В погоне за блаженством - Бобби Смит

Роджер, трепетно относившийся к Энн, не предавался с ней любви в течение последних трех месяцев. И вовсе не потому, что пресытился ею, — просто он думал о наследнике, который скоро появится на свет.

Рени Фонтейн родилась в конце июня. Конечно, они ждали сына, но эта малышка с волосами, как у отца, и глазами, как у матери, обещала быть красавицей, покорительницей мужских сердец.

Роды были несложными, и уже через несколько недель Энн снова хлопотала по хозяйству. Радость переполняла ее, когда она видела, как маленькая Элизабет играет с новорожденной сестренкой.

Однажды в конце августа Энн пожаловалась на головную боль и прилегла, не подозревая ничего серьезного. Но к приходу Роджера она уже вся горела, а вскоре и совсем впала в беспамятство. Это была страшная желтая лихорадка.

Роджер переселил детей в комнату для мальчиков, чтобы они не заразились, а сам день и ночь дежурил у постели Энн. Так и не придя в сознание, через четыре дня Энн тихо умерла, оставив мужа в безутешном горе.

После похорон Роджер находился в прострации; он слонялся по дому, не замечая никого и ничего. Шено делал для него все что мог, но это не принесло ему облегчения. День ото дня он все острее чувствовал свое одиночество, совсем перестал заниматься делами, а детей отправил к матери. Это был конец. Ради чего жить? Он потерял свою любовь. Он продаст эти земли и переедет, возможно, во Францию, где можно ничего не делать и бездумно прожигать остаток жизни. Однажды, по прошествии нескольких месяцев после смерти Энн, когда Роджер, казалось, совсем потерял человеческий облик, приехал Шено. Дом пребывал в запустении, в комнатах было темно и безлюдно. Еще только забрезжил рассвет, а хозяин уже лежал в кровати пьяный.

— Возьми себя в руки, Роджер.

— Зачем? Моя жизнь кончена, — сказал он безразлично.

— Дурак, ты хоть понимаешь, что происходит? — Шено был явно взволнован.

— О чем ты? Выпей, и сразу успокоишься. — Роджер подтолкнул к другу полупустую бутылку.

— Роджер! Паркеры уже в Бейтон-Руж. Они хотят забрать Элизабет. Ты должен до вечера привести себя в порядок. Не можешь же ты показаться им в таком виде?

Роджер, спотыкаясь, подошел к окну. Глаза его были полны слез.

— Какое это имеет значение? Когда я смотрю на Элизабет…

— Ты хоть раз подумал о детях? Какое горе постигло их? — взорвался Элан. — Bee это время, пока ты здесь хандришь, ты ни разу не вспомнил о бедняжке Элизабет. Что пришлось пережить ей! Более того, ты забыл о собственном ребенке. Подумай о детях, о себе, о своей жизни. Ты не можешь все время сидеть взаперти в комнате Энн и ждать ее. Она не вернется!

— Нет! — закричал Роджер и запустил бутылкой в Элана. — Пошел вон! Я не хочу слушать тебя!

Шено успел увернуться, бутылка с силой ударилась о стену и разбилась. Содержимое выплеснулось на обои, которые Энн выбирала с такой любовью.

— Роджер, она умерла! Ее уже не вернуть! Дорогой мой… подумай о дочери. Ты нужен ей. Ты нужен Леману. Ради этого ты должен жить!

Роджер стоял посреди спальни, слегка покачиваясь, и безучастно смотрел на друга, который уже открыл дверь и позвал прислугу.

Роджер принял ванну, детей привезли домой. За дело взялся Шено, и к приезду Паркеров Роджер был в полном порядке.

Паркеры привезли с собой адвокатов и забрали Элизабет, проклиная Роджера за то, что он привез Энн и Элизабет в Луизиану. Как он мог поступить так с их внучкой! Оставить ее без матери! Теперь это не имеет никакого значения. Они увезут ее обратно в Филадельфию и будут воспитывать, как надлежит настоящим родителям. Для этого у них достаточно материальных средств. Ему не стоит беспокоиться о ней. Они и слышать больше о нем не хотят. Разговор был короткий, и Шено понял, что обращаться за помощью к адвокатам бесполезно. Пятилетняя Элизабет не понимала, что происходит, и, когда ее несли в карету, сопротивлялась и визжала, умоляя отца не отдавать ее. Роджер понял, что потерял Элизабет навсегда, но у него осталась Рени. Она никогда не покинет его, и отныне он будет жить только ради своей дочери.

Впервые за несколько месяцев Роджер посмотрел на Шено осмысленно.

— Спасибо, что предупредил о их приезде, Шено. Я бы не вынес позора, застань они меня в таком виде, в каком ты увидел меня сегодня утром.

— Ерунда. Тебе лучше?

— Все будет хорошо. Все будет по-другому. Я понял это. У меня есть ребенок. Энн подарила мне его, и я воспитаю дочь такой же необыкновенной, какой была ее мать.

Шено обнял Роджера за плечи, и они пошли к ребенку, которого не видели со дня похорон.

ПРОЛОГ 2

Элизабет

Сент-Луис, осень 1851 года

— Мне так радостно, мама! — воскликнула одиннадцатилетняя Дорри Уэстлейк, увидев экипаж, въезжающий в ворота поместья в Сидархилле.

— Мне тоже. — Марта Уэстлейк взглянула на дочь. — Просто не верится. Маршалл — дома, да еще с молодой женой!

— Надеюсь, она милая. Ты думаешь, она полюбит меня? У нее такое редкое имя… Элизабет Энн Паркер из Филадельфии.

— Уверена, что она прелесть, иначе Маршалл не женился бы на ней.

— Конечно, — согласилась Дорри. Зная вкусы и пристрастия старшего брата, она не сомневалась, что выбор его окажется идеальным.

— Джордж! Джим! Скорее, они уже приехали! — позвала Марта, как только экипаж миновал затененную аллею.

Едва он остановился в крытой галерее белого дома с колоннами, как Джордж Уэстлейк с младшим сыном Джимом присоединились к замершим в ожидании Марте и Дорри. Дверь кареты широко распахнулась, и Маршалл Уэстлейк спустился на землю.

— Маршалл! — Марта обняла сына и прижала к себе. — Как хорошо, что ты снова дома. А где же она?

— Здесь, мама. — Маршалл обернулся к открытой карете и помог сойти жене, представляя ее своему семейству.

Элизабет Энн Паркер Уэстлейк еще не было восемнадцати. Очень хорошенькая и маленькая — чуть выше полутора метров, — она казалась еще более миниатюрной рядом с двухметровым мужем. Волосы у нее были светлые, легкие и шелковистые. Она посмотрела на Маршалла с нескрываемым обожанием, а затем окинула взглядом родственников.

— Добро пожаловать, Элизабет, мы чрезвычайно рады познакомиться с вами. Маршалл так часто писал о вас, что кажется, мы уже давно знакомы.

— Спасибо. Как хорошо, что нам наконец-то удалось приехать. А ты, должно быть, Дорри?

Дорри робко протянула руку, но, прежде чем Элизабет успела пожать ее, Маршалл поднял сестру и, заключив ее в объятия, звонко поцеловал.

— Отпусти меня, Марш, — весело завизжала Дорри. Она невероятно скучала по нему, пока он изучал право в Филадельфии.

— Ты даже не представляешь, как я соскучился по тебе, малышка, — признался он.