал в пространство, будто Касиана в крипте не было:

— Достань мне любого из уродцев Моро. Живого, мертвого — значения не имеет. Достань хотя бы на время. И тогда можешь считать все свои проблемы решенными…

К заднему дворику юго-восточного бастиона «Эшер-хауса» прилегала заброшенная стройплощадка: сильно пересеченное пространство, огороженное металлической сеткой с угрожающими табличками «Высокое напряжение» и «Вооруженная охрана», изъеденными ржавчиной до полной нечитаемости. Земля внутри была изрыта траншеями, окружавшими заполненный грязной водой котлован, из которого, будто менгиры, торчали опорные сваи. В траншеях гнили обмотанные стекловатой трубы теплоцентрали. Тропки вокруг котлована были захламлены штабелями плит и пустующими вагончиками для жилья.

Широкий и приземистый «Хаммер» с трудом пробирался сквозь эту полосу препятствий, то и дело притормаживая и сдавая назад. Касиан купил этого шестиколесного монстра, помнящего еще бои Реконкисты, всего неделю назад и до сих пор не очень освоился с управлением. У броневика, чем-то неуловимо смахивающего на катафалк, были лысые покрышки и побитая, но крепкая броня, а еще — мощный восьмицилиндровый дизель и два ряда галогенных фар, закрепленных на пулеметной станине. На эту покупку Касиан истратил последние деньги, вырученные от продажи клиники.

Дворик, куда Касиан задом (иначе было не развернуться) загнал «Хаммер», был совсем крошечный. Даже и не дворик, а просто закуток, образованный тремя стенами и обращенный к стройплощадке. Одна из стен была затянута зеленой нейлоновой сеткой, из-под которой выпирали ребра строительных лесов. Другая, кирпичная, стена была покрыта копотью и маслянистой пленкой осевшей влаги. Окна в стене были заколочены фанерой и замазаны краской; щелястые ящики кондиционеров бельмами висели в углах окон. К стене прилепился ржавый скелет пожарной лестницы.

Третья стена принадлежала хозблоку бастиона и была вся размалевана аляповатыми люминесцентными граффити. В этой стене была дверь: прямоугольник сизого металла с табличкой «Вход воспрещен». К двери вел небольшой пандус, весь в черных пятнах машинного масла. Рядом с рампой стояли мусорные баки.

Когда «Хаммер» задним бампером задел один из этих баков, Касиан заглушил мотор, поставил броневик на ручной тормоз, поправил зеркало заднего вида, чтобы лучше видеть дверь, и поглядел на часы. Ждать оставалось сорок минут…

Касиана пригласили в кампус в конце ноября. Дул холодный порывистый ветер, срывая с деревьев последнюю листву, и в университетском парке почти не было иноков. Цензус, невысокий, мускулистый парень с короткой стрижкой, встретил Касиана на гравиевой дорожке, окруженной двухэтажными дортуарами. На зажиме для галстука у цензуса был маленький пацифик в венке из дубовых листьев. Капитул Ордена рыцарей Латинского квартала рассмотрел ваше предложение, сказал цензус. С точки зрения декана капитула, риск планируемой операции неоправдан. Тем не менее, приор университета крайне заинтересован в потенциальном результате. Касиан переступил с ноги на ногу. От лица приора университета и декана капитула, сказал цензус, я уполномочен уведомить вас, что университет не берет на себя материальное обеспечение планируемой вами операции. В случае провала операции университет будет отрицать любую свою причастность к вашим действиям. Однако, если операция пройдет благополучно, каноники Ордена готовы рассмотреть вопрос приобретения вашего трофея. Я надеюсь, добавил цензус, вы понимаете, что эта договоренность останется устной и не будет иметь никакой юридической силы. Касиан кивнул. Вы также должны понимать, сказал цензус, глядя Касиану прямо в глаза, что любая ваша попытка скомпрометировать университет повлечет за собой вашу немедленную ликвидацию силами Ордена квартальеров. Касиан еще раз кивнул. Мы желаем вам удачи, сказал цензус, заложив руки за спину, и будем внимательно следить за вашим прогрессом.

На обложке рекламного буклета была литография Мориса Эшера: огромная скала, увенчанная крепостью, парит над темной водой, и крошечный человек верхом на черепахе подплывает к летящей цитадели, пораженно воздев руки. В полутьме, царившей в салоне «Хаммера», черно-белый рисунок казался особенно контрастным. Глянцевое покрытие обложки холодило пальцы. Голографический герб «Эшер-хауса», уловив тепло человеческих рук, начал мерцать и переливаться.

Касиан открыл буклет, и ему на колени выпала сложенная вчетверо газетная вырезка. Касиан знал ее наизусть; тем не менее, он подобрал ее, развернул и аккуратно разгладил на колене. Вырезка рассказывала об аукционе кадавров инженера Моро. Аукцион должен был состояться сегодня, через четыре часа, в открытом бельведере на крыше юго-восточного бастиона.

Внутри буклета были фотографии интерьеров «Эшер-хауса», сделанные широкоугольным объективом с очень странных точек — с люстры, из кадки для пальмы, со дна фонтана, с макушки звонка на стойке портье или с подноса официанта… Рядом с фотографиями в буклете были гравюры великого голландца. На них коридоры отеля закручивались в бутылки Клейна, выворачиваясь наизнанку и поглощая самое себя, лестницы вели в никуда, колонны подпирали пустоту, а паркет оживал тысячами маленьких юрких ящериц… От долгого перелистывания буклета у Касиана начала болеть голова.

Он закрыл глянцевую книжицу и снова перечитал вырезку. По мнению трувера бульварной газетенки, из которой Касиан и узнал об аукционе, главными покупателями творений инженера Моро должны были стать нефтяные эмиры и сетевые маркграфы, в последнее время все чаще вкладывающие средства в произведения искусства, а так же немногочисленные частные коллекционеры. Немногочисленные, с ехидцей подчеркивал трувер, в первую очередь потому, что ожидаемая стартовая цена отдельных лотов достигала миллиона евро. Чего трувер не знал и знать не мог, так это того, что на аукционе будут присутствовать и несколько незваных гостей, пришедших отнюдь не покупать…

Головная боль у Касиана стала сильнее. Он свернул вырезку, засунул ее в буклет и убрал буклет в бардачок, вытащив оттуда аптечку, а из аптечки — шприц. Пора было будить Ингу.

Отказ квартальеров от прямого содействия в операции был предсказуем, так что Касиан начал копать в этом направлении еще до встречи с цензусом. Для этого ему пришлось спуститься на одну ступеньку социальной лестницы, возвратившись назад, к зыбкой и тревожной жизни хирурга-нелегала — в ту самую заброшенную станцию метро, откуда он так стремился вырваться и откуда рукой было подать до черного рынка наемных мускулов.