Легенда-быль о Русском Капитане - Георгий Миронов

С внезапно явившейся щемящей тоской смотрел Николай вслед маленькой группке. Девушки и их учитель уходили печальные, расстроенные. Мимолетная встреча, двухминутный разговор, а кажется, что знаешь людей давным-давно, веришь их чистым порывам и готов сделать для них даже невозможное.

«Счастливого пути, дорогие мои землячки, мои соотечественницы, — мысленно обращается капитан к исчезнувшим во тьме военной дороги юным существам. — Желаю вам благополучно пройти через войну, остаться такими же верными и чистыми, как сейчас…»

— Пойдем проверять посты, лейтенант, — позвал он Жуликова, чувствовавшего себя немного виноватым перед товарищем за свои робкие попытки поухаживать за студентками.

— Больше не сердишься? — повеселел Спартак. — Люблю отходчивых…

К полуночи капитан в сопровождении ординарца Илюшки Наумова, розовощекого крепкого паренька, пришел в домик, где раньше была проходная кирпичного завода.

Здесь собралось уже много народу. В углу гудел зуммер — связисты, обратившиеся к своему привычному ремеслу, выкрикивали странные позывные:

— Фиалка, я — Черемуха. Как слышишь? Соедини меня с Резедой. Здесь двадцатый, передаю ему трубку.

Чем темнее становилось, тем явственней проступали огни пожарищ впереди обороняющихся, на западе, и позади них, в городе. В открытые окна тянуло горьким запахом гари. Где-то гремело, ухало, взрывалось. Война лихорадила ночь, перенося огонь с привычной, изболевшейся земли в высокое недоступное небо, всегда равнодушное к людским горестям и радостям. Прерывисто загудели в черной вышине невидимые самолеты, и в поиск тут же взметнулись острые светлые лезвия прожекторов, засновали по небу, ведя за собой разноцветные нити пулеметных трасс. Полыхнуло пламя в той стороне, где была река, и через секунду донеслись плотные тугие разрывы.

— Бомбит немец переправу, — сказал кто-то со вздохом. — Не дает она ему покоя.

— Раз бомбит, значит цела, — отозвался другой голос.

Пехотинцы завесили окна плащ-палатками, зажгли коптилку. В комнате стало сине от махорочного дыма.

— Попроси, пожалуйста, всех выйти на минуту, — неожиданно оказал капитан Жуликову. — Не спрашивай, сам поймешь. Давай, Илюша, тяни, да живее, не бойся! — приказал он ординарцу.

Пока стягивали комбинезон с капитана, лейтенант настороженно молчал, ничего не понимая. Но, увидев бинты, охнул:

— Да ты же ранен!

— Рана старая открылась — не долечился товарищ комбат, ушел из госпиталя, — объяснил ординарец. — Мы сейчас быстро, дело привычное.

Капитан, закусив губу, молчал.

— Бинтуй сверху, немного ваты подложи, где промокло, — тихо оказал он ординарцу. — А тебя, Спартак, попрошу: никому ни полслова.

— И никто не знает? — спросил лейтенант, почти потрясенный этим непоказным, спрятанным от других мужеством.

Вернулись в комнату связисты, пришли стрелковые командиры, экипажи танков. Стало тесно и шумно. Неожиданно зазвонил висевший на стене телефон. Это вызвало веселое оживление. Все позабыли, что на свете, кроме полевого, существует еще звонкоголосый городской телефон.

— Совсем как в мирное время.

— А может, немец из Шахтного звонит.

— Спрашивает, будем ли оборону держать.

Лейтенант осторожно взял трубку, послушал.

— Полный порядочек и в пехоте и в танковых войсках! — закричал он радостно. — Как нас нашли? Устроились нормально. Как в санатории… Спрашиваете, как дядя? Нет, дядя еще не пришел. Придет — встретим по-суворовски. Закуску нам не мешает подкинуть. И в прямом и в переносном смысле. Хорошо, будем ждать.

— Это знаешь кто? — понизив голос, спросил он у капитана. — «Азербайджанская свадьба». Нашел ведь нас! Обещает скоро подкинуть еду и боеприпасы. Хочет с тобой говорить.

— Командир коробок? — гортанный голос подполковника Мамедова звучал совсем рядом. — Как дела? Хорошо? Желаю успеха. Все потребное для боя и жизни скоро подкинем. Ну, счастливо, парень молодой! О приглашении моем не забыл? Какое, какое!.. На свадьбу. Сейчас передам трубку твоему вышестоящему.

Капитан вздрогнул и побелел, услышав голос командира бригады.

— Ты жив-здоров, Ермаков? — гулко отзывался в мембране взволнованный раскатистый бас полковника Коваленко. — Очень рад, очень рад. И я, видишь, тоже жив. Слушай меня, Николай. Мне все о тебе рассказали. Я доволен тобой. Хорошо воюешь! Скоро подъеду, поблагодарю всех лично. Сейчас у тебя будет Вайман, привезет, что нужно. Ну, счастливо… сынок…

Забились короткие гудки. Медленно, очень медленно капитан Ермаков повесил трубку. Вот как бывает — человек восстает из мертвых…

Тяжесть, что давила его все эти дни после боев на реке Хариус, спала с души. Значит, батя жив, и они опять в бригаде, опять со своими. Да, жить и бороться стоит! А Володя пал духом, погубил роту и сам погиб…

При мыслях о своем друге, старшем лейтенанте Владимире Коваленко, капитан опять оцепенел. Когда он услышал, что Володя при получении — как теперь оказалось — ложных данных о гибели своего отца полковника Коваленко в отчаянии рванулся на таран вражеских танков и погиб, ему подумалось, что жить дальше незачем. Трагедия нового отступления, гибель товарищей, бои в окружении, забитые войсками и беженцами дороги, мертвые дети и женщины в кюветах, наконец, слухи о гибели командира и героическая смерть друга в горящем танке — все это нанесло Николаю Ермакову глубочайшую душевную рану.

— Коля, слышь, ты что запечалился? — подойдя, сказал Жуликов. — А ведь здорово ты придумал насчет огневого мешка. До меня только сейчас дошло, честно тебе признаюсь.

Капитан обернулся, хотел заставить себя улыбнуться, не смог, только сказал:

— Обожди, друг, со своими сейчас поговорю.

— Что вы, товарищ капитан? — встревоженно спросил Илюшка Наумов. — На вас лица нет.

— Дайте закурить, ребята, — хрипло сказал Ермаков. — Сейчас все расскажу.

— Папироса у вас в руках… — тихо напомнил Дорощук, чиркая трофейной зажигалкой.

Глубоко затянувшись, так, что голова закружилась, капитан внимательным взглядом обвел своих боевых друзей. Лейтенант Анциферов, бывалый танкист с обожженным, стянутым розовыми рубцами лицом, парторг батальона, суровый верный человек. Безрассудно смелый, увлекающийся Демин, певец, плясун, всеобщий любимец. Незаменимый в разведке, всегда хладнокровный, спокойный парень из Казахстана старший сержант Оспанов. Ветеран бригады, скромный, неприметный старшина Дорощук. Восторженный, влюбленный в свою профессию вчерашний школяр Илюшка Наумов…

— Товарищи танкисты, — проговорил капитан громко и против воли немного торжественно. — Сейчас звонил комбриг нашей сто пятьдесят пятой. Бригада жива и воюет! Полковник благодарил нас за службу. Скоро он приедет к нам. Давайте по своим машинам.

Все вскочили. «Ур-ра! — рявкнул Илюшка Наумов. — Ура, братцы!» Стены дрогнули от дружного крика. Танкисты, весело толкаясь в дверях, выскакивали из комнаты, бежали к «тридцатьчетверкам».

— Черти горластые, — восхищенно проговорил рыжий лейтенант Жуликов. — Эх, почему я не танкист!

Противник появился на дороге, когда едва-едва забрезжил рассвет. Предшествуемые мотоциклистами, шли в походном строю танки, за ними ползли бронетранспортеры с пехотой.

— Что они, не видят наших окопов? Даже не вылезают из машин… — спросил сам себя Жуликов.

— Торопятся. С ходу хотят проскочить, — надевая шлем, проговорил капитан. — Что ж, Спартак, бьем, как положено?

— Уговор дороже денег, — пробормотал в ответ лейтенант, не спуская глаз с приближающейся вражеской колонны.

Немцы не стреляли. Лязг надвигающихся танков бил по нервам. Передние машины втягивались в ложбину, сейчас они откроют свои меченные крестами борта. Вот уже застрочили пулеметы мотоциклистов, они вынесутся на бугры через минуту-другую…

— Ну, пора? — Стоя в люке, капитан зарядил ракетницу, оглянулся на Жуликова.

— Пора! — лицо Спартака побледнело, глаза стали круглыми, невидящими.

Он вытащил из кобуры пистолет и высоко поднял его. В реве танков не слышны были, а только угадывались слова грозного клича пехоты. Красная ракета, оставляя дымный след, стремительно понеслась к земле. Танки рванулись вперед. Прежде чем скрыться в люке, Николай еще раз оглянулся. Редкая цепочка красноармейцев, не заслоненных броней, открытых огню и свинцу, поспешала вслед за его машинами. Спартак, размахивая пистолетом, уверенно, уже не оборачиваясь, бежал впереди.

Немецкие танки, ныряя в кюветы, веером расползались по полю. Возле них начала дыбиться взрывами земля — это били противотанковые орудия батальона. Один танк задымил, остановился, вспыхнул другой. В перекрестье прицела перед Ермаковым заплясали белый крест, какой-то диковинный красный зверь, нарисованный рядом с ним.