Амальгама - Владимир Торин

Повисла пауза, и подполковник Сиротин решил, что надо что-то ответить:

– Понимаю.

– Ну, вот и замечательно. Сейчас картину вернули в музей. Надо внимательно ее рассмотреть, попытаться восстановить какие-то события вокруг нее. Еще раз повторяю: ею занимались в британской разведке на самом высоком уровне. А у нас пока есть только это. – Перед Сиротиным на стол легла мутная черно-белая фотография. На ней были изображены мужчина и женщина в старинных одеждах в какой-то комнате с большой люстрой и круглым иллюминатором в центре. Лицо мужчины показалось Сиротину смутно знакомым.

Автобус проехал арку Адмиралтейства и вывернул на Трафальгар. Здесь было многолюдно, кипела обычная лондонская туристическая жизнь. Каменные львы, оберегающие покой адмирала Нельсона, чья фигура украшала высокую колонну в центре площади, равнодушно взирали на непрекращающееся туристическое паломничество в Национальную картинную галерею.

Сиротин миновал львов и очутился на ступенях галереи в окружении большой группы японских туристов, увешанных видео- и фотокамерами. Они шумели, передавали друг другу видеокассеты какого-то удивительного мини-формата и покупали новую фотопленку в небольшом магазинчике музея. Сиротин улыбнулся. Японцы перезаряжали в фотоаппаратах пленку так, как будто они готовы были перефотографировать всю Британскую национальную галерею без остатка и увезти ее к себе в Японию, чтобы там распечатать на уникальной фотобумаге тысячи неестественноярких картинок в недавно открывшихся офисах печати фотоснимков фирмы Kodak.

Топтун, вероятно, вертелся где-то рядом, но российский дипломат потерял его из виду на время. Зал средневековой фламандской живописи находился на втором этаже, но Николай на всякий случай довольно долго бродил по первому этажу, внимательно изучая картины Рафаэля и Леонардо да Винчи.

Сиротина не покидало ощущение, что занимается он полнейшей ерундой, но он не привык обсуждать приказы, даже если считал эти приказы глупыми. В то время, когда в Советском Союзе людям было буквально нечего есть, когда народные толпы ежедневно выходили на многочисленные митинги, когда разномастные шпионы заполонили пространство родной страны, советский резидент в Лондоне вынужден бродить по залам Национальной галереи и искать какую-то картину, которая, как кому-то показалось, имеет отношение к современной России, хотя написана в 1434 году в Брюгге. Бред какой-то!

Наконец Сиротин дошел до зала фламандской живописи. Картина Ван Эйка висела в углу и ни у кого никакого интереса не вызывала. А зря. Картина была действительно необычной. Главным в картине были вовсе не фигуры мужчины и женщины, как могло показаться, если изучать эту картину по мутной черно-белой репродукции, полученной Сиротиным в Москве, а старинное зеркало, расположенное в самом центре композиции. Зеркало было круглым и действительно напоминало иллюминатор. В нем отражались несколько плохоразличимых фигур, которые в зеркале были видны, а в помещении на картине – нет. Над зеркалом, в самом центре картины, было очень крупно написано красивым каллиграфическим почерком: «Johannes de Eyck fuit hie. 1434» – «Ян ван Эйк был здесь. 1434». Сиротин, может, и не был искусствоведом, но прекрасно понимал, что так странно художники свои картины не подписывают. В центре картины, крупными буквами. Да и подпись была явно не про картину, а скорее про зеркало. Ну, не мог же этот самый Иоганнес де Эйк в своем 1434 году вдруг оказаться… в зеркале!

Чем больше Сиротин вглядывался в картину, тем все более странной она ему казалась. Кроме постоянного, неисчезающего чувства, что мужчина на картине ему почему-то знаком, он продолжал одну за другой подмечать странные детали. Например, над головами людей в комнате висит большая люстра на шесть свечей, но горит почему-то только одна. Да и одну-то свечу зажигать никакой необходимости нет – на картине изображен ясный день, окно открыто и солнечный свет вполне освещает комнату. На подоконнике лежат апельсины. Какие, к черту, апельсины в Брюгге? А за окном виднеется вообще какое-то непонятное растение с совершенно невероятными красными круглыми плодами. Ну, не бывает таких в жизни!

Женщина, изображенная на картине, была беременна. «Россия беременна революцией» – Николаю Сиротину почему-то вспомнились слова Ленина. Мужчина поднял руку, как будто хотел что-то сказать или от кого-то защититься. И в этот момент… Сиротин вдруг узнал этот жест. А затем сразу узнал и мужчину. Сомнений быть не могло, это был именно он. Но какое отношение этот человек мог иметь к картине 1434 года? Да и как вообще он мог бы в нее попасть?

