День, когда умерли все львы - Олег Батухтин

– Ну что, как дальше его? – спросил Мансур. – До больницы его ведь как-то доставить надо.

– На моей повезем, – ответил участковый и со вздохом поднялся на ноги, – сейчас подгоню.

Фанис Филаретович щелчком отправил окурок в сторону туалета и вышел со двора. Через некоторое время послышался характерный скрежет стартера, который так и не закончился заводом двигателя. Участковый неразборчиво выругался и продолжил попытки завести машину. Мансур настороженно посмотрел в сторону шума и с заговорщицким видом достал из кармана тюбик «Момента» да пару пластиковых пакетов. Мы сделали по сорок вдохов и убрали пакеты. Фанис Филаретович всё ещё пытался завести свой «Москвич», только скрежет стартера слышался уже будто издалека.

Осоловело вращая глазами я попытался сфокусироваться на своем друге. Но увидел совершенно другое…

Я увидел Серого Владыку.

– Оставьте меня одного, – сказал Серый Владыка. Он поджал обветренные губы и отвернулся, – просто оставьте меня одного. Я устал слышать. Устал видеть. Устал говорить. Устал думать. Я хочу уснуть и не видеть никаких снов. Не чувствовать никаких запахов, хочу лишиться всяческих эмоций.

– Но ведь это смерть, – сказал Мыслитель.

– Нет, – возразил Серый Владыка, – смерть – это просто ещё один шаг. А я не хочу никуда двигаться.

Почесав затылок Мыслитель обнаружил у себя на пальцах клок седых волос. Он стряхнул волосы и их тут же унес ветер. Они покатились по сухой земле словно перекати-поле. Он привык к царящей вокруг энтропии. У него выпали все зубы, а кожа рассохлась и стала похожа на старый пергамент. При малейшем прикосновении кожа рвалась и обвисала тонкими лоскутками. Глаза давно высохли и провалились в череп. Но Мыслитель не испытывал ни малейшего сожаления из– за утраты зрения. Ведь он мог размышлять, а для этого он и был создан.

– Серый Владыка, – Мыслитель решил предпринять, ещё одну попытку докричаться до этого загадочного существа, – скажи, что есть то место, где мы живем.

– Оставьте меня одного, – сказал Серый Владыка, – в этом месте, где гниют львы. – Он отвернулся, уставился в какую-то неведомую точку в пространстве и застыл, как статуя. От него больше ничего невозможно было добиться.

Мыслитель хотел было спросить о своей потерянной короне, но его внимание отвлек Головаст, появившийся на поляне…

Меня вернули в реальность страшные звуки автомобильных выхлопов. Участковый наконец– таки справился со строптивым автомобилем. Я ошарашено огляделся и увидел Мансура, который неподвижно сидел на траве и стеклянным взором буравил пространство. Я пнул друга, чтобы привести его в чувства.

– Бля… – прошептал Мансур, вернувшись в наш мир. Он посмотрел на меня, явно желая поделиться своим последним опытом, но этому помешал Фанис Филаретович, который деловито подогнал к нам свой древний «Москвич-412» ржаво-красного цвета.

– Потом поговорим. – ответил я Мансуру, поднимаясь с земли. – Фанис Филаретович, в багажник Короля?

– На переднее сидение сажай, – ответил участковый, – где твоё уважение к почившим?

– Да ему-то какая разница? Он умер в сортире!

– Азат, сажай, говорю, – настоял участковый, – и не забудь пристегнуть ремнем, чтобы он ненароком не упал на меня. Когда уже Варнава Фомич выпишет на село карету скорой помощи?

С помощью Мансура я усадил Короля на старое потрескавшееся автомобильное сидение и защелкнул ремень безопасности. Покойник мирно уронил голову на грудь.

Мы расселись по местам: я и Мансур расположились на заднем сидении, а участковый – на водительском. После минутного манипулирования рычагом переключения коробки передач, сопровождающегося оглушительном треском, машина тронулась, выстреливая облака черного дыма в чистый сельский воздух.

Внутреннее убранство машины давно утратило лоск былой роскоши. Потрескавшиеся дерматиновые сидения были прикрыты старыми киргизскими ковриками. Ручек, отвечающих за открытие окон, давно уже не было на месте. Украшением служила лишь огромная рыбина из капельницы, висящая на мутном зеркале заднего вида. В автомобиле пахло отсыревшим пальто. Интерьер машины, которая всем своим видом иллюстрировала теорию упадка сельских поселений, удачно дополнял труп Короля Рваны Жопы. При каждой кочке покойник весело подпрыгивал и стукался лбом о лобовое стекло.

– УАЗ хочу взять, – отметил Фанис Филаретович. Было видно, что он стесняется этой старой машины, на которой ездил ещё его отец. Участковый погладил руль и добавил, – но эту ласточку всё равно оставлю себе. Подшаманю немного…

– Я бы «Волгу», взял, – ответил Мансур.

Это заявление я не стал комментировать, так как прекрасно понимал, что ни мечте участкового, ни мечте Мансура не суждено сбыться. Мы давно свыклись, что живем в месте похожем на чистилище. Ничего хорошего здесь никогда не происходит. Я молча стал смотреть в окно на проносящийся мимо Нижний Басрак. Центральная улица была как обычно пустынна. Атмосферу умершего поселения немного разбавляли старухи, сидящие на скамейках возле своих домов. Почтенные женщины, на всякий случай, неодобрительно смотрели вслед нашему «Москвичу», но я сомневался, что они вообще разглядели кто проехал мимо них.

Иногда дорогу перебегали стайки детишек, словно радуясь летним каникулам. Я никогда не понимал детской эйфории, которая поглощает ребенка на всё лето, стоит учебному году закончиться. Наша единственная на всё село школа не славилась особой строгостью, и учеба в ней не создавала особого дискомфорта. Нам с Мансуром осталось отучиться всего год. Буквально через два месяца мы пойдем в одиннадцатый класс. А потом в армию. Подальше от этого богом забытого места.

Мы подъехали к нашей сельской больнице. Когда-то, ещё в царские времена, это был шикарный особняк, принадлежащий исторической личности, купцу Емельяну Воробьеву-Рукову. Во времена всеобщего раскулачивания купца привязали к лошади, протащили по главной улице Нижнего Басрака, а после того как из жилища несчастного вытащили всё ценное, было принято решение использовать здание как медицинское учреждение. Время совершенно не пощадило когда-то богатый дом. Его стены отсырели, крыша провисла, с правой стороны здания появился абсолютно безобразный хозяйственный пристрой, а на фасаде стала красоваться ассиметричная вывеска «БОЛЬНИЦА». Букву «Б» сорвал ветер около двух лет назад. Я утащил её домой за что попал под вечную немилость Агафьи Петровны, древней старухи – бессменного фельдшера, единственного медработника и фармацевта нашего села.

Об Агафье Петровне ходило множество разнообразных слухов. Говорили, что она ведьма, колдунья, и, даже, нимфоманка… Я как-то подслушал, как мама Мансура говорила соседке, что наша Агафья Петровна в девичестве возлегла на ложе из еловых веток с самим шурале (Шурале – леший (башк.) прим.), тем самым купив себе несколько десятков лет жизни. Сколько старухе было лет – не знал никто, но сама Агафья Петровна утверждала, что ей сто двадцать или около того. Во всяком случае, она частенько предавалась воспоминаниям, о прежней жизни при купце Емельяне Воробьеве-Рукове. Еще, я с уверенностью могу сказать, что каждый басрачанин появился на свет не без помощи акушерских навыков Агафьи Петровны.

Дотащить Короля до импровизированного морга, роль которого играл сырой и темный больничный подвал, оказалось несложно. Мы втроем прекрасно сработались, действуя в команде, и понимали друг друга без слов. Водрузив покойника на каталку мы с облегчением вздохнули.

– Петровна! – закричал участковый, – мы в подвале! Привезли покойника! Петровна!

Крик Фаниса Филаретовича без остатка поглотили стены с отколовшимся кафелем, но, судя по скрипящим половицам, Агафья Петровна услышала зов и направилась к нам.

– ещё одного привезли? – скрипящим голосом спросила старуха, спускаясь в подвал.

– Что значит ещё одного? – удивился участковый.

Старуха махнула рукой в глубь подвала. И мы только сейчас заметили, что вторая каталка была также занята – на ней холмом возвышалась тело, накрытое грязным брезентом.

– Это ещё кто? – спросил я.

Старуха оглядела меня с головы до ног, решая, стоит ли отвечать, такой сомнительной личности как я. Не смотря на возраст, Агафья Петровна обладала феноменальной памятью и прекрасно помнила, что это я украл её букву с больничной вывески. Придя ко мнению, что я озвучил общий вопрос, старуха все– таки решила ответить:

– Гражданин Галактики… – ответила Агафья Петровна, – утром доставили.

Глава 2. Гражданин Галактики

Никто из сельчан не испытывал особой симпатии к Захару Тарасюку, известному в народе как Гражданин Галактики, но этот человек был своеобразным символом нашего села. Его вечное присутствие воспринималось примерно так же, как наличие некрасивого герба Нижнего Басрака. Гражданин Галактики был таким же вечным, как и наш фельдшер Агафья Петровна. Поэтому его смерть оказалась для нас настоящим шоком. В наших сердцах появилось пустота, которую, казалось, ничем и никогда уже не заполнить.