Танец на зеркале (Тамара Карсавина) - Елена Арсеньева

— Прекрасная карьера для женщины! — говорила она. — Мне кажется, у девочки есть склонность к сцене. Она обожает переодеваться и постоянно вертится перед зеркалом. Даже если она и не станет великой танцовщицей, все же жалованье, которое получают артистки кордебалета, намного больше, чем любая образованная девушка может заработать где-либо в другом месте. Это поможет ей обрести независимость.

Ты сама не знаешь, о чем толкуешь, матушка! — сердился отец. — Я не хочу, чтобы мой ребенок жил среди закулисных интриг. Тем более что она, как и я, будет слишком мягкой и не сумеет постоять за себя.

А Тамаре казалось, что мечта о театре жила в ней всегда. Это был мир такой же сверкающий, как тот, что она видела в калейдоскопе. Даже интриги и тревоги казались ей лишь оборотной стороной его очарования и не внушали ей отвращения!

В конце концов отца удалось переупрямить, и Тамара начала ходить к старинной приятельнице родителей, Вере Жуковой, которая стала ее учить основам танца. Няня Дуняша, которая водила Тамару на уроки, была этим чрезвычайно недовольна и беспрестанно ворчала:

— Взбрело же мамаше в голову мучить ребенка! Знавала я одного акробата, так ему переломали все кости, чтобы он стал гибким!

А Тамара была счастлива на этих уроках. Брат Лева, правда, подсмеивался над ней и передразнивал, ходил, вывернув ступни, и делал нелепые жесты, умильно поводя головой. А его радовало то, что отец начал собирать для него библиотеку! Денег на дорогие книги не хватало, поэтому отец покупал дешевые издания и сам переплетал их. Впрочем, Тамара эти книжки тоже читала запоем. Больше всего ее воображение поразили «Серапионовы братья» Гофмана. Конечно, она мало что поняла в смысле произведения, но соединение фантастики с реальностью ее поразило. Именно этим и привлекал ее театр — на сцене, в этом волшебном мире, можно было укрыться от бытовых неурядиц, ссор, вечной нехватки денег, болезней…

К приемным экзаменам в театральное училище готовил Тамару отец. Он оказался одним из суровейших педагогов в ее жизни! Он никогда не был доволен, если лицо Тамары не покрывалось потом. И не стеснялся в замечаниях:

— Руки держишь, словно канделябры… У тебя колени согнуты, как у старой клячи…

Пить во время урока не позволял:

— Ты собьешь себе этим дыхание!

И не разрешал садиться сразу после урока, потому что внезапное расслабление мускулов после долгого напряжения может вредно сказаться на коленях…

И вот 26 августа 1894 года девятилетнюю Тамару повели на экзамен. Она была вне себя от страха, что могут не принять. Не могла ни пить, ни есть, и даже новое белое платье и туфельки бронзового цвета, надетые по такому случаю, не могли утешить ее.

Среди экзаменаторов был и Платон Карсавин, однако он и виду не подал, что узнал дочь.

Вызывали сразу по несколько девочек. Названные выходили на середину комнаты и становились там, а преподаватели расхаживали вокруг и разглядывали их. Сначала девочки стояли неподвижно, затем им велели ходить, потом бежать: чтобы оценить их внешность и решить, достаточно ли они грациозны. Затем девочки стояли, сомкнув пятки, чтобы удобнее было рассмотреть их колени. После первого же испытания девочек осталось значительно меньше… Потом был медицинский осмотр — очень тщательный. Кого-то отклонили из-за слабого сердца, других — из-за легкого искривления позвоночника. Затем последовали экзамены по музыке (проверить слух), по чтению, письму и арифметике. Наконец стало известно, что приняли десять человек, в том числе и Тамару Карсавину! Теперь надо было срочно готовить «экипировку» — коричневое кашемировое платье для занятий в классе и серое полотняное платье для танцев.

Карсавины жили довольно далеко от училища, и, чтобы успеть на урок вовремя, приходилось выходить рано, еще до восьми часов. Трамваев тогда еще не было, по улицам ходили конки, которые тянула по рельсам пара лошадей.

Ученикам иногда приходилось выступать на сцене — если действие требовало присутствия детей. Для Тамары сцена была то же, что Мекка для правоверного мусульманина! И вот наконец ее выбрали для участия в толпе в балете «Коппелия». Без преувеличения — она волновалась так же, как исполнители ведущих партий, а то и больше. Яркий костюм, немного румян, наложенных на бледные Тамарины щеки заячьей лапкой… Тамаре казалось, что все смотрят на нее и любуются ею. Да, наконец-то она вошла в пленительный мир сцены!

Обычно роли репетировали в училище. Но если было нужно, воспитанниц отвозили в театр. Вместительные кареты, рассчитанные на шестерых, девочки между собой называли «допотопными ископаемыми». Но иногда за ними присылали старинные экипажи на пятнадцать мест! Эти очень напоминали тюремные кареты.

Нравы в училище были чрезвычайно строгие. Тамара росла с братом, часто играла с его друзьями. Ей было странно, что девочки в училище почти никогда не видели мальчиков, своих соучеников. Они жили этажом выше, и девочки встречали их только на уроках бальных танцев и на репетициях. Разговаривать строжайше воспрещалось. Девочки степенно исполняли все фигуры кадрили, лансье и менуэта, не поднимая глаз на своих партнеров. Впрочем, легонький флирт все же происходил: ведь неписаными правилами диктовалось, чтобы у каждой девочки непременно был поклонник!

Тамаре в этом смысле повезло: ее подруга Лидия Кякшт «приказала» своему старшему брату, танцовщику, стать Тамариным поклонником. И он с удовольствием повиновался! Да и чего ради? Эта Карсавина была такая хорошенькая! Как-то раз преподаватель истории, рассказывая о жизни и обычаях сербов, сказал, что у сербских женщин очень красивые глаза. И уточнил: «Как у мадемуазель Карсавиной». Впрочем, глаза у нее были вовсе не сербские, а скорее грузинские: ведь в их семье была восточная кровь.

Те же негласные обычаи училища требовали кого-нибудь непременно «обожать». Прежде всего объектами были взрослые, знаменитые балерины, например Матильда Кшесинская и Ольга Преображенская. Тамара выбрала танцовщика Павла Гердта, лучшего из всех. Она и мечтать не могла, что спустя несколько лет станет танцевать в «Корсаре» вместе с предметом своего обожания, что он будет Конрадом, а она — Медорой…

После года учебы Тамара выдержала еще одни экзамены и была зачислена в училище пансионеркой. Теперь она должна была там я учиться, и жить. Теперь весь мир ее замкнулся в стенах старинного здания на Театральной улице, а правила училища стали ее образом жизни…

Первым делом начальница велела ей немедленно снять прелестный голубой капор, напоминающий хорошенькую кукольную шляпку, и зачесать назад челку. Потом кастелянша выдала Тамаре платье из голубой саржи старомодного покроя с облегающим лифом и глубоким вырезом и юбкой в сборку, доходящей до щиколотки. Белая пелеринка из накрахмаленного батиста прикалывалась на спине и завязывалась на груди. Черный передник из шерсти альпаки, белые чулки и черные легкие туфли дополняли костюм. А по воскресеньям надевался белый передник.