Триумф пана Кляксы - Jan Brzechwa

Мы целые дни проводили на верхней палубе, наслаждаясь солнцем и прекрасной погодой. Море было спокойным, небо – безоблачным. Матросы или играли в кости, или спали в своих гамаках; бодрствовал лишь рулевой. Зато капитан, сидя на бухте канатов, разгадывал кроссворды, то и дело взывая к нам своим командирским голосом:

– Река из семи букв! Эй, вы!… Индейский вождь, начинается на «М»!… Город в Азии! – «о» в середке, «о» в конце!… Эй!… Используется для полетов, девять букв вниз! Эй!

Но наши ответы до него не долетали, потому что, как я уже говорил, был совершенно глух. Поэтому мы в конце концов организовали нечто вроде эстафеты, передавая записки из рук в руки, мы посылали капитану свои ответы в письменном виде.

Пан Левкойник засучил рукава, надел на голову голубой котелок, который должен был его защитить от солнца, и занялся разведением роз на борту судна. Хоть розовод и был очень толст, передвигался он легко, как мячик. Я даже сочинил о нем песенку, и все мы распевали ее хором:

Наш пан ЛевкойникВ котелке фасонит,Розы он растит,Наш пан Левкойник,Точно мяч футбольный,По небу летит.Вам милый пан ЛевкойникПодарит роз букет,А сам он очень хочетОбъехать белый свет.

И в самом деле – уже через пару дней в расставленных вдоль бортов ящиках зацвели розы самых разных сортов. Дочери пана Левкойника то и дело поливали их специальной жидкостью, ускоряющей рост, благодаря которой они росли необыкновенно быстро.

Розы привлекали на корабль множество перелетных птиц. Зная несколько десятков птичьих наречий и диалектов, я постоянно вступал с ними в беседы, чтобы узнать об отце хоть что-нибудь. Один почтовый голубь пообещал кинуть клич среди всего птичьего народа, но все мои ожидания оказались напрасными.

А на третий день под вечер ко мне прибежал запыхавшийся Вероник.

– Есть! Есть! – закричал он еще издалека. – Пан Адам, пан Несогласка здесь!

Сердце у меня заколотилось, и я помчался в указанном направлении. На носу корабля действительно сидел говорящий скворец, но я тут же понял, что это не отец – ведь этот скворец изъяснялся по-французски, а отец терпеть не мог иностранных языков. Что ж, Вероник был прав: трудно найти среди миллиардов птиц нужную.

И все же в конце концов мне посчастливилось получить у одного колибри весьма ценную информацию. Оказалось, что он уже бывал в Адакотураде и мог нам показать дорогу туда. Я посвятил пана Левкойника в свою тайну и заодно поведал ему о цели путешествия. Посоветовавшись, мы решили совместными усилиями уговорить капитана изменить курс и заехать в Адакотураду. Я описал пану Левкойнику жителей этой страны в самых заманчивых красках и уверил его, что этот народ обожает цветы, как бы между прочим заметив:

– У адакотурадских цветоводов есть лишь одна слабость: охотнее всего они берут в жены иноземных девушек.

Это замечание подействовало на пана Левкойника, как удар тока. Он несколько раз подскочил на месте, надавил на украшавшую его нос бородавку, как на кнопку звонка, и с легкостью мячика поскакал к капитану.

Я уже говорил, что у пана Левкойника было пять не очень-то красивых дочерей. Хоть он и выращивал розы, имя Розы носила только старшая из них. Остальных же звали так: Георгина, Гортензия, Резеда и Пиония. Я проникся симпатией к этим девушкам и даже вскоре привык к их уродству. Скажу больше: с каждым днем они нравились мне все больше и больше, особенно Резеда.

Но главным образом мои мысли занимала судьба несчастных родителей. Я не покидал палубы, боясь потерять связь с колибри, который вызвался послужить нам проводником. Желая добиться его расположения, я напевал ему песенки дроздов, малиновок, зарянок и синиц, а один раз даже застрекотал, как крапивник. Именно тогда колибри проникся ко мне таким уважением, что готов был поверить в мою принадлежность к пернатому племени.

Однажды, когда я так щебетал, на палубе появился Вероник. От него попахивало асидолом и нашатырем, потому что из-за своей страсти к порядку он то и дело начищал корабельные поручни, а заодно и остальные металлические части. Подойдя ко мне, он таинственно сообщил:

– Порядок. Пан Левкойник уломал капитана. Плывем в Адакотураду.

И в тот же миг раздался трубный голос капитана:

– По местам стоять! Курс на юго-восток!

Я взглянул на клювик колибри и указал капитану точное направление.

– Полный вперед! – рявкнул капитан. – Пересечь Тропик Рака! Лево руля!

«Акулий Плавник» быстро помчался вперед, взрезая волны и распугивая дельфинов. Колибри то и дело улетал на разведку, потом возвращался на свое место, чтобы указывать дорогу своим тонким и острым клювиком, как стрелкой компаса. Тропическое солнце пекло немилосердно.

Через пять дней вдали показались туманные очертания берега.

Мы приближались к Адакотураде.

Адакотурада

Вас, конечно, удивляет, что в предыдущей главе пан Клякса появился лишь на минутку, в самом начале, а потом надолго запропастился. И ваше недоумение вполне оправдано: правду говоря, будучи главным героем книги, пан Клякса не должен покидать ее страниц. Однако следует учитывать, что он отправился в весьма отдаленную Адакотураду – так что для встречи с ним нам пришлось отправиться в долгое путешествие.

Мы шли из порта всей компанией и встретили его совершенно случайно, когда пан Клякса на самокате выезжал из Заповедника Сломанных Часов. Чуть позже я к этому вернусь, а сейчас хочу рассказать вам об Адакотураде.

Адакотурада – одна из теплых стран, куда на время холодов улетают некоторые наши птицы. И я сразу подумал, что с наступлением зимы сюда, глядишь, прилетит и мой отец.

Адакотурадцы – красивый народ. Кожа у них светло-кофейная, волосы темные, а от остальных людей их отличает только наличие третьей ноги. Потому-то и передвигаются они с быстротой антилоп, но при этом на бегу одна нога всегда может отдохнуть. Так что сказандцев мы узнали без труда: хоть они и загорели дочерна, но отрастить третью ногу так и не сумели. Зато дети, рожденные от них адакотурадками, вместо третьей ноги имели третью руку, чем и отличались от туземцев.

Вы, конечно, помните, что несколько лет назад коварные волны подхватили мужественный экипаж корабля «Аполлинарий Ворчун» и унесли к берегам Адакотурады, где капитан Кватерно был провозглашен королем и стал править как Кватерностер I.

С того времени сказандцы так расплодились, что на каждом шагу попадались трехрукие мальчики и девочки. Произошло также слияние языка адакотурадского со сказандским, в результате чего образовался новый язык – сказакотский, весьма похожий на наш. Разница состоит лишь в том, что по-сказакотски вместо «у» говорят «ор», а вместо «о» говорят «ур».

Так что «ухо» по-сказакотски звучит «орхур», а «нога» – «нурга». Слово «коллега» произносится как «курллега», «бутылка» как «бортылка», а «курица» как «коррица».

Мне, знающему куда более трудные языки и говоры животных, говорить по-сказакотски – сущий пустяк, то есть порстяк.

Строили Адакотураду по спирали, вот главная улица и вилась улиткой от порта до самого центра города, где после захвата власти над туземцами сказандцы воздвигли памятник в честь Великого Сказителя Аполлинария Ворчуна. По-сказакотски его называли Апурллинарием Вурчорном. Впрочем, адакотурадцы сразу же приняли сказандцев довольно сердечно, охотно признали превосходство их сказок над своими и отдали им в жены своих дочерей и зажили душа в душу под чутким руководством Кватерностера I, оказавшегося владыкой мудрым и притом необыкновенно милостивым.

Однако вернемся к пану Кляксе. Наша встреча прошла весьма оригинально: увидев меня, он не выказал ни малейшего удивления, лишь невозмутимо спросил:

– Ты уже обедал?

– Пан профессор, – ответил я, – но ведь мы едва-едва успели высадиться в Адакотураде.

– Как это? – возмутился пан Клякса. – Всего час назад ты играл со мной в «три бельчонка» и выиграл самопевчую пуговицу!

– Я? – недоумевая, воскликнул я. – Пан профессор, это недоразумение!

– Вы, наверно, шутите, – вставил Вероник.

Пан Клякса многозначительно встал на одну ногу, а дочери пана Левкойника окружили его и стали с интересом наблюдать за поведением его бороды.

– Постой… постой… – пробормотал пан Клякса. – А может, это был твой двойник? Ну да, теперь я начинаю понимать…

– Алойзи Пузырь! – поразился я.

– Да, Адась, Алойзи Пузырь. Вот уже несколько дней, как он прикидывается тобой, а я и не узнал. Вот негодник!

Пан Левкойник, которого я посвятил во все свои дела, подошел к пану Кляксе и, столкнувшись своим животом с профессорским, сказал: