Краски Алкионы - Маргарита Азарова

Вот, думаю: чудеса, сон мне, верно, снится про эту проклятую работу. Совсем я заработалась, вот и мерещится всякое. Не знаю, сколько так времени прошло, но слышу опять каблучки – когти цокают, возвращаются. А барышня-птица стала такая, что до неё дотронуться можно, подошла ко мне близко и положила передо мной своё перо, потом исчезла, будто взлетела, а господина уже не было видно рядом“.

И тут работница Третьяковской галереи (в силу этических соображений её имени не называем) вынула из какого-то только ей ведомого потайного места перо и показала мне.

„Я закричала, – продолжала она, – но крика-то не услышала, видно, горло перехватило. Так я и побежала проверять – не случилось ли чего в галерее. Озираюсь – никого нигде не видно. Куда все подевались, ума не приложу. Посмотрела на часы, а от того времени, как я первый раз увидела этого статного мужчину, аж часа три прошло. То ли столбняк, то ли гипноз, но ничего не помню с того момента, как эта парочка пришла, и до того, как ушла. Побежала я осматриваться. Это уж потом я подумала, что надо на подмогу позвать, а в тот момент растерялась очень. Металась я так, металась по галерее и тут вижу – порошок какой-то рассыпан, присмотрелась, а это краска, вся будто в пыль растёртая, на полу, глаза-то поднимаю, а передо мной снова эта дева-птица, только на портрете – и не одна, а целых две. Я кому рассказываю – никто не верит, а перо показываю, так смеются, говорят: голубиное на улице подобрала. Сказали – надо нервишки подлечить, а я и не против. Я и сама готова в это не верить, только перо-то вот оно, что с ним-то делать?!“

Если вернуться к началу статьи, то, надеюсь, понятно, о какой картине идёт речь. Да, это с картины Виктора Васнецова „Сирин и Алконост. Песнь радости и печали“ вандалы сняли слой краски, и часть этой краски попала на пол. Объяснений пока этому поступку не находится.

Возмущение, которое испытывает общественность к данному акту вандализма, естественно. Но как относиться к истории, рассказанной работницей галереи, решать вам; я не берусь утверждать ни её истинность, ни вымысел. Я сам на распутье, но девушек-птиц наблюдать воочию мне ещё, скажу вам определённо, не приходилось».

Старинные часы отсчитали ещё одну порцию времени, заставив Вениамина слегка вздрогнуть и очнуться от раздумий, в которые его окунуло чтение. Он тепло простился с Марией Григорьевной. «Отзывчивые люди – такая редкость, – подумал он, – и как хорошо, что именно она дежурила в ту ночь, благодаря её действиям Марселю вовремя оказали медицинскую помощь…»

Глава 5

Вениамин оказался обязательным человеком и точно выполнил свои обещания. Но удивительно то, что я действительно помнил, как обращаться с кистью и красками. Я даже почувствовал себя на мгновение счастливым. Если бы, чёрт меня дери, вспомнить хотя бы ещё толику того, кто я и кем был до сего момента. Теперь молодые медсестрички забегают ко мне и наперебой просят нарисовать их портреты, хотя бы карандашом. Времени у меня между лечебными процедурами предостаточно, и я живописую с удовольствием. Ещё он принёс мои письма к нему и читал вслух, время от времени комментируя записи. Это было так захватывающе. Неужели это всё происходило со мной и, судя по датам на письмах, совсем недавно. И вызывало даже недоверие. Какая-то мистика, будто сеансы гипноза, похожие на те, что проводит доктор для возвращения моей памяти.

Глава 6

Князь сидел на шкуре медведя, расстеленной на скамье. Несмотря на молодые годы, он знал, что главная цель его жизни – это власть. Власть над всеми, и он никого не пожалеет, кто встанет на пути к цели. Как вот этот медведь, ставший украшением его ложа. О, этот могучий зверь помотал князя по непроходимой чащобе, прежде чем он не доказал, кто хозяин в лесу. И так будет с каждым. Ни родовые связи, ни мольбы не станут преградой для возвышения его княжеского величия над всеми…

Улыбка сладострастья легла на уста князя: Пусть каждый смерд знает: я хозяин над мужами, да и над их жёнами и всеми девками в моих владениях. Моя пахота всегда первая. Буду сеять своё княжеское семя там, где захочу, и оно взрастёт и станет опорой, оплотом имени владыки земли славян и не только славян.

Запах крови будоражит, зовёт в бой. Он за версту чувствует запах крови – эликсир, питающий силу, мощь мужчины-воина. Чем больше сражений, тем ближе его возвеличивание. Ему должны подчиняться все народы окрест. Но, помимо звериной силы, нужной в бою, важна и звериная хватка, хитрость в делах государственных. И он здесь не только для того, чтобы мечом махать. Он готов войти в лоно церкви, готов принять крещение, если это породит раболепие, подчинение народа. Византия сейчас зависит от мощи его дружины, и принятие их веры – это не уступка, это княжеская стратегия, важная стратегия. Породниться с правителями Византии – значит, дать понять всему остальному миру: Русь сильна и могущественна. Признание величия Руси под его правлением самой Византией и другими странами, быть увенчанным короной императора, обладать скипетром, подчинить принцессу Византийскую… о, как это услаждает гордыню.

– Христианство – очень удобная религия, она уже господствует во многих странах. И Русь не останется на задворках. Русь будет единым государством, у неё будет один Бог и один великий князь. Эта религия делает меня государем ставленником самого Бога. И этот единый Бог возлагает на меня обязанность чинить порядок: не только защищать границы Руси, но и наказывать тех, кто выступает против моей власти и веры, а значит, выступает против Бога. И миловать тех, кто почитает в моём лице божественную справедливость, – не замечая, что уже давно говорит вслух, князь стукнул по столу кулаком. – Будет так, как я хочу.

Дружинник, вошедший в этот момент, замер: на кого направлен гнев князя? Хотя доклад не терпел отлагательств.

– Ну, что ты топчешься в дверях, проходи, коль вошёл. Что, опять волхвы мутят воду? – не дожидаясь доклада, бросил князь. Его глаза загорелись недобрым огнём.

– Пусть только попробуют приблизиться к воротам погоста, – воскликнул дружинник.

– А что, велика толпа?

– Да не малая, человек триста будет.

– Скажи им: если не выдадут зачинщика, то из каждой семьи по мужику будет гнить в темнице, а данью город обложу такой, о какой они и не слыхивали.

Не прошло и пяти минут, как пред глазами князя предстал седовласый бородатый старец в подпоясанном долгополом одеянии с длинными широкими рукавами, в колпаке с отворотами на голове.

– Это с тобой, что ль, прикажешь воевать? – рассмеялся князь.

– Слово завсегда превыше силы было.

– Ты мне не дерзи. И сними свой скомороший колпак.

– Вот, сам вызвался из толпы, – вставил слово дружинник.

– Что, ты самый что ни на есть смелый и зачинщиком назовёшься?

– Зачинщик не зачинщик, а люди выбрали с тобой, князь, переговорить.

– Значит, ещё и самый умный. Ну, говори, слушаю тебя, – сказал князь и усмехнулся, проведя пятернёй но лохматой медвежьей шкуре.

– Сдаётся мне, княже, не веришь ты в свои силы?

– Ты говори, да не заговаривайся!

– Ты рубишь те корни, те основы, что питают ветви нашей жизни – твоей, моей, всего славянского народа, который нуждается в твоей защите. Не лишай веры свой народ, народ, что поддерживает тебя. Мы живём по законам природы и поклоняемся им, они всесильны. Никто, тем более любой незримый Бог, не обладает могуществом воздействия на эти высшие законы, на законы самой жизни.

– Ты мыслишь очень узко. Я делаю всё в интересах Руси, а значит – в интересах нашего народа. И если ты стар, глух и слеп, то не тебе меня учить, как поднимать и укреплять авторитет Руси, а значит, и народа русского. Это ты, что ль, печёшься о народе? Да всё твоё рдение – это травы, коренья, заклинания да тёмный заговор. Многим ли помог твой заговор: «Всемогущие Перун, Сварог и Белее, прошу вас, оберегите и сохраните сына Даждьбога от сглазов, от наговора, от заклинаний, от клеветы, от лжи и от слухов порочащих. Да пусть сбудется всё сказанное». Может, ты считаешь, что вся эта болтовня сравнится с мечом острым, разящим? Не смеши, старик! Только сила ведёт нас вперёд. Ты сильнее, значит, с тобой считаются, а если ты слаб, тобой помыкают и обращают в раба. Кто сильнее, тот и веру устанавливает. Вот закон природы. Вот закон жизни. Или, может, ты считаешь себя сыном божьим, как сказано в твоём заклинании?

– Я сын природы, значит, и её божественная часть.

– Бог один и сын у него один – Христос. Не слышал о таком?

Но…

– Всё, разговор окончен. Я сегодня в хорошем расположении, так что иди восвояси. Но если не успокоишь толпу и не успокоишься сам, пеняй на себя. Карать будем как бунтаря.

Дружинник с удивлением взглянул на князя. Что это с ним? Народ беснуется, готов уж на княжеское подворье ступить, не то гляди – взломают двери княжеских хором, а он отпускает этого кудесника.

Как только за волхвом закрылась дверь, князь произнёс: