Самокат - Елена Гайворонская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ольга… – Выдохнула она, и, как ни старалась не встречаться с ним взглядом, всё же сорвалась, глянула в жёлто-зелёные осколки зеркал. И вновь предательски захолонуло в груди, и мысли, такие правильные, стройные, спутались в бесформенный клубок.
Резкий звонок в дверь. Ольга вздрогнула. Пальцы дёрнулись, противно звякнула ложечка о стеклянный край. Ольга не строила догадки, кто это может быть. Знала наперёд: так трезвонить, словно глухой старушке, может только Алка. Так и было. Алка возникла на пороге, на ходу чмокнула в щёку, скороговоркой протараторив:
– Проезжала мимо… Слушай, я тут твоего бывшего встретила. Как всегда подшофе. Привет тебе передавал. Просил сказать: если тебе что-то понадобится в смысле грубой мужской силы, чтоб обращалась без стеснения. Всё же не чужие…
– Спасибо. – Сухо ответила Ольга, ощутив непонятную досаду на незапланированный Алкин визит. Прётся, как к себе домой. Могла бы, и предупредить, в самом деле…
– А это что? – Она изумлённо кивнула на самокат.
– Твоему Вовке подарок.
– Так у него есть!
– Я не знала. – Замялась Ольга.
– Ладно, твоим детям останется. Может, отелишься когда-нибудь…
Алка ввалилась на кухню и, завидев человека за столом изумлённо всплеснула руками:
– Ой, здрасьте! Оль, я не знала, что ты не одна. Предупреждать надо. А то я ору тут про твоего бывшего. Но бывший – не нынешний, верно? – Она выразительно посмотрела на подпиравшую дверной косяк Ольгу, и та прочла в яростный укор, мол, как ты могла скрывать такое событие от подруги?! – Меня зовут Алла. А вас?
Он ответил.
– Виктор – означает победитель. – Кокетливо улыбнулась Алка, заиграв ямочками на полных щёчках, показавшимися вдруг Ольге безобразно оплывшими, жирными. И что мужики в ней находят? Маленькая, полная, задом лестницу метёт. Только и может, что…
«Остановись! – В ужасе приказала она себе. – Алка – твоя лучшая и единственная подруга, а он просто прохожий, один из миллиона… Как сказала бы Алка – „хрен с горы“…»
– Давно вы знакомы? – Начала допрос с пристрастием Алка.
– Пару часов.
– Да-а?! – Протянула Алка.
И это «да-а» вкупе с выстрелом живых чёрных глаз переводилось следующим образом: она не могла и представить, что правильная тихоня Ольга приведёт в дом мужчину не то, что через два часа – через две недели после знакомства. Наверно, вопреки прогнозу, снова выпадет снег.
Ольга хорошо знала этот хищный блеск, загоревшийся в Алкиных глазах. Огненный взгляд вкупе с неотразимой улыбкой и гейзером кипучей энергии – гремучая смесь, перед которой не мог устоять ни один мужик. Печально, но факт: никто из Ольгиных знакомых не выдержал испытания Алкой. Кроме Сашки. Наверно, потому Ольга тогда за него и вышла… Как выяснилось, напрасно. Не сделала лучше ни ему, ни себе.
И сейчас, наблюдая, как Алка снова плетёт свою паутину, Ольга вдруг почувствовала неприязнь, медленно, но верно перетекавшую в холодную злость. Она с ужасом обнаружила, что почти ненавидит лучшую подругу за все давние обиды и поражения, за собственную вечную второсортность и за нынешнее отчаянное Алкино кокетство с человеком, которого с Ольгой не связывает ничего, кроме глупого случая … И себя Ольга тоже возненавидела за эти недостойные низменные чувства. За то, что вопреки здравому смыслу в голову лезли мысли такие же низменные, недостойные. Зачем-то припомнилось, как однажды сагитировала её Алка на поездку в Турцию. Тогда Ольга была ей очень благодарна: если бы не Алка, сама ни за что б ни выбралась… Омрачило отдых одно: Алка набирала шмотки на продажу, и вместо вожделенного моря Ольге пришлось долго и нудно колесить с подругой по фабричкам, рыться в стоках. Себе-то Ольга особенно ничего не приобрела, да и денег не было, в долг взять постеснялась, да Алка и не предложила, зато на Ольгу ё записали часть Алкиного багажа, чтобы не платить пошлину. В Шереметьево Алку встретил тогдашний друг. Его жигулёнок доверху забили тюками с товаром, сзади притулилась Алка. Ольге же места не хватило даже для её небольшой спортивной сумки. Пришлось добираться на метро… Но тогда она нисколько не обиделась на подругу: бизнес – вещь непростая. Зачем она сейчас вспомнила об этом?
– А вы кто по профессии? – Щебетала Алка.
– Инженер. Правда, пришлось переквалифицироваться в автомеханика. – Он метнул беглый взгляд на Ольгу, притулившуюся в дверях, бледную, с закушенными губами, комкавшую край вязаного джемпера.
– Ой, как хорошо! А вы не послушаете: у меня в машине что-то стучит…
– Сожалею, но мне пора. – Виктор решительно поднялся, отодвинув чашку с остывшим кофе. – Приезжайте к нам в сервис.
Он порылся в карманах, достал визитку, протянул Алке и посмотрел поверх Алкиной головы на Ольгу. Ей показалось, что в этом взгляде заключался немой вопрос, но она не стала разгадывать, какой именно.
– До свидания. – Сказал он. – Спасибо за кофе.
Она молча кивнула.
Хлопнула дверь.
– Откуда ты выкопала этого недотёпу? – Спросила Алка, выглядевшая слегка уязвлённой.
– Если он недотёпа, что же ты перед ним расстилалась? – Дрожащим яростным голосом выпалила Ольга. – И добавила, сама того не ожидая: – Чуть из белья не выпрыгнула.
– Что?! – Выдохнула Алка, тоже побледнев. – Ты что несёшь, подруга? Я что, по-твоему, шлюха?
– Я этого не говорила.
– Но подумала?
– А разве тебя когда-нибудь интересовало, что я думаю?
Лицо Алки, привлекательное именно своей улыбкой, потемнело, ноздри гневно расширились, напомаженные вызывающе-алой помадой губы сдвинулись в злую нить, моментально её обезобразив.
Да ты просто мне завидуешь. – Прошипела она. – Тому, что я мужикам нравлюсь. Я, а не ты. Посмотри на себя: сидишь тут со своими книжками… Вся из себя такая умненькая, правильная… С тобой же со скуки сдохнешь. Зануда, муха сонная!
– Ну, так ступай туда, где весело. – С мстительным торжеством объявила Ольга. – Я тебя не приглашала.
Алка подскочила, как ошпаренная, метнулась в коридор, на ходу натягивая шубку, выкрикивая что-то обидное. Ольга молча закрыла за ней дверь и повернула замок, словно опасалась, что Алка ворвётся обратно. Судорожно сглотнула прикипевшие к гортани слёзы.
Вот так изменила жизнь…
Было горько и противно, но к этим ощущениям примешивалось третье: неожиданное облегчение, словно вскрыла давний нарыв и выдавила прочь годами копившийся в нём гной, медленно подтачивавший изнутри. Теперь останется рубец. Некрасивый, болезненный, долго заживающий. Но сама болезнь осталась в прошлом. Начался процесс медленного выздоровления.
Ольга упёрлась взглядом в самокат, хищно поблескивавший в полутьме узкого коридора, вытащила чудо-технику на балкон… Миг ей хотелось сбросить его вниз, но вместо этого Ольга бережно провела ладонью по железному остову, ещё хранившему тепло чужих рук.
Вдруг почему-то вспомнилось, как два года назад – мамы уже не было – Ольге удалили аппендицит. Алка тогда дневала и ночевала в больнице, кормила подругу с ложечки. Как потом, после выписки, отправив Вовку к бабушке, Алка переселилась к Ольге, готовила, стирала, драила полы… И ощутила себя неблагодарной и отвратительной.
Ольга всё-таки заплакала. Горько и безнадёжно.
С понедельника потянулась очередная рабочая неделя, ничем особенно не примечательная. Нога болеть перестала, и страшный фиолетовый синяк постепенно бледнел, исчезал, оставляя странный выходной в прошлом, с каждым днём всё более далёком. Иногда Ольге отчаянно хотелось повторить головокружительное ощущение полёта, но она не знала, как это сделать: не лезть же на самокат, в самом деле? Чтобы избавиться от наваждения, вытащила самокат во двор и подарила дочке Танюши-одиночки из первого подъезда, сиротливо месившей мартовские лужи.
В среду Ольга забежала в салон и обрезала старательно растимые последние десять лет светлые локоны, соорудив короткую озорную стрижку. Удивлённые коллеги объявили, что Ольга скинула пяток лет. Она прекрасно знала, что это неправда, и злое зеркало таким мелким мошенничеством не проведёшь, но, тем не менее, возвращалась домой с гордо поднятой головой, непокрытой, несмотря на противную изморось. Какой-то паренёк на выходе из метро придержал ей дверь, попытался завязать знакомство. Ольга вежливо отказала, но на душе стало легче и веселее. Конечно, до той безграничной детской радости было далеко, но и из холодных щупалец тягостной депрессии она высвободилась.
Вечером прибежала Танюша с бутылкой портвейна, пирожками и банкой домашнего варенья. А следом заявилась понурая нетрезвая Алка. – Ты прости меня, Олечка… – Пьяно всхлипывала Алка. – Это не ты мне, это я тебе всю жизнь завидовала. Твоей чистоте, наивности, красоте… Я ведь никогда тебе не рассказывала: когда мой первый бабу завёл, не я его выгнала – сам ушёл. Я бы его простила. Я так его любила, скота! В ногах валялась, умоляла, угрожала, ребёнком шантажировала… И знаешь, что он мне тогда сказал? «Деревня ты. Даже поговорить с тобой не о чем. Деньги да памперсы. Хоть бы с подруги своей Оли пример брала. Сразу чувствуется и воспитание, и образование, за собой следит: свеженькая, стройненькая.» А я ведь, помнишь, раньше толстой и не была, после родов располнела…