Идущие - Бентли Литтл

Только теперь он стал чертовски мало зарабатывать.

По крайней мере, он трудился на настоящее детективное агентство, а не на страховую компанию, как многие из тех, с кем он заканчивал курс. Конечно, он тоже погряз в условностях корпоративного мира – кабинет со столом в многоэтажном служебном здании, нормы и графики, которых следовало придерживаться, – но время от времени ему удавалось выходить в поле,заниматься слежкой, фотографировать скрытой камерой... Порой он могвообразить себя Филипом Марлоу.

Филипом Марлоу с медицинской страховкой и хорошим личным дантистом.

Он заполнил форму на оплачиваемые часы и отправил ее вместе с рабочим табелем в служебный конверт, который постепенно попадёт в бухгалтерию. Сегодня днем дел у него здесь больше не было, и он решил уйти немного пораньше. Вечером все равно надо будет заехать в библиотеку, а это вполне компенсирует некоторое нарушение трудового графика.

Стоя в ожидании лифта, он помахал секретарше Наоми.

– Я ухожу.

– Ты пыль на ветру? – улыбнулась она.

– Я легкий дымок. Я прошедшее время. Я исчез.

Лифт прибыл, и, пока закрывались металлические двери, Майлс послал ей вульгарный жест в стиле Джеймса Дина.

На улице оказалось прохладно, или настолько прохладно, насколько это может быть в Южной Калифорнии. Майлс сунул руки в карманы куртки и зашагал в сторону автостоянки. От дыхания в воздухе образовывались легкие клубочки пара. Сидя в кабинете, он и не заметил, что днем несколько раз принимался дождь. Мокрый асфальт кинематографически блестел. Влага и дождевые лужи способствовали рождественскому настроению, а елочки из блестящей мишуры на фонарных столбах и маленькие мерцающие огоньки, обрамляющие двери и окна домов, выглядели не совсем уж такими неуместными, придавая всей улице праздничную атмосферу.

В этом году он, сам не понимая почему, чувствовал себя по отношению к Рождеству этаким Скруджем. Обычно Рождество было для него любимым временем. Ему нравилось все, что с ним было связано – он любил слушать одни и те же убогие рождественские гимны, звучащие в каждой лавке, куда ни зайди, любил повторы старых телевизионных программ, любил покупать подарки, любил получать подарки. Больше всего ему нравилось праздничное убранство. Не вступая в споры с друзьями, которые, как правило, сетовали на то, что магазины слишком рано начинают готовиться к празднику и что весь подготовительный период слишком пронизан духом коммерции, Майлс в душе был бы не против, если бы все эти декорации появлялись еще до Хэллоуина. Нет ничего плохого, если рождественские праздники будут длиться как можно дольше.

Но в этом году по некоторым причинам он чувствовал себя несколько отстраненным от всего этого. Майлс видел украшения, слышал музыку, даже начал покупать кое-какие подарки, но рождественское настроение не возникало. Но он продолжал надеяться.

Теперь оно появилось.

Он прошел между «мерседесом» и «БМВ» к своему старому «бьюику», мурлыкая под нос мотивчик «Рудольф – красноносый олень».

Приехав домой, он застал отца спящим на диване. Тот лежал на боку, свернувшись калачиком и подложив одну руку под голову в качестве подушки. Вторая свисала с края дивана. Он слегка похрапывал, хотя звук и был почти не слышен за голосами телеведущих, читающих новости. Майлс некоторое время постоял, глядя на отца. Считается, что люди во сне выглядят моложе. Говорят, лицо спящего становится более мирным, невинным, детским. Но отец выглядел старше. В состоянии бодрствования лицо отражало его относительно юношеское состояние души. Но во сне Боб Хьюрдин выглядел целиком и полностью на свои семьдесят один. Обвисали испещренные складками и морщинами впалые щеки, сквозь редкие зачесанные назад седые волосы просвечивал бесцветный череп. На лице появлялось выражение покорности и усталости от жизни.

Так он будет выглядеть после смерти, внезапно подумал Майлс. Он представил себе отца лежащим в гробу – с закрытыми глазами, сложенными на груди руками и таким же несчастным выражением на безжизненном лице, как сейчас.

Образ вызвал неприятное ощущение и он, хотя и не собирался изначально будить отца, вошел в комнату, включил свет и шумно обозначил свое присутствие нарочитым покашливанием.

Боб сел, потирая глаза и покряхтывая. Часто мигая от яркого света, он поглядел на сына.

– Уже пришел?

– Седьмой час.

– Опять этот кошмар приснился, – сообщил Боб, растирая лицо ладонями.

– Какой кошмар?

– Я же тебе рассказывал.

– Ничего ты мне не рассказывал.

– Рассказывал, на прошлой неделе. О большой волне.

– Повторяющийся сон? – нахмурился Майлс.

– Ну да.

– Расскажи ещё раз.

– Ты все равно меня никогда не слушаешь, – упрямо покачал головой Боб.

– Слушаю. Просто забыл.

– Я на кухне, готовлю завтрак. Оладьи. Смотрю в окно и вижу, как на меня надвигается огромной высоты волна. Край ее уже обрушился, я вижу белую стену воды, которая сметает все дома и постройки на своем пути. Я пытаюсь бежать, но такое ощущение, будто ноги приросли к полу. Я не могу сдвинуться. Затем волна докатывается, меня бросает на стену, только стены больше нет. Ничего нет, я оказываюсь под водой, стараюсь задержать дыхание, чтобы выбраться на поверхность, но никакой поверхности тоже нет. Волна несется, я – внутри нее, меня бьет, швыряет вверх тормашками, крутит, я уже чувствую, что легкие и живот страшно болят, я открываю рот, потому что больше не могу задерживать дыхание, вода заливается мне в глотку, и я понимаю, что умираю. И тут я проснулся.

– Да-а...

– Должен сказать, выглядело все очень реалистически.

Оба раза.

– О Господи. А у тебя раньше были повторяющиеся сны?

– Не помню.

– Может, нас действительно ждет какое-нибудь цунами или землетрясение, – улыбнулся Майлс.

– Не говори глупостей, – хмыкнул отец.

Однако тон его был отнюдь не таким ироническим, как мог бы ожидать Майлс, и почему-то это тоже вызывало тревогу.

После ужина Майлс помыл посуду, а затем сообщил отцу, что собирается поехать кое-что посмотреть в библиотеке.

– А нельзя посмотреть в компьютере?

– Иногда нужно подержать в руках настоящую книгу.

– Не против, если составлю компанию? – поинтересовался отец.

– Пожалуйста, – кивнул Майлс, несколько удивленный просьбой. Он не мог припомнить, когда отец последний раз был в библиотеке. Впрочем, он не помнил, когда отец вообще в последний раз брал в руки книгу. Как только они подключились к кабельному телевидению, отец забросил дешевые вестерны в бумажных обложках, которым ранее уделял все свободное время, и даже не удосужился дочитать биографию магната-бизнесмена, через которую некоторое время упорно продирался. Теперь, перестав играть в покер с приятелями и ходить на встречи пожилых жителей города, отец все время проводил на диване, глядя низкосортные художественные фильмы и повторы телевизионных шоу сорокалетней давности.