Забудь обратную дорогу. Остросюжетная литература - Виктор Бычков

И вдруг командировка. А если, не дай бог, что? Кто тогда возьмёт на себя заботу о детях? Мать? Да что она сможет сделать?! Причитать да скандалить умеет. Вот и всё. А серьёзными делами надо заниматься отцу. Тем более, и сынишка мужского присутствия требует.

Да и война там. С какого испуга он, майор Камешков, должен голову свою подставлять? Интернационализм – это для работы, для подчинённых, для газет и для телевидения.

Однако беседа с начальником политотдела дивизии не прошла даром. Шеф пообещал взять на личный контроль судьбу дочери. При нём, при Камешкове, позвонил ректору института, уладил все дела, не выходя из рабочего кабинета.

– Вот видишь, считай, уже зачислена твоя дочь в институт на исторический факультет. Осталось чистая формальность – оформить документально. Но, это уже после экзаменов. Так что, можешь быть спокойным, Михаил Сергеевич, и за детишек, и за семью в полном составе, – убеждал и успокаивал полковник Заболотный, доверительно положив руку на плечо подчинённого. – Мы, политработники, своих не бросаем, ты же знаешь. Вот отбудешь свой срок, выдвинем тебя на вышестоящую должность. Получишь звание «подполковника». А если награду серьёзную умудришься заслужить, то и выше. Чем чёрт не шутит, а?

– Оно, конечно, товарищ полковник, – тянул майор Камешков.

Но уверенности и бодрости в его голосе не было слышно. Это заметил и начальник.

– Пойми ты, садовая голова. Разнарядка из округа пришла, нужен секретарь партийного комитета авиационного полка. Кого я пошлю? Должность не пыльная, тебе хорошо знакомая. Документация, партсобрания, заседания партийной комиссии, приём новых членов, то да сё. Сиди себе в кабинете, горя не зная. Ты же на боевые задания летать не будешь, если с ума не сойдёшь, конечно, и по доброй воле не попрёшься под пули. В закрытом гарнизоне, под надёжной охраной. По выслуге – год за три идёт, тройной оклад, Один – чеками Внешторгбанка, два – в рублях. Клади на книжку или переводи жене. Вернёшься в Союз – машину легковую вне очереди. В дивизию тебя переведём. А это уже совершенно другие масштабы. Ну, соглашайся!

– Да-а-а, – тянул майор. – Оно, вроде и так, однако…

– Михаил Сергеевич! Дорогой ты наш! – воскликнул начальник. – Да ты понимаешь, что после Афганистана вас, воинов-интернационалистов, будут на руках носить! Как тех, кто был в Испании когда-то. Ну, что скажешь?

После той беседы как раз впервые и услышал песню Лили Ивановой майор Камушков.

– Вовремя она, ко времени, к месту песня эта, – рассуждал сам с собой Михаил Сергеевич. – Вот и слова подходят как никогда:

– «Забудь обратную дорогу», – точно, забудь. Обратной дороги нет. Знак это, хороший знак. Значит, судьба. А эта Лили Иванова – бабёнка ничего себе, аппетитная, – и глубокомысленно вздыхал.

А потом был отпуск, а уж после него – поезд и Ташкент.

Отсюда ему предстоял путь в Демократическую республику Афганистан – ДРА. Из аэропорта «Тузель», что в Ташкенте, и в аэропорт «Ариана». Это уже Кандагар, юг Афганистана. На Ил-18. В тамошний авиационный гарнизон на должность секретаря партийного комитета полка. Об этом ему поведали в штабе авиации Туркестанского военного округа, где он предварительно побывал в политотделе, а потом и уточнили на пересыльном пункте.

Сейчас он коротал время в аэропорту «Тузель».

Уже прошёл таможенный досмотр, ждал команды на посадку в тени Ил-18 на поле аэродрома. Рядом с ним толпилась масса военного народа с сумками, баулами и чемоданами. Большинство из них было в новенькой полевой форме из полушерстяной ткани, перетянутой такими же новыми ремнями портупей, в скрипучих, начищенных до блеска хромовых офицерских сапогах. Точь в точь как одет и он, майор Камешков.

«Новички, как и я», – сделал заключение майор, переминаясь с ноги на ногу.

Его внимание в очередной раз привлёк капитан-артиллерист в новой и непривычной для Советской армии в Союзе полевой хлопчатобумажной «афганской» форме.

Этого капитана Михаил Сергеевич впервые увидел на пересыльном пункте, где они вместе ночевали. А потом встретились на таможенном досмотре.

Он стоял в очереди перед ним, перед майором.

Тогда у капитана обнаружили лишнюю бутылку водки. Можно было перевозить литр, а у него было полтора литра.

