Крест и полумесяц - Валтари Мика Тойми

— Всему есть предел. Даже если бы наша армия перешла Саву, впереди по дороге на Буду есть еще и коварная Драва. Даже старики не упомнят такой ужасной весны... А потому самое умное, что мы можем сделать — это отдохнуть и собраться с силами, если нам это удастся. И меня не слишком огорчит, если промедление будет стоить мне даже жизни, ибо голова у меня распухла от цифр, карт и чертежей и по ночам я не могу заснуть, все время размышляя о мосте, который мне надо перекинуть через бешеную Драву.

И несгибаемый Синан Строитель, никогда не щадивший ни себя, ни других, разрыдался. Он был в полном изнеможении. Я постелил ему ложе в хижине перевозчика и дал бедняге подогретого вина. Синан напился так, что не мог больше различить ни одной цифры, и уснул; во сне он бормотал, что когда-нибудь построит султану Сулейману мечеть, какой свет не видывал.

3

Пять дней дождь лил как из ведра, и мы с Синаном испытывали адские муки, беспокойно бегая взад-вперед по тесной хижине и с минуты на минуту ожидая появления султанских войск: когда подойдет армия, визирь повелит казнить нас и бросит наши обезглавленные тела в реку. Но волновались мы напрасно, ибо не прибыл даже паша строителей Хосреф. В конце концов к нам удалось прорваться перепачканному с ног до головы гонцу, который сообщил нам, что вся армия завязла в грязи и по приказу султана остановилась, чтобы переждать этот потоп. Султан и великий визирь покорились воле Аллаха и решили никого не наказывать за задержки, вызванные наводнением.

Наступило лето, на венгерских равнинах давно уже расцвели огненные маки, а мне до тошноты опротивели бескрайние дикие заросли и топи, через которые пролегал наш путь. Но вот, двигаясь перед войском, мы добрались наконец до разлившейся Дравы. Турецкий гарнизон того городка, в который мы вошли, давно потерял надежду на наше прибытие, и многие утонули, пытаясь построить через реку мост, ибо даже самые огромные бревна сносило течением, как соломинки. В городке мы наконец встретились с нашим начальником, Хосреф-пашой.

Поглаживая бороду, он долго смотрел на водовороты Дравы, а потом смиренно изрек:

— Аллах велик, и нет Бога кроме Аллаха, а Магомет — Пророк Его, да славятся Их имена! Султан не может требовать от меня невозможного, ибо я женат на его двоюродной сестре и таким образом связан с ним кровными узами. Но Ибрагим, сераскер и великий визирь, — очень плохой человек, бесстыдно нарушающий все заветы Пророка. Так что придется мне расстаться с моей седой бородой, вам же, дети мои и отважные зодчие, советую вовремя приготовиться к скорой встрече с Всевышним.

Его закаленные в походах люди не раз сопровождали войска Непобедимого Селима[3], строили мосты на самых разных реках от Венгрии до Египта и осаждали множество городов. Но даже эти ветераны принялись вырывать клочья волос из своих бород и лить горькие слезы, проклиная коварную Драву, Венгрию, короля Фердинанда[4] и особенно его брата, императора неверных[5].

Тогда Синан вышел вперед и сказал:

— Вы что?! Зачем, по-вашему, мы приволокли сюда все эти бревна и камни?! Для чего мучились, проводя в пути дни и ночи? Не смыкая глаз, ломаю я голову над тем, как построить на этой реке надежный мост. И что, все труды теперь — коту под хвост? Нет, у меня нет ни малейшего желания бросать свои чертежи и расчеты в водовороты Дравы! Я должен хотя бы попытаться возвести это чертово сооружение!

Он упал на колени, поцеловал землю у ног Хосреф-паши и воскликнул:

— Я еще молод, но меня питала мудрость самых знаменитых строителей мостов нашего времени. Я читал труды греческих стратегов и изучал описания моста, который великий Александр Македонский перебросил через Инд. Дай мне твой молот, благородный Хосреф-паша, и окажи мне честь, назвав перед всеми этими людьми своим сыном, и я преодолею самые немыслимые трудности и воздвигну мост на Драве! Испроси для меня у султана лишь три дня срока и помощи тридцати тысяч янычар.

