Корона жигана - Евгений Сухов

Васька поднялся по ступеням и уверенно распахнул дверь. В лицо ударил яркий свет, на несколько секунд ослепив его. Пройдя по узкому коридору, Кот вошел в комнату и увидел расположившихся на диване темноволосого молодого мужчину и белокурую женщину.

Мужчина был явный жиган. Лет тридцати пяти, не больше, чернявый, в косоворотке и темно-синих брюках, он сидел расслабленно, забросив мускулистые руки на спинку дивана. Женщина выглядела чуть постарше его, с заметными следами увядания на лице, но еще по-прежнему оставалась привлекательной. Одета она была в дорогое шелковое платье. На каждом пальце сверкало по золотому кольцу. На шее переливалось тяжелое жемчужное ожерелье. Она очень хорошо смотрелась рядом с молодым жиганом.

— Мое почтение, господа, — широко заулыбался Васька Кот, откровенно разглядывая женщину. Ее грудь выглядела весьма привлекательной, соблазнительно колыхаясь при каждом движении мадам.

— Здорово, коли не шутишь, — оскалился жиган, показав пожелтевшие зубы.

— Так ты, значит, и есть питерский? — спросила мадам.

Голос у нее был низковатым, с хрипотцой. Явно подпорчен разными удовольствиями жизни.

— Он самый, — протянул Васька Кот и без приглашения уселся на крепкий сосновый табурет, до лоска обтертый многочисленными задницами клиентов.

Васька Кот гордился своим питерским выговором, хотя родом был из Петергофа.

— Как тебя звать-величать? — спросил мужчина, пристально разглядывая гостя.

— Васька Кот, может, слыхали? В своем городе я человек известный.

— Из жиганов?

— А то! — не без гордости отозвался Васька. — Уже четвертый год пошел, как жиганствую.

— Есть у меня в Питере кореша, и сам я не однажды к вам наведывался, но о тебе, признаюсь, не слышал, — губы мужчины скривились в ухмылке.

— Хм… А может, вы слышали о том, как в прошлом году на Невском ювелирный взяли?

— Это еврея Лившица? — оживленно уточнил жиган, посуровев.

— Да нет, друг, ты ошибаешься… Еврея, конечно, но не Лившица. Шварц его фамилия!

Чернявый искренне расхохотался, вздернув острый подбородок. Женщина лишь сдержанно улыбнулась.

— Ну, подзабыл я малость, — смеясь, отвечал жиган, — всего-то и не упомнишь. А про дельце это я слыхал, — протянул он восторженно. — В газетах писали, что вы хапнули тогда сто пятьдесят тысяч.

— Правильно уркаганы делают, что газет не читают, — безнадежно махнул рукой Васька Кот. — В газетах все врут! Ты добавь к этой цифре еще нолик и небольшой хвостик, тогда поймешь, сколько мы хапнули.

Глаза темноволосого блеснули. Цифра весьма впечатляла.

— И где же это все? На такие деньги можно всю жизнь неплохо хавать.

Васька Кот неожиданно расхохотался:

— Вот мы все и схавали!

— Это как? — округлил глаза темноволосый жиган.

— А вот так! — радостно воскликнул Васька Кот. — За год все спустили, в стиры проиграли да на барышень промотали!

— Не хило!

— Зато есть что вспомнить, — сощурился Кот.

— Да, ювелирный магазин дело серьезное…

— Это точно, — согласился Васька. — Чека потом весь Питер перевернула, многих блатных после этого позакрывали. Но ничего, обошлось… На верной малине с месяц отлеживались, прежде чем на заслуженный рубль водки купили.

— Ладно, — темноволосый слегка кивнул, давая понять, что вступительная часть беседы закончилась. — Вижу, что ты любишь жить на широкую ногу. Это по-нашему! Меня Константином зовут, Костя Фомич.

Васька Кот дружелюбно заулыбался:

— Слыхал… Это ведь ты артельщиков с Пыжевского переулка в прошлом месяце гоп-стопом сделал?

— Верно, моя работа, — губы темноволосого разошлись в располагающей улыбке. — Видишь, Елизавета, — посмотрел жиган на тетку, которая продолжала смотреть на гостя с недоверием, — слава обо мне до самого Питера докатилась.

Лицо мадам Трегубовой заметно подобрело. Глядя на повеселевшую женщину, нетрудно было догадаться, что хозяйка Хитровки в отсутствие Горыныча не скучает…

— Да уж вижу, — шутейно взъерошила она ладонью волосы на макушке Кости Фомича.

— Только без мокрого дела не обошлось, — как бы посетовал на брак в работе Константин. — Один артельщик заупрямился… Ну, его и пришлось ломиком успокоить.