– Друзьям это, девушка, – убеждал капитан молодую сотрудницу таможни. – Ждут они меня, понимаете. Вот, в госпитале после ранения был. Товарищи мои меня на руках, можно сказать, жизнью рискуя. А я приеду с пустыми руками, и не смогу их угостить. Не честно это, не по-мужски.

– Не положено! – стояла на своём сотрудница. – Хватит и двух бутылок.

– Вы же красивая девушка, – капитан сыпал комплиментами. – Красавица! А войти в положение не хотите. Не хватит двух бутылок, не хватит! Я же знаю своих друзей. Им и трёх мало будет, а одной бутылки всегда не хватает.

– Не положено! – непреклонно стояла на своём девушка. – Вот сейчас конфискую одну бутылку, и пропущу вас.

– Как это конфискую? – возмутился капитан. – Вы её купили, что ли, чтобы забирать?

Камешков хотел было предложить капитану свои услуги: в его вещах не было спиртных напитков. Можно было взять эту злощастную бутылку у капитана, а потом в самолёте вернуть ему обратно.

С уст майора уже были готовы сорваться слова о помощи капитану. Но потом передумал.

«Зачем? – рассуждал сам с собой майор. – Что ещё могут подумать вон те два полковника из политотдела округа, что стоят чуть в стороне от очереди и наблюдают? Не хватало ещё стать соучастником и собутыльником».

– Выбросьте или выпейте, – устало махнула рукой девушка тем временем, принуждая капитана к хоть каким-то конструктивным действиям. – Если вам так жалко эту бутылку. Не задерживайте очередь.

– Мысль! – капитан тут же в очереди открыл бутылку, и, на виду у всех, запрокинув голову, вылил в себя пол-литра водки, занюхав рукавом.

– Ну, вот, – девушка протянула капитану документы. – И нашли выход.

Ещё на пересыльном пункте Камешков обратил внимание, что рядом с капитаном-артиллеристом всегда находился сержант-артиллерист в такой же, как и капитан, форме. Из нечаянно подслушанных бесед майор знал, что капитан – это командир батареи, а сержант – командир расчёта этой батареи, его подчинённый. Их воинская часть стоит в Баграме, под Кабулом. И что они оба были ранены в одном бою, и вместе проходили курс лечения в Ташкентском военном госпитале. А сейчас возвращались к прежнему месту службы.

От безделья Михаил Сергеевич вглядываясь в лица попутчиков из-под крыла самолёта, изучал их.

Бросался в глаза молоденький лейтенант с удивительно светлыми волосами.

Высокий, стройный, подтянутый, он олицетворял собой сошедшего с плаката образцового советского офицера.

«Интересно, он седой или это естественный цвет волос? Нет, всё-таки, чистый блондин. Но всё равно хорош, чертяка, хорош!», – восхищённо думал майор, непроизвольно сравнивая себя с лейтенантом.

«Да, не эталон, это уж точно. Пузцо, пузцо-то, увы!», – поглаживая живот, сделал неутешительный вывод и немного даже взгрустнул.

Тем временем обстановка на аэродроме «Тузель» в месте посадки на Ил-18 начала резко меняться.

Виной тому стал всё тот же капитан-артиллерист.

Выпитая из горла бутылка водки в здании таможни уже на солнцепёке давала о себе знать. И не в лучшую сторону.

Капитана шатало, если не штормило. Не только изменилась походка, но и попытка устойчиво стоять, облокотившись на стойку самолётного шасси, удавалась с трудом.

То и дело его клонило то в одну, то в другую сторону. Спасал всё тот же сержант.

Крепко, надёжно ухватив командира под локоть, сержант не давал начальнику уйти в нежелательное путешествие по аэродрому.

– Постыдитесь, капитан! – откуда-то появились два полковника, которые когда-то наблюдали за прохождением таможенного досмотра и немного смутили майора Камешкова в его благородном порыве.

Сейчас они взялись за капитана-артиллериста.

– Как вам не стыдно! В присутствии подчинённого и в таком отвратительном виде?!

Ответить что-либо капитан или не мог, или не хотел. Он лишь выставил ладонь свободной руки, водил ею, совершая некий успокаивающий жест, как пассы экстрасенса.

Сержант же, напротив, кинув испепеляющий взгляд на высокое начальство, всякий раз старался отгородить собой капитана, прикрывал.

– Да что с ним говорить, Вениамин Петрович, – полковник, который пониже, обратился к товарищу. – Надо снять его с рейса и все дела. Будет он ещё позорить здесь честь офицера.

– Вы правы, Николай Николаевич. Надо только вызвать офицерский патруль и отправить этого вояку на гарнизонную гауптвахту, – согласился тот полковник, который повыше. – Там проспится, а потом видно будет, что с ним делать.