Ночной вызов - Николай Мисюк

Стон еще звучал в большой пустой комнате, когда больная стала медленно опускаться. Алым цветом загорелось лицо, запульсировали сонные артерии. Упавшая простыня обнажила ее грудь, под которой виднелось биение сердца.

Пескишев снова осторожно взял женщину за руку. И хотя рука все еще была холодная, под нежной белизной кожи отчетливо прощупывался пульс. Он был ровным и четким.

Всхлипнула и заплакала за его спиной Зося. Федор Николаевич обернулся: Зосю трясло мелкой дрожью, губы кривились и дергались, и она зажимала их рукой. Она силилась что-то сказать и - не могла, пораженная случившимся. Взгляд ее светился таким восторгом, что Пескишеву стало неловко.

- Вы что, замерзли? - грубовато спросил он. - Что это вас так колотит...

- Н-н-нет, - невнятно пробормотала Зося. - Федор Николаевич, вы... вы...

- Чего же вы стоите? - резко прервал он. - Разве не видите, что простыня совсем сползла. Накройте больную. Принесите одеяло, грелки... Да шевелитесь побыстрее и не смотрите на меня, как кролик на удава.

Пескишев взял аппарат Рива-Роччи и стал измерять у больной артериальное давление. Оно оказалось почти нормальным.

"Вот и не верь после этого в чудеса", - подумал Федор Николаевич и сел поближе, чтобы убедиться, что это не наваждение, не сказочный сон, что он действительно воскресил человека.

Успокоившаяся Зося суетилась возле больной: обкладывала грелками, укрывала одеялами. Только хирург оставался безучастным. Не обращая никакого внимания на происходящее, он продолжал исправно нажимать на резиновый баллон наркозного аппарата.

- Вы что, уснули? - поинтересовался Пескишев, удивленный его равнодушием.

Не получив ответа, он подошел к Круковскому. Тот действительно спал, продолжая механически нажимать на баллон.

"Матрос спит, а служба идет", - усмехнулся Пескишев уголками губ, вспомнив слова, впервые услышанные много лет назад от командира торпедного катера, на котором он когда-то служил. - Ну, что ж, поспи, парень, поспи, тебе еще сегодня долго качать. До самого утра, пока не сменят".

Рассказав Зосе, какие препараты нужно ввести, чтобы снизить внутричерепное давление и предупредить повторное смещение мозгового ствола, Пескишев сел за стол. Ощущение чуда, охватившее его в первые мгновения, когда восстановилась сердечная деятельность, прошло. Теперь он прекрасно понимал, что никакого чуда не произошло. Больная, конечно, была в состоянии клинической смерти. А разве мало на свете людей, находившихся на грани смерти, не перешагнули эту грань?! Бесчисленное множество. Тут интересно другое: оживить ее удалось новым, ранее неизвестным способом. К тому же сердечная деятельность восстановилась у больной с поражением головного мозга. А в таких случаях, как правило, обычные методы не годятся.

Осмысливая случившееся, Пескишев не мог не заметить, что больная не только молода, но и удивительно красива. Это особенно бросилось в глаза, когда синева постепенно уступила место легкому румянцу. Теперь женщина производила впечатление спящей. Глаза ее закрылись, а длинные ресницы слегка шевелились в такт дыханию.

Федор Николаевич подошел к больной и взял ее руку, чтобы взглянуть на пальцы. Их вид довольно хорошо отражает состояние сердечно-сосудистой системы. Но розовый лак, покрывающий ногти, не позволил что-нибудь разглядеть. Бережно уложив руку под одеяло, профессор слегка приподнял веки больной. И хотя зрачки продолжали оставаться широкими и не реагировали на свет, один стал заметно уже другого.

Укрыв больную потеплее и проверив положение грелок, чтобы избежать возможных ожогов, Пескишев попросил Зосю дать историю болезни - нужно было подробно описать все случившееся.

Он еще раз подошел к столу и тщательно осмотрел голову больной. И хотя под копной густых волос трудно было что-либо увидеть, слева в области виска профессор обнаружил припухлость. Мысль о черепно-мозговой травме и внутричерепной гематоме представлялась вполне реальной.

Подперев голову рукой и сведя к переносице брови, Пескишев продиктовал Зосе заключение.

- А что дальше? - осторожно спросила она.

- Необходима операция. Но общее тяжелое состояние в настоящее время ее исключает.

Услышав это, Круковский оживился. Он уже давно проснулся и с интересом поглядывал то на больную, то на профессора.

- А почему бы не рискнуть? Ведь без операции она обязательно погибнет.

