Бренна земная плоть - Николас Блейк

— О'Брайен не только летчик. Он интересуется также и строительством самолетов. Сейчас он работает над новой конструкцией, которая, по его словам, произведет настоящую революцию в самолетостроении. И он не хочет, чтобы об этом узнали раньше, чем нужно.

— В таком случае, возможно, за всем этим скрывается какая-то иностранная держава. Может быть, его все-таки стоит охранять полиции?

— Я тоже придерживаюсь этого мнения, — нахмурился сэр Джон. — Но попробуй что-либо сделать с этим упрямцем! Он сказал, что уничтожит все свои чертежи, если почует хотя бы запах полицейского. Он считает, что сам может позаботиться о себе, что, видимо, не лишено основания, помимо этого, на данном этапе никто еще не может разобраться в его конструкции, кроме него самого.

— Тем не менее между угрожающими письмами и его изобретением может существовать какая-то связь.

— Да, это не исключено. Но не стоит подходить к этому делу с предвзятым мнением.

— А что ты знаешь о его частной жизни? Он женат? Не говорил ли он тебе, кого пригласил к себе на Рождество?

Сэр Джон потрогал кончики светлых усов.

— Нет, не говорил. Он холост, хотя, полагаю, должен иметь успех у женщин. Кроме того, у нас нет никакой информации о нем до той поры, как он стал летчиком. Поэтому он стал чуть ли не самой таинственной личностью, о которой пишут газеты.

— Это понятно. Газеты наверняка пытались разузнать что-либо о его прошлом, а поскольку им это не удалось, решили, что у него есть веские основания скрывать это прошлое. Ведь угрожающие письма могли относиться еще и ко временам его юности, точнее говоря, к грехам его юности или… — Найджел ухмыльнулся. — Имеется, правда, и другой вариант: деньги! Должно быть, он не испытывает недостатка в деньгах, если может позволить себе снять Дауэр-Хауз… Об его состоянии что-нибудь известно?

— Мне — нет. Разумеется, у него было немало возможностей сделать большие деньги — ведь он был кумиром публики, героем номер один! Но, кажется, он не использовал их. Лучше ты сам задай ему эти вопросы. Если О'Брайен считает, что эти угрожающие письма — не шутка, он доверится тебе. — Сэр Джон поднялся с кресла. — Ну ладно, я должен идти. Сегодня вечером я обедаю у министра внутренних дел.

Взяв Найджела под руку, он повел его к двери.

— Хочу только предупредить Элизабет и Герберта, чтобы они случайно не выдали цели твоего пребывания в Дауэр-Хауз. А О'Брайену я телеграфирую, что ты прибудешь двадцать второго числа. С Паддингтонского вокзала идет удобный поезд в одиннадцать сорок пять. Если ты воспользуешься им, то как раз успеешь к чаю.

Остановившись у двери в салон, сэр Джон схватил племянника за руку.

— Позаботься о нем, Найджел! — прошептал он. — Я должен был бы тверже настаивать на вмешательстве полиции. Если действительно что-то случится, эти письма доставят нам много неприятностей. И, разумеется, ты сразу же уведомишь меня, если установишь, что за письмами что-то кроется. Если в наших руках очутятся какие-нибудь разумные гипотезы, я буду меньше беспокоиться. Ну, всего хорошего, мой мальчик.

Глава 2

Однако Найджелу не суждено было воспользоваться поездом, отправляющимся в одиннадцать сорок пять. Вечером 21 декабря ему позвонил дворецкий леди Марлинворт и сообщил, что его хозяева задержались в городе и поэтому отправятся в Чаткомб только завтра утром. Они просили передать, что будут рады, если мистер Стрэйнджуэйз составит им компанию и поедет вместе с ними на их машине. Если он не возражает, они заедут за ним ровно в девять. Найджел счел невежливым отказываться от приглашения, хотя в этой поездке у него наверняка разболится голова, поскольку он будет вынужден выслушивать в течение четырех, а то и пяти часов подряд воспоминания лорда Марлинворта.

На следующее утро ровно в девять к дверям дома Найджела подкатил «даймлер». Для его тетушки поездка в машине всегда была настоящим приключением, и поэтому к ней нельзя было относиться легкомысленно. И хотя лимузин был защищен от сквозняков и пыли лучше, чем палата в санатории, леди Марлинворт брала с собой в поездку, которая немного превышала 20 миль, дорожный плед и нюхательную соль.

Садясь в машину, Найджел натолкнулся на какую-то большую корзину, судя по всему, набитую грелками.

Когда он наконец уселся на свое место, лорд Марлинворт с разложенной на коленях географической картой посмотрел на часы и сказал, словно полководец генералу, в микрофон шоферу:

— Кокс, вы можете ехать!

Во время поездки лорд Марлинворт всячески заботился о том, чтобы поддерживать разговор: проезжая по предместьям, он делал краткие замечания об их архитектуре и проводил параллели между внешним видом домов и все уравнивающей цивилизацией двадцатого столетия. Одновременно он великодушно воздавал должное людям, которые живут в этих домах: несомненно, они играют большую роль в жизни общества и достойны восхищения. Когда машина выехала за черту города, лорд Марлинворт перенес свое внимание на чудесный пейзаж и рассказывал анекдоты о графствах, по которым они проезжали, его супруга дополняла рассказ разного рода пояснениями, касающимися родословной людей, живших там. Когда наконец путешественники достигли развилки дороги, лорд Марлинворт еще раз внимательно изучил карту и дал шоферу указания, которые Кокс принял с почтительным поклоном, словно он ехал по этой дороге не пятьдесят первый, а первый раз.

Странная, какая-то нереальная атмосфера поездки оказала на Найджела усыпляющее действие. Сначала он пытался бороться с дремотой, но потом, прекратив сопротивление, заснул.

Проснувшись, Найджел заметил, что они ехали уже не по шоссе, а по какой-то узкой проселочной дороге, где ветви деревьев почти касались верха машины. Они сделали несколько поворотов, спускаясь и поднимаясь с холма на холм. От развилки одна дорога вела к Чаткомб-Тауэрс, другая направо — к Дауэр-Хауз. Коксу было дано распоряжение сначала отвезти Найджела в Дауэр-Хауз.

Выйдя из машины, Найджел заметил, что растительность буйно разрослась с тех пор, как он был здесь в последний раз. В конце сада, метрах в пятидесяти от дверей дома, был построен военный барак. Ожидая, когда ему откроют, Найджел спрашивал себя, как О'Брайену удалось получить разрешение от лорда Марлинворта возвести на территории Дауэр-Хауз такое ужасное строение. Кроме того, он внезапно вспомнил, что забыл уведомить О'Брайена об изменении времени своего приезда и что его ожидают только к чаю.

Наконец дверь открылась, и на пороге появился широкоплечий, очень высокий мужчина в добротном синем костюме. Он бросил взгляд на Найджела и его чемодан — машина Марлинвортов тем временем уже отправилась дальше — и строго сказал:

— Благодарю вас, но пылесосы нам не нужны. Не нужны и шелковые чулки, и средства для чистки серебра, и корм для птиц.

Он хотел было закрыть дверь, но Найджел успел сделать шаг вперед.

— Я вам ничего этого не предлагаю, — сказал он. — Меня зовут Стрэйнджуэйз. Я приехал из Лондона на машине, забыв предупредить, что возможно приеду раньше.

— О, в таком случае, прошу простить меня, мистер Стрэйнджуэйз! Входите, пожалуйста! Меня зовут Беллами. Но чаще меня называют Артуром. Полковника сейчас нет, но к чаю он вернется. Я покажу вам вашу комнату. А потом — я почти уверен — вам захочется немножко поразмять ноги в саду. — Он задумчиво посмотрел на Найджела, добавив: — Или немного побоксировать со мной. После утомительной поездки это наверняка поднимет ваш тонус, если, конечно, вы — приверженец этого благородного спорта.

Найджел поспешно отклонил предложение. Какое-то мгновение Артур казался разочарованным, но потом его лицо скривилось в кислой улыбке.

— Что ж, — сказал он. — Одни привыкли работать кулаками, другие — умом. — Он почесал нос. — Все в порядке, мистер Стрэйнджуэйз. И можете не беспокоиться — мне известно, с какой целью вы сюда прибыли. От меня никто ничего не узнает. Я умею держать язык за зубами. Обо мне всегда говорили, что я нем как рыба. Даже прозвище дали — Рыба.

Найджел последовал за «Рыбой» наверх и некоторое время спустя уже распаковывал свои чемоданы в комнате с выкрашенными белой краской стенами и мебелью из дуба — не лакированной, но выглядевшей очень уютно. На стене висела только одна картина. Найджел посмотрел на нее, близоруко сощурившись, а потом, чтобы рассмотреть получше, подошел поближе — с сигаретой в одной руке и брюками в другой. На картине была изображена девичья головка, ее автором был Август Джон. Найджел не торопился раскладывать свои вещи. Он был, как сам любил говорить, прирожденным сыщиком, и его интересовали прежде всего люди и их поступки, поэтому он не спеша начал выдвигать ящики комода — не для того, чтобы уложить туда свои вещи, а чтобы посмотреть, не оставил ли там чего-нибудь тот, кто жил здесь перед ним. Но ящики оказались совершенно пустыми. Потом он открыл вазочку на ночном столике. Там было сдобное печенье. Машинально он сунул в рот несколько штук и подумал, что у летчика, видимо, очень добросовестная экономка. Затем Найджел подошел к камину и посмотрел на книги, стоявшие там. «Аравийская пустыня», «Замок» Кафки, «Величие и падение Русской империи», «Речи Джона Донна», последняя из книг — роман, принадлежавший перу Дороти Сейерс. Он раскрыл книгу. Это было первое издание, на нем красовалась надпись: «Моему другу Фергусу О'Брайену». Найджелу показалось, что он заранее составил себе не совсем верное представление о человеке, к которому приехал, все, только что увиденное, как-то мало вязалось с его представлением об О'Брайене как человеке-сорвиголове и чуть ли не самом отважном летчике.