Сиротин хорошо помнил выпуск 1985 года в Краснознаменном институте КГБ имени Андропова, прекрасно помнил всех своих сокурсников по факультету «Внешняя разведка». Конечно, руководство награждало сокурсников всякими ненастоящими фамилиями, но обучаемые неплохо сдружились и настоящие фамилии друг друга знали. Вот этот человек с картины носил фальшивую фамилию Платов. Но Сиротин прекрасно знал, что никакой это не Платов, а майор Путин. Владимир и, даже если память не изменяет, Владимирович.

После выпуска всех быстро раскидали по миру, и не принято было интересоваться, кто куда попал, но Николай Сиротин однажды виделся с Путиным в Главном здании. Путина после института КГБ отправили служить куда-то в Восточную Германию, он был не очень доволен и вроде бы даже собирался увольняться, чтобы отправиться обратно в свой родной Ленинград. Сиротину жаловаться было грешно – еще бы, в Лондон попал, поэтому он перед Володей Путиным хвастаться не стал, чего товарища зря расстраивать? Попили тогда пивка из бочки на станции метро «Кировская», да и разбежались. Сиротин – в Лондон, Путин – в ГДР.

Но если это действительно был Путин (а такое впечатление, что картину рисовали прямо с него!), то какое, черт возьми, отношение может иметь майор Путин к российской истории? Да и как могли рисовать Володин портрет в Голландии в 1434 году? Сейчас-то, извините, 1991 год идет! Что за глупости? Сиротин тряхнул головой, как бы сбрасывая с нее глупые мысли, и еще раз посмотрел на картину. Сомнений не было. Это был Путин. Владимир Путин, поднявший руку, чтобы что-то сказать. Он всегда именно так поднимал руку в институте перед ответом на какой-то каверзный вопрос преподавателя.

Сиротин решил, что обязательно укажет в рапорте это поразительное сходство и отвернулся от картины, чтобы идти из галереи прочь, но неожиданно столкнулся с маленьким японцем, наверное, отбившимся от группы.

Японец, правда, совсем не выглядел растерянным, много улыбался, постоянно кивал, как бы извиняясь перед Сиротиным за то, что так неожиданно оказался у того прямо за спиной. А потом японец улыбнулся как-то со значением и вынул из кармана небольшое круглое зеркальце, которое мгновенно заиграло десятком веселых зайчиков по стенам зала фламандской живописи и протянул это зеркальце Сиротину. Сиротин пожал плечами, взял зеркальце и в ту самую секунду, когда он увидел в нем свое отражение, вдруг почувствовал себя очень, очень плохо. Перед глазами все поплыло, ноги ослабли, но Сиротин не упал, а странно поплыл в правую сторону, как будто был в невесомости. Потом ему показалось, что он поплыл все-таки не в правую сторону, а в левую, но глаза закрыла такая густая пелена, что ничего не стало видно, а уши заложило громким гулом. Сиротин изо всех сил пытался понять, что с ним происходит, но это становилось сделать все труднее и труднее. Внезапно густая пелена перед глазами полыхнула ослепительно-белой вспышкой, и подполковник КГБ перестал цепляться за сознание, покорившись какой-то странной, страшной и неведомой силе.

Глава III

Старинный манускрипт. Венеция, декабрь 2014 года

Сергей решил хорошо подготовиться к сегодняшней ночи. В конце концов, надо же было выяснить, где находится эта улица Calle Galeazza, на которой, судя по странному посланию, оставленному стариком на салфетке, нужно будет находиться сегодня в полночь! Карты Google услужливо выставляли ярко-красные метки на малюсенькой улочке в самом центре города. Но ушлому Анциферову захотелось увидеть эту улицу заранее. Удивительно, но иногда сама судьба, вне зависимости от наших желаний, управляет нами. Конечно, Сергей и представить не мог, что эта его ленивая прогулка к улице Calle Galeazza в будущем спасет ему жизнь. Но, дорогой читатель, вам стоит помнить, что свой внутренний голос надо слушать. Он плохого не посоветует.

Итак, наш герой, послушавшись внутреннего голоса, двинулся в сторону собора. И сразу же оказался в плотном туристическом водовороте, в котором почему-то всегда можно встретить наших соотечественников.

– Проходим ближе к собору, – руководила движением пожилая дама, которой, очевидно нравилось жить в Венеции и водить по ней непутевые барнаульские группы. – Именно здесь, обратите внимание, у входа в собор Сан-Марко, состоялось публичное унижение германского императора Фридриха Барбароссы. Его заставили преклонить, по одним источникам, одно колено, по другим – два, а по третьим – просто пасть ниц перед встречавшим его римским папой, с которым Барбаросса вел непримиримую войну.