Хосреф-паша с сомнением покачал головой и несколько минут думал, что ему делать. Но наконец, убежденный той верой в собственные силы, которая горела в глазах Синана, почтенный старец ответил:

— Что ж, хорошо! Я стану тебе отцом и разделю с тобой позор, если затея твоя провалится. Но я хочу делить с тобой и славу, если с помощью Аллаха и ангелов Его тебе удастся совершить невозможное. Возьми мой молот — и пусть все мои сыновья исполняют повеления молодого Синана Строителя.

Старик протянул ему изукрашенный золотом и драгоценными камнями молоток, положил Синану руку на плечо и провозгласил в присутствии свидетелей:

— Ты — кровь от крови и плоть от плоти моей, Синан. Ты — мой сын!

И чтобы придать своим словам законную силу, Хосреф-паша быстро прочел первую суру Корана. А потом велел оседлать коня и отправился к султану, мы же остались на берегу Дравы, чтобы посоветоваться, как быть.

Я не знаю, что толкнуло Синана на столь смелый поступок. Возможно, родившись в этих краях, он лучше других знал сербские реки и чувствовал, что наводнение скоро кончится. Во всяком случае, уже на следующий день река вошла в свои берега, и Синан послал тысячу человек опускать кессоны и заполнять их каменными глыбами, а также вбивать в дно там, где он указывал, гигантские сваи.

Правда, ему не удалось уложиться в обещанные сроки, но когда султан и великий визирь прибыли вечером третьего дня на берег Дравы, работа здесь продвинулась уже довольно далеко. И потому султан не стал возражать, когда Синан заявил, что трехдневный срок должен отсчитываться с того момента, как армия подошла к реке; Хосреф-паша же опрометью бросился в шатер Синана, обложился чертежами молодого строителя и принялся отдавать распоряжения, делая вид, что с самого начала руководил всеми работами. Но старику не удалось обмануть султана и великого визиря, которые приехали взглянуть на мост. Властителей в островерхих шлемах окружало множество одетых в зеленое чаушей. На работах по возведению моста весьма отличился Антти, и Синан в награду за это произвел его в бимпаши султанских строителей дорог.

На шестой день мост был готов, и войска, а за ними и обозы тут же потянулись на другой берег. Четверо суток армия сплошным потоком двигалась по мосту, а Синан Строитель, будучи человеком предусмотрительным, внимательно следил за тем, чтобы мост ни на миг не оказался перегруженным.

Вечером того дня, когда началась переправа, султан вызвал перед свои очи Хосрефа-пашу, Синана Строителя и их ближайших помощников.

Но в минуту своего величайшего триумфа Синан потерял всю уверенность в себе и ужасно смутился, когда янычары толпой повели его в шатер султана, громко восславляя лучшего зодчего на свете. Хосреф-паша, не подозревая ничего дурного, счел эти крики лишь выражением благодарности Сулеймана, но когда мы остановились под роскошным балдахином, затенявшим вход в шатер султана, Синан, сам не свой от волнения, повернулся к Хосрефу и проговорил:

— Дорогой отец! Ты признал меня своим сыном и подтвердил это, прочитав первую суру Корана. Скажи, имею ли я, приемный сын, такие же права на твое наследство, как и родные твои дети?

Хосреф-паша, совсем потеряв голову от счастья, прижал Синана к груди и еще раз торжественно провозгласил, что приемный сын является наследником приемного отца — и наоборот.

Потом мы вошли в шатер султана, чтобы поцеловать землю у его ног. Рядом с Сулейманом, в одеждах, сияющих драгоценными каменьями, стоял великий визирь. Он принялся хвалить нас за то, что мы совершили невозможное. Султан тоже сказал несколько милостивых слов Хосрефу-паше и Синану Строителю. Тем временем перед шатром собралась огромная толпа янычар, которые громко вопили и изо всех сил колотили черпаками по походным котлам. Тогда Синан, не в состоянии больше сдерживаться, вытащил из-за пазухи какую-то бумагу, развернул ее и начал дрожащим голосом читать список тех наград, которые обещал на свой страх и риск янычарам и строителям моста. Закончив же чтение, Синан посмотрел султану прямо в глаза и промолвил: