Грешница - Сергей Шхиян

Пока мы доехали глаза у него стали какие-то мутные, а портки между ног топорщились. Я поняла, что у него на уме баловство и потребовала:

— Отстань, больно ты мне нужен! Веди меня к барину.

Паренек шмыгнул носом, отерся рукавом рубахи и сказал отворачиваясь:

— Сама иди, дорогу и без меня найдешь, дура деревенская!

— Сам дурак, — по привычке ответила я, и робко огляделась.

На господском дворе я была впервые. Изба у нашего помещика была огромная под зеленой крышей, а окна такие большие, что в них можно было заехать прямо верхом на лошади. От такого великолепия я совсем оробела, так что не знала, что мне делать дальше. Хотела попросить помочь парнишку, но он, видно, так рассердился, когда я назвала его дураком, что быстро повел лошадь к конюшне и издалека показал мне кулак.

Я стояла на месте, но никто меня не окликал. Потом из избы вышла какая-то барыня в нарядном сарафане, остановилась на крыльце, широко зевнула и стала грызть орешки, сплевывая скорлупки на двор. Я ей низко поклонилась, но она меня не заметила, почесала себя ниже спины, опять во весь рот зевнула и вернулась в избу. Уйти восвояси я не могла, боялась барина, пришлось ждать, когда меня заметят. На мое счастье из барской избы вышла старая старушка с добрым лицом, спустилась с крыльца и, на мой поклон, спросила:

— Ты чего, милая, тута который час стоишь?

— Барин приказал прийти, да вот не знаю, как о себе сказать, — ответила я.

— Так чего ты здесь стоишь? — удивилась она. — Иди в дом, да сама доложись.

— Боязно, бабушка, как бы чего не вышло, — ответила я. — Вдруг барин заругается!

— Иди, милая, не робей. Правда, думаю, сейчас барину-то не до тебя. Он Акульку, свою попутал на блуде вот и лютует.

— На чем, бабушка, попутал? — не поняла я.

Старуха засмеялась и ответила так, что я опять не поняла:

— Скоро сама узнаешь, про наши бабьи грехи.

— Я, бабушка, грешить никогда не буду, — сказала я. — Грешить — грешно, за грех Боженька накажет.

— Ну, да? — улыбнулась старуха. — Зарекался кувшин по воду ходить! Все, милая грешат, без того прожить нельзя. Грех, он что, тьфу на грех, ты знай греши, но не забывай вовремя покаяться.

Было видно, что старуха добрая и я бы с ней еще поговорила, но тут из барской избы вышел какой-то красивый как картинка кудрявый красавец, одетый в синие портки, красную рубаху, смазные блестучие сапоги и расписную жилетку, и велел мне идти вслед за ним.

— Иди, милая, иди, не робей, — улыбнулась добрая старушка, — это наш лакей Степка, он парень хороший, только выпить любит.

Степке ее слова не понравились, он показал бабушке язык и пошел назад в избу, а я пошла следом за ним. Скоро, он привел меня в просторные сени и велел сесть на лавку. Я послушно села, а он тотчас ушел в покои. Не успела я осмотреться, как за мной пришла давешняя барыня, что зевала на крыльце, и велела идти с ней к барину. Я испугалась, но послушалась. Мы прошли в залу. Там на мягкой лавке с высокой спинкой сидел наш барин. Я остановилась в дверях. Он увидел меня и тотчас поманил пальцем. Я подошла к нему, и низко поклонилась.

Барин был очень нарядный, но одетый почему-то в бабий салоп из золоченой холстины. Он сидел как-то боком, одну голую ножку поджав под лавку, а другую в шелковом чулке положив поверху. Я опять ему поклонилась, и он мне в ответ кивнул головкой. Хоть наш господин и был невысок ростом, но зато с большим животом и круглым лицом. Я его не видела с прошлого рождества, и мне показалось, что с того времени он как-то опух. Я исподволь осмотрела его, а он, не скрываясь в упор, рассмотрел меня. Мне стало стыдно, что я такая некрасивая и затрапезная, но барин меня не заругал.

— Ты, значит, и есть девка Алевтинка, — наконец спросил он, — дочь Сергея Дальнего?

— Да, — едва слышно ответила я.

— Выросла. А я тебя помню еще вот такой, — показал он невысоко от пола. — Помнишь, как я тебе сладости носил?

— Как же не помнить, вы завсегда наши благодетели, а мы ваши дети, — ответила я как было положено в таком случае.

Ему мой ученый ответ понравился и он даже улыбнулся. Я обрадовалась, что он сейчас отпустит меня домой, но не тут-то было.

— Надумал я тебя, Алевтинка, замуж выдать, — вдруг сказал он. — Хочешь, дура, замуж?

— Не, я домой хочу к мамке, — с испуга ответила я и начала пятиться к дверям.

Барин рассмеялся, полез в карман салопа, вытащил табакерку, отправил в нос табак и два раза громко чихнул.