- А после операции не только погибнет, что вполне вероятно, но и нас потянет за собой, - резче, чем ему это хотелось, сказал Пескишев и пояснил: - Пока операция бессмысленна, больная не перенесет ее. А нас обвинят в том, что мы оперировали, не выведя женщину из комы. Более того, она может погибнуть на столе. В таком случае вообще неприятностей не обобраться.

- Так что же делать? Ждать, пока сердце снова остановится? - Круковский вскинул обметанный щетиной подбородок. - Извините меня, но не кажется ли вам, глубокоуважаемый Федор Николаевич, что сейчас вы думаете о нашем спокойствии и благополучии куда больше, чем о жизни этой молодой женщины?!

- Николай Александрович! - возмущенно крикнула Зося. - Как вы смеете...

- Да уж смею! - багровый от возмущения Круковский даже не оглянулся в ее сторону, он в упор смотрел на Пескишева, ожидая ответа. - Не находите ли вы, профессор, что мы слишком много говорим о гуманизме врачебной профессии, а сами о том только и заботимся, как бы оградить себя от неприятностей, связанных с риском?

- Нет, не нахожу, - твердо заявил Пескишев и взгляда не отвел. - Риск, уважаемый коллега, штука похвальная, если она дает нам какие-то шансы на успех. Здесь не тот случай. Остановиться сердцу, возможно, мы теперь не дадим. Это, как говорится, в наших силах. Если понадобится, сделаем повторное вливание раствора. Но восстановим ли дыхание? Выведем ли из бессознательного состояния? В общем надо понаблюдать. Пойти без должной подготовки на операцию - убить. Простите, но это не риск, а авантюра. Я в ней участия принимать не буду и вам не советую.

Просмотрев сделанные Зосей записи, Пескишев предложил ей подробно описать этот случай и послать в журнал для публикации.

- Спасибо, - смутилась Зося, - с удовольствием, но только вместе с вами. Ведь это вы предложили и осуществили вливание, а не я.

- Милый доктор, - улыбнулся Пескишев, - я высоко ценю вашу скромность. Только описание отдельного казуистического случая меня не занимает. Все-таки я профессор и должен публиковать более серьезные исследования. А вы только начинаете свою врачебную жизнь, такая статья сделает вам честь. Кстати, без вашей помощи я ничего бы не сделал, даже в больницу не попал. Спал бы себе в гостинице, как сурок, десятые сны досматривал. Если хотите, можете сослаться на мою консультацию. А в соавторы возьмите своего коллегу, он этого заслуживает.

- Мне это ни к чему, - угрюмо обронил Круковский. - У меня другая тематика.

- Как хотите, - не стал настаивать Пескишев.

Он пощупал пульс, взглянул на зрачки больной и с удовлетворением отметил, что сердце работает вполне прилично. Попрощался с врачами, надел плащ. Зося проводила его до машины.

3

В гостинице Пескишева охватила сонная одурь. Было уже шесть часов утра. Приняв душ, он с наслаждением лег на скрипучую кровать.

В девять пронзительно заверещал телефон. С трудом открыв слипающиеся веки, Федор Николаевич поднял трубку. Звонил заведующий неврологическим отделением Карасик. Сказал, что Пескишева ждут на консультацию и уже выслали машину.

И не хотелось вставать, а пришлось. Быстро приведя себя в порядок и наспех перекусив в буфете, Федор Николаевич спустился в вестибюль.

Консультация затянулась. Зная о безотказности Пескишева, врачи показывали ему не только больных отделения, но и знакомых, родственников. Показывали и таких больных, смотреть которых ему было незачем: диагноз, лечение - все ясно. Смущенно посмеивались, что показывают не профессору больных, а больным профессора: психотерапия! Очень уж люди, особенно пожилые, любят, когда их смотрит не рядовой, давно надоевший врач, а светило, к тому же прибывшее из центра. Совсем иная степень доверия!

Обычно Федор Николаевич воспринимал это как должное, но сегодня не выдержал: давала себя знать бессонная ночь.

- Братцы, - наконец взмолился он, - а не слишком ли вы злоупотребляете моим терпением?

"Братцы" усовестились, поток больных иссяк, словно его перегородили плотиной.

Давний друг, с которым Пескишев хотел встретиться, был в санатории, в Сочи; поезд домой ожидался только ночью. Перспектива провести вечер в чужом городе с малознакомыми людьми, а то и в одиночестве не радовала. Карасик сказал, что вечером в Энск идет рейсовый автобус. Федор Николаевич не любил ездить автобусами - сидишь, словно прикованный к креслу, ни выйти, ни размяться, ни покурить, но, подумав, попросил заказать билет. Вскоре медсестра, посланная Карасиком, привезла билет. Была она совсем юная, белокурая, с розовыми ногтями - и Пескишев вспомнил о больной, с которой промучился почти всю ночь. Как там она? Жива ли еще?