Славянские шутки (О нелегкой жизни украинских националистов) - Виктор Емский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это тебе отец Пафнутий рассказал?
— Да нет, — раздраженно взмахнул рукой Петро. — Об этом каждый образованный украинец знает. В школах преподают…
Зал вздрогнул от хохота и Петро догадался, что последние несколько минут разговор велся на повышенных тонах и был слышен всем посетителям бара.
Москалюк недоуменно огляделся и увидел несколько десятков людей, веселившихся от всей души. Даже пожилая украинская пара зашлась смехом, рискуя помереть от переизбытка чувств. Лишь немцы продолжали сонно ковырять вилками в тарелках.
Злоба ударила Петро в голову, и он кровожадно вперил свой взгляд в смеющееся лицо Сергея, который вдруг показался ему главным врагом всей его жизни. В мозгу Петро промелькнула мысль о том, что врага нужно непременно добить и потому он грозно рявкнул:
— А ну, пойдем, выйдем!
Сергей, не переставая хохотать, с готовностью кивнул головой, встал и направился к выходу из бара. Петро, ничего уже не соображая от злости и бурлящего в мозгах алкоголя, опрокинул стул и ринулся следом за ним. А зал продолжал смеяться…
* * *Петро задумчиво взял бутылку в руку, хлебнул из нее, кашлянул и поставил виски на стол. Он подошел к большому настенному зеркалу и взглянул на свое лицо. Болевшее ухо было похоже на ватрушку, испеченную поваром-оккультистом. Оно напоминало некую спиральную галактику, которая никак не могла сформироваться и потому звездная материя лезла из нее во все возможные стороны, пульсируя и светясь теми цветами радуги, которые были ближе к красному спектру. Правая скула выпирала драной кожей, а лоб красовался круглой лунообразной шишкой. Схожесть ее с поверхностью спутника Земли отождествлялась неровностью рельефа. Петро вспомнил, что на одном из пальцев Сергея был перстень с выбитой на нем буквой «С». Теперь отпечаток этой буквы явственно читался на лицевой стороне шишки, только в зеркальном отображении, и потому был похож на молодой растущий месяц.
В голове Москалюка вдруг всплыл новый фрагмент вчерашней жизни, и он с удивлением начал его просмотр…
Драка была — так себе. Петро подсветил Сергею второй глаз, а тот набил своему оппоненту лоб. Скула у Петро пострадала, когда он, падая, зацепился лицом за подвернувшуюся некстати фигурную фонтанную решетку. Выскочившие из бара люди быстро разняли драчунов и Дмитрий сказал, что хватит, мол, заниматься мордобитием, потому что опять настала пора пить водку, с чем все и согласились.
Вернувшись в бар, Петро ощутил себя главным героем вечера. Весь зал пил за его здоровье, а кто-то из другого конца помещения даже проорал: «Слава украинским ученым!». Петро пил за себя, за здоровье министра образования Украины, за что-то там еще, полностью украинское, и на душе его становилось все теплее и теплее.
Потом он вдруг увидел, что за столом они остались втроем. Дарья с Анастасией куда-то ушли и наступило время задушевной беседы. Петро уже не испытывал никакой вражды к Сергею и Дмитрию. Его радовало, что теперь, когда компания стала мужской, исчезла надобность выпячивать грудь колесом и казаться умным и значительным.
Поэтому Петро, выбрав для беседы свою любимую тему, говорил легко и вдохновенно:
— Лучшая форма демократии — американская. В Соединенных Штатах даже негры давно чувствуют себя свободно, а об индейцах вообще говорить не стоит.
— Действительно, зачем говорить об индейцах? — соглашался с ним Сергей, оба глаза которого были теперь похожи на узкие амбразуры китайского оборонительного сооружения. — Их ведь практически не осталось после того, как американские демократы обеспечили им свободную жизнь в резервациях…
— Все это брехня! — махал руками Петро. — Вон, на Стивена Сигала посмотри. Индеец? Индеец! Актером стал. Это говорит о равных правах и возможностях. Потому что у них — настоящая демократия. А у вас в России никогда демократии не было и не будет. У вас всегда есть царь. Либо явный — либо замаскированный. То под генерального секретаря коммунистической партии, то под президента.
— Зато у вас на Украине нет ни царя, ни демократии, — смеялся Дмитрий. — У вас — постоянный бардак. Как польский сейм восемнадцатого века, наполненный панской грызней, благодаря которой Польшу поделили между собой Россия, Австрия и Германия. У вас в стране любой процесс напоминает старый советский фильм, который называется «Свадьба в Малиновке». Не дай бог случись война, и она будет в точности соответствовать этому фильму. Сплошной балаган с элементами махновщины; сдобренный салом, горилкой и извечной хохляцкой жадностью…
— Ничего, ничего, — грозно отвечал Петро. — Скоро мы, молодые силы, перевернем всю страну! Мы установим демократию по американскому образцу, но без всяких москалей и евреев. Вот тогда никто не посмеет над нами смеяться!
— Конечно, конечно, — говорил Сергей, поблескивая глазами сквозь бойницы синяков, — тогда можно будет снять продолжение фильма. Только теперь новая картина станет называться «Свадьба в Малинсити»…
Петро встряхнул головой, и в памяти появилась новая серия воспоминаний.
Бар куда-то исчез и Москалюк оказался в сауне. Дмитрий лежал животом на кушетке, а на его правой лопатке турецкий специалист-татуировщик выкалывал патриотического двуглавого орла. Петро, подпрыгивая от нетерпения, крикнул:
— Я тоже хочу! Только не этого вашего двухголового мутанта, а боевой трезубец во всю спину!
Откуда-то сзади прозвучал смех, и голос Сергея ответил:
— Запросто! Сейчас придет еще один мастер татуажа и выколет тебе трезубец. Мы заплатим. Это будет тебе от нас подарком. Но сначала надо дернуть виски!
Перед носом Петро — как бы из ниоткуда — возникла вдруг рука Сергея с рюмкой, наполненной желтой жидкостью. Москалюк залпом осушил стопку и провалился в небытие…
Дальше ничего увидеть не удалось.
Петро подумалось, что если еще немножко похмелиться, то, может быть, удастся вспомнить и окончание вчерашнего буйного вечера. Он уже было собрался вернуться к столу, на котором стояла призывно сверкавшая этикеткой бутылка, но кольнувшая в пах боль напомнила о дискомфорте в ягодицах.
Москалюк повернулся спиной к зеркалу, глянул через плечо назад и из его глотки тут же вырвался сиплый скрипучий вопль. По всей поверхности предварительно выбритого мускулистого зада Петро умелой рукой мастера был вытатуирован звездно-полосатый американский флаг!
Звезд, правда, было не пятьдесят, а всего тринадцать, но это никак не влияло нахудожественную ценность свежеобретенной картины. Половинчатость изображения, вызванная физиологическим строением холста, играла свою роль. Благодаря складке в середине рисунка казалось, что флаг гордо развевается на ветру, и потому сей атрибут демократии выглядел достаточно красочным и реалистичным.
Осознав, что разрисованная часть тела останется звездно-полосатой на всю оставшуюся жизнь, Петро испустил повторный вопль.
В дверь тут же застучали и мужской голос (видимо, принадлежавший портье) на ломаном русском языке поинтересовался:
— И чито слючилось, а?
Петро взял себя в руки и громко проскрипел надорванными голосовыми связками:
— Все в порядке.
В коридоре послышались шаги. Они медленно удалялись от двери номера.
Петро, вновь повернув голову назад, начал более детально рассматривать произведение турецкого искусства, невольным обладателем которого он стал.
Цветовая гамма была натуральной. И пропорции ничуть не подкачали. Петро понял, что о сексуальных плавках, приобретенных им недавно в фирменном магазине, придется теперь забыть, так как края флага существенно залезли на бедра. Придется покупать себе новые плавки, формой своей напоминающие семейные трусы. А еще лучше — купальные шорты…
Москалюку вдруг совсем расхотелось продолжать отдых. Он вернулся к столу, взял в руку бутылку виски и надолго присосался к горлышку.
Отдышавшись, Петро решил обдумать свое положение и сел на кровать. Жуткая боль тут же прострелила его ягодицы! Москалюк вскочил на ноги, конвульсивным движением швырнул бутылку в дверцу шкафа и исторг из себя вопль, вынудивший оконные стекла задрожать подобно барабанной мембране.
В дверь опять застучали и прежний голос спросил:
— Нюжен дохтер?
— Отстань! — рявкнул Петро. — Все в порядке!
В дверь колотить перестали, но звука удаляющихся шагов Москалюк почему-то не услышал. Ему было не до этого. Взгляд Петро уперся в бутылку, мирно лежавшую на полу. Она совсем не разбилась, но живительное пойло вытекало из нее на ковровое покрытие. Москалюк быстро подошел, поднял бутылку и, сделав из горлышка глоток, продолжил свои размышления стоя…
Ему вспомнилось, что удалить татуировку можно. Для этого нужно было обратиться к хирургу. Но удаление татуировок, которые, как известно, на теле появляются исключительно по дурости человеческой, страховыми случаями не считаются. Значит, за операцию платить придется из своего кармана. И, кстати, совсем не мало! Таких денег у Петро не было и стало ясно, что придется потерпеть до возвращения в родной Киев.