— К мамке, говоришь? Эх, ты, дурочка, деревенская! Все видать позабыла?! Это хорошо. К мамке она хочет! Тебе девка пора барину рабов рожать, а не за мамкину юбку держаться. Ничего, как увидишь жениха, рада будешь!

Помещик повернулся к дверям и громко позвал:

— Эй, Степка, Аленка, есть там кто-нибудь!

В залу заглянул красавец Степка и ленивым голосом спросил:

— Чего надо?

Барин рассердился, опустил ногу с лавки, хотел, было встать, но раздумал и просто закричал, краснея лицом:

— Я тебе дам. чего надо! Ты мне еще поговоришь! Давно видать не драли? Хочешь, как Алексашка плетей получить?

— А я чего? — сразу же поменял голос Степка. — Чего это, как чуть что так сразу плетью грозитесь? Нешто я так без понятия?

— Тот-то, — остыл помещик. — Бегом на конюшню, и подать мне сюда Алексашку!

Степан скрылся, а барин начал ворчать себе под нос:

— Совсем распустились холопы, вовсе страх забыли! Это все моя доброта!

Я стояла, ни жива, ни мертва, не зная, что меня ждет. Барин больше на меня не смотрел, говорил сам с собой. Со страха я почти не понимала его слов. Не знаю, сколько времени мне пришлось ждать, наверное, долго, пока, наконец, вернулся лакей с Алексашкой. Я как взглянула на него, у меня будто оборвалось сердце. Он был хорош как сказка. Против него даже Степка показался мне совсем невидным.

Из себя Алексашка был весь гладкий, с усами прямо как у благородного, а на лбу, выпущенным из-под червонной мурмолки с лаковым козырем, спускался до правого глаз кудрявый пшеничный чуб. Даже одежда у него была господская, и сапоги блестели как жар!

Красавец вошел, повинно опустив голову, и остановился возле порога.

— Ну, что встал, что встал, анафема! — закричал барин. — Иди сюда, посмотри мне в глаза своими бесстыжими зенками!

Алексашка молча подошел и, не поднимая глаз, поклонился.

— Девок и баб тебе шельмецу было мало? На мою последнюю радость позарился?! — кричал, распаляя сам себя, помещик. — Я ли тебе не отцом родным был? Я тебя не жалел и не возвеличивал? А ты мне чем, мерзавец, отплатил?

— Напраслину на меня наговорили, — тихо ответил Алексашка. — Не было у нас с Прасковьей ничего.

— Не было говоришь? Так докажи!

Красавец поднял на господина удивленный взгляд и тут же быстро опустил голову, но ответил дерзко:

— Могу и доказать, если хочете, хоть перекрещусь.

— Мне твоего креста не надобно, а вот жениться тебе придется! — успокаиваясь, сказал помещик. — Вот твоя невеста, любуйся, можешь хоть завтра под венец!

Алексашка повернулся ко мне и посмотрел оценивающим взглядом. У меня сжалось сердце, и лицо ожег нестерпимый жар стыда. Что дальше делал нареченный, я не знаю, опустила голову долу. Мне было впору провалиться сквозь землю со стыда.

— Ну, что молчишь, анафема? — опять закричал помещик. — Что не по нраву невестушка? Смотри, какая девка справная, знай мою доброту!

— Это, того, барин, — тихо сказа Алексашка, — чем на такой жениться, лучше сразу в петлю! Прикажите веревку подать, на ваших глазах удавлюсь!

— А и удавись, — засмеялся помещик. — Степка, принеси ему веревку, пущай давится, а я посмотрю и посмеюсь!

В тот момент, я готова была умереть. И так знала, что не красавица, но чтобы петля была парню слаще меня, о таком не думала, не гадала.

Алексашка между тем вдруг заплакал и как стоял, повалился барину в ноги.

— Не губи, кормилец! Нет у меня к этой девке сердца. Прости, Христа ради!

— Не погубить просишь? А как мою Прасковью по всякому тереть у тебя сердце было?! Как слова ей пакостные говорить, да под юбку лазать, у тебя сердце было? — кричал он. — Позвать сюда блудницу, я вам сейчас покажу, как надо мной насмехаться!

Словно по заказу в светлицу вошла та самая барыня, что зевала на крыльце. Она смело подошла к гневливому помещику.

— И чего это вы кричите, на весь дом, Леопольд Африканович? Какой такой блудницей меня позорите? Я ли не вам верной была, а от вас акромя измен ничего не видала?

— Прасковья ты говори да не заговаривайся! — сразу перешел с крика на тихий говор помещик. — Вот женю Алексашку на этой девке, тогда посмотрю, как ты рассуждать станешь!

— А по мне чего? Мое дело сторона, мне вас, Леопольд Африканович, ублажать планида, а вы мне изменничаете! А про Алексашку мне чего? Пущай!

— Так он на этой вот девке-то жениться не хочет, о тебе, небось, думает, — игнорируя обвинения в измене, пожаловался барин. — Если не было промеж вас блуду, так пусть женится!