Свое прозвище Костантин получил за привычку таскать с собой на дело ломик, который именовался в простонародье фомичом. Этим инструментом он взламывал замки, но при случае мог применить его и как оружие.

— Бывает, — безмятежно отвечал Васька Кот, как если бы речь зашла об опрокинутом стакане с чаем.

— А вот это наша хозяюшка, — с нежностью в голосе протянул Костя Фомич. — Прошу любить и жаловать, Елизавета Михайловна Трегубова собственной персоной.

— Да ладно тебе, — отмахнулась ладошкой польщенная женщина.

— Прошу прощения, — сделался серьезным Костя Фомич. — Любить ее уже есть кому, — рука жигана воровато скользнула по бедру Елизаветы и тотчас убралась восвояси. — Любить ее есть кому, а вот жаловать придется.

Мадам Трегубова смущенно хихикнула, на мгновение превратившись в несмышленую гимназистку, застигнутую строгой директрисой в табачной лавке. Наваждение продолжалось недолго, уже через минуту Елизавета Михайловна превратилась в хозяйку малины, волевую и жесткую.

— Так про какое денежное дело ты хотел с нами потолковать? — по-деловому осведомилась Трегубова.

Где-то в дальних комнатах послышалась отчетливая брань, раздался звук разбитой посуды. Наверное, шла крупная карточная игра, а стало быть, без поножовщины не обойтись. Но Трегубова сидела не шевелясь, всем своим видом давая понять, что жиганы народ взрослый и уж как-нибудь между собой разберутся.

Все стихло, как и началось, видно, громилы утихомирили строптивца. А утром на одной из улочек Хитровки наверняка отыщется неопознанный труп, и вряд ли уголовку заинтересует еще один безымянный бродяга.

Ваське Коту сделалось немного не по себе. Улыбнувшись через силу, он заговорил беспечно, поигрывая золотой цепочкой:

— Об Макаре Хряще слышали?

— Кто же о нем не слыхал? — удивился Костя Фомич. — Хрящ — это фигура! За ним много удачных дел. Ювелирную лавку на Невском тоже, наверное, он брал? — жиган испытующе посмотрел на гостя.

— Верно. Не обошлось без него. Хрящ — это голова. На прошлой неделе железнодорожные кассы мы с ним взяли, тоже немало перепало. Так что будет на какие деньги нашим барышням подарки покупать. А вот это тебе, хозяюшка, — Васька Кот вложил в ладонь мадам Трегубовой золотую цепочку с кулоном.

— Ой, какая прелесть! — восторженно выдохнула Елизавета Михайловна, рассматривая крупный бриллиант.

Теперь она напоминала восторженную гимназистку, не успевшую наиграться куклами.

— Я рад, мадам, что безделица вам понравилась, но Хрящ наказал мне передать вам, что туда, куда он хочет отправиться, таких цепочек с камушками наберется не одна дюжина.

От Васьки Кота не укрылось, как коротко переглянулись между собой Фомич и Трегубова. В глазах у мадам вспыхнула самая настоящая алчность.

— И где же это такое знатное место отыскалось? Ты бы поделился с нами.

Васька Кот щелкнул языком, скрестил на груди руки и произнес:

— А вот этого, Елизавета Михайловна, я вам сказать не могу. Не велено!

— Что же это я! — неожиданно вскочила мадам Трегубова. — Такой важный гость из Питера приехал, а я даже четвертную на стол не выставила.

Елизавета Михайловна уверенно протопала к буфету, и Васька Кот отметил, что, несмотря на возраст, женщина сумела сохранить стройность. Если представится удобный случай, так можно и согрешить с уважаемой мадам.

— Вот она, водочка, — заботливо протерла Трегубова бутыль, — с белой головкой, моя любимая, — ласково напевала она, как если бы укачивала разревевшегося ребенка. — Что же ты, Константин, сидишь? — с укором обратилась она к Фомичу. — Помог бы барышне стаканы достать. Что же о нас гость питерский подумает, если мы его не угостим как следует.

Уже через минуту на стол была выставлена селедочка с лучком, на отдельной тарелке лежала колбаса, аккуратной горкой возвышались ломти хлеба, исходила паром картошка в мундире.

Василий обратил внимание на то, что мадам Трегубова не спрятала золотую цепочку в шкатулку, а в знак особого уважения к гостю повесила ее на шее.

— Значит, дело верное? — вновь подступила Елизавета Михайловна после того, как гость опрокинул в себя первый стакан водки.

Водка зажгла огонь где-то под ребрами, и Васька Кот с полминуты колотил кулаком в грудь, отправляя полымя по назначению.

— А то! — радостно воскликнул он, почувствовав облегчение. — Добра там, как икринок вот в этой рыбине, — ткнул он в блюдо с селедкой.

— Неужто? — восторженно ахнула мадам Трегубова.