Страна Лимония - Свен Карстен

Серёге после такого ужаса запретили вообще со двора выходить, и он полгода, считай, дальше сарая нос не показывал. По весне уже, когда надо было землю под картошку готовить, он упросил матерей дать ему старое женское платье, платок и кофту, и так они втроем и копали. Посмотришь со стороны – три русские бабы, и никаких тебе смуглых-черных.

Обошлось, в общем. По слухам, через год, вроде, убивать перестали. То ли утомились от трудов, то ли уже всех перебили.

Еще через год, в ноябре, случилось чудо. Серёгу еще за день до того душа словно предупредила – что-то будет. Жди, мол, и примечай. Но чувства опасности не было. Серёга, понятное дело, послушался и стал примечать.

Ночью в поле за деревней послышался шум сильного мотора, и видны были фары, будто кто-то гнал большой грузовик, не разбирая дороги. Залаял Лысенко, Серёга соскочил с кровати и подбежал к окошку, но за стеклом опять уже была только темнота. Матери тоже проснулись, но свет зажечь не позволили, а когда минут через десять со стороны околицы послышался выстрел, то и вообще затолкали Серёгу в подпол, покидав туда и его одежду. Лысенке тоже как-то запретили лаять. До утра все не спали, слушали – не идет ли кто, но никого, к счастью, на двор не принесло. Едва рассвело, Геологиня пошла посмотреть, что же это было, и вернулась через час с известием, что, и правда, большой грузовик-фура свалился с берега в речку и почти весь утоп – кабины не видать, только верх торчит. Шофера тоже нету, может – в кабине остался и утонул, а, может, и выбрался, поскольку на берегу натоптано сапогами и много окурков валяется.

Выждав еще час, пошли смотреть все вместе. Грузовик провалился хорошо, над водой виднелась лишь часть белой брезентовой крыши кузова – будто кто-то посреди реки палатку поставил. Лысенко сбегал в кусты и притащил в зубах шапку-ушанку армейскую, с кокардой и буквами МЧС на ней. Кусты обшарили, но больше ничего там не нашли, ни тела, ничего. Сошлись на том, что водитель, надо думать, был пьян, сбился с дороги и не заметил реки – тут она, действительно, текла через поля в глубоком извилистом русле, и если не знать пути, то ночью и пешим свалиться можно. Получается, если окурки кругом и кто-то стрелял, то это и был шофер. Теперь за трактором отправился, вытягивать. Лучше будет в эту историю не впутываться.

Но в тот день все было тихо, и на другой день тоже, а на третий, поняв, что шофер не вернется, Серёга пригнал плоскодонку и вспорол часть брезентовой обшивки. Внутри кузова плавали ящики, навроде посылочных, много. В них оказалось богатство: хорошая одежда, обувь, лишь слегка ношенная, полотенца, мягкие игрушки, в других ящиках были консервы, крупы в банках, запаянные в пластик мясо и хлеб, макароны – всего и не перечислить. Геологиня с Биологиней заохали, засуетились, и потом они с Серёгой до ночи все вылавливали из воды ящики, и на лодке, чтоб не оставлять на берегу следов, отвозили к картофельным ямам, прятали там и закидывали сверху картошкой.

Никто, почему-то, грузовик не разыскивал. Геологиня, когда заходил о том разговор, называла шофера не иначе как дезертиром, который сбежал на грузовике из какой-нибудь воинской части, а посылки считала украденной гуманитарной помощью. Зимой реку сковало льдом, а по весне ледоход сдвинул машину и опрокинул ее на бок. Брезент весь порвало льдинами, и он стал ни на что не годный. Летом, когда вода в реке спала, наши трое сообразили, что в бензобаках грузовика, наверное, сохранилось ещё горючее! И верно, через садовый шланг откачали чуть не сто литров, запачкав реку бензином совершенно. Но радужную пленку унесла вода, а кухонный примус зато получил горючки на десять лет вперед.

Неожиданный этот подарок, в виде еды и одежды, пришелся как нельзя более кстати. В августе того же года что-то непонятное стало твориться с деньгами, стало их то ли больше, то ли сильно меньше, а к зиме они и вообще стали не полезнее бумаги на растопку. Картошку меняли напрямую на дрова, носильные вещи – на водку, водку на зажигалки, а те – на сало. Ну, Серёга-то и раньше к деньгам относился без интереса. Однако, например, лекарства на огурцы выменять было трудно, а Геологиня в ту пору кашляла и жаловалась на боли в груди, поэтому за таблетки приходилось давать вещами. Вторая мамка несколько раз ездила в город, обменивала носильное из гуманитарных ящиков на всякие медицинские нужности, но было это непросто. Как-то ее ограбили по дороге и она вернулась совсем пустая, другой раз таблетки оказались из мела, поддельные. Пока торговали китайцы, на рынке можно было найти "тигриную мазь", которая очень хорошо согревает бронхи, а теперь китайцев сдуру повывели, и мази уже не достанешь.

Всякий раз, по возвращении из города, Биологиня плакала и говорила, что больше не поедет. Очень уж в городе все изменилось. Непонятно, как еще люди живут. Как-то она привезла даже такую новость – город переименовали. Был Воронеж, а стал – Лимонов. Провели опрос на улицах и по итогам опроса переименовали. Геологиня только охнула на такие известия, и сказала, что городские совсем с ума посходили.

Серёга ничего не стал говорить, ему было без разницы – Воронеж или Лимонов. Душа же не смолчала, но была тоже немногословна:

– Лишь бы людей не убивали, – сказала она.

Таблетки помогали не очень, и кашель у Геологини, что ни месяц, то возвращался. Она уж и махнула рукой-то на свое здоровье. Это все годы, – говорила она. Сорок, да еще пяток – вот и старость на порог.

В тот день, с которого начинается наша история, мама-Биологиня и Серёга собрались в соседнее село, отвезти на продажу четыре мешка картошки. Сразу помногу старались тогда не продавать, только по необходимости, очень уж цены были неустойчивые. Серёга погрузил мешки в плоскодонку, мама-Биологиня села в носу лодки и занялась, по обычаю, вязанием, а Серёга, радуясь предстоящей поездке по реке, утвердился сапогами попрочнее на корме и оттолкнулся от берега шестом. В последнюю секунду в лодку вскочил еще и Лысенко, чуть не опрокинув и не утопив остальных. На него ругались, а он лишь весело махал облезлым своим хвостом. Высадить его уже не было никакой возможности, плоскодонку мягко и властно тянуло течением на середину, и Серёге приходилось погружать шест чуть ли не целиком в воду.

В соседнем селе – Хвощовке – картошку всегда сдавали знакомому деду, прозвище деда было Кержак, а именем его никто никогда и не интересовался. Дед, вроде бы, перепродавал товар дальше, кажется – отвозил в Лимонов и сторговывал там "с придачей", то есть, с прибытком, с выгодой. Так и в тот день, Биологиня отправилась искать деда-Кержака, а Серёгу оставила у воды, караулить мешки. Метрах в двадцати от лодки стоял задними колесами в реке небольшой побитый грузовичок-фургон и какой-то взрослый парень плескал из ведра воду на его борта и колеса, типа, мыл машину. Парень то и дело поглядывал на Серёгу с любопытством, а тот, памятуя о цыганской своей опасной наружности, отводил глаза и сидел нахохлившись, гладил Лысенку по башке.

Через минуту парень забросил ведро в кузов, и, вытирая руки тряпкой, подошел поближе, на расстояние разговора.

– Эт' чё это у тебя, картошка, что ли? – спросил он с улыбкой.

Серёга покивал. Лысенко заколотил хвостом по днищу лодки.

– А самого звать-то как? – спросил далее парень.

– Серёга, – ответил Серёга.

– Твоя мать-то, что? Кержака, поди, ищет?

– Кержака, – согласился Серёга.

– Я ему зять, – сказал парень и сплюнул. – Сейчас в город еду, хряка везу. Можешь пока мешки тоже в кузов покидать.

И он махнул рукой в сторону машины.

– Да я бы… – начал Серёга, но парень договорить не дал.

– Мамку подождал? Да хули ждать-то, один черт, договорятся. Не впервой. Давай, берись за углы, я подсоблю.

В кузове под тентом лежала распластанная половина свиньи, завернутая в полиэтилен, было душно, и гудели мухи. Серёга принимал от парня мешки и, как было велено, оттаскивал их ближе к кабине, громоздя один на другой. Парень со стуком закрыл задний борт, задернул полог тента.

– Готов, что ли? – крикнул он. – Придерживай свинью-то, чтобы не елозила. Сейчас в горку поедем.

И завел мотор. Где-то в отдалении залаял Лысенко.

– А как же… – забеспокоился Серёга, но тут машина дернула, и его бросило прямо на свиную тушу, да еще и мешки стали сползать один с другого, и пришлось упереться в них ногой, иначе они завалили бы Серёгу. Грузовичок, ревя мотором, карабкался на пригорок. Наверное, к Кержакову дому решил поближе подъехать, – догадался Серёга. – Мать только договорится, а мы уже тут как тут, с мешками в кузове.

Но грузовик никак не останавливался, водитель выехал уже на ровную дорогу, переключил скорость и прибавил газу. Серёга сидел на мешках, держался руками за борта, ногами упирался в свинью, и ничего не понимал. Кричать смысла не было, да и он, вдобавок, кричать стеснялся. А вдруг Кержаков зять от Серёгиного крика обидится и тоже будет кричать? Зачем оно? Лучше уж подождать, может – все само собой устроится.