Хранители мира - Мелисса Харрисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, я люблю красивые, густые изгороди, – сознался Мох.
– Я тоже, – поддакнул Вереск. – А кто не любит?
– Но теперь уже понятно: когда люди научились властвовать над природой, мы перестали быть её хранителями. Люди почувствовали себя хозяевами и принялись менять всё вокруг. А нам становилось всё трудней и трудней приглядывать за растениями и животными на своих участках. Теперь мы и сами живём как вольные дети природы. Жизнь-то, в общем, неплохая, но я скучаю по тем временам, когда занимался своим делом, понимаете?
– И я скучаю, – вздохнул Вереск. – У меня был отличный участок: лимонная роща, где водились дикие кабаны. Я её охранял и старался, чтобы там хватало места всем, кому нужен дом. Вы бы видели, какие славные полосатые детёныши появлялись на свет каждую весну! А как шелестела на ветру молодая листва!
– И что стало с твоей рощей? – спросил Дождевик. Он, конечно, знал, что произошло; но иногда надо давать друзьям возможность выговориться.
– Её срубили, чтобы сделать мебель, – сказал Вереск, утирая слёзы. – И тогда мне… мне пришлось уйти.
Оба слушателя сочувственно закивали. Они тоже могли бы порассказать о любимых местах, которые сохранились только в их памяти. Мох когда-то присматривал за диким лугом, а Дождевик – за мирной, сонной заводью.
– И что? Теперь люди – хранители природы? – спросил Мох.
Дождевик задумчиво насупил брови.
– Должно быть, такова воля Пана… хоть они, кажется, этого ещё не поняли.
Дождевик немного стеснялся своей прозрачной руки, поэтому Мох и Вереск впервые в жизни вышли к садовому народцу вдвоём. Они представились новеньким – стайке весёлых длиннохвостых попугаев, которые с недавних пор зачастили в сад, – поболтали с ласточками, что гнездились по соседству, и поздоровались с мышонком по имени Усач. Целых двести поколений его предков прожили свои коротенькие жизни под половицами дома номер пятьдесят два.
У всех гостей и обитателей сада наши друзья выспрашивали зимние новости и сплетни. Дело в том, что Мох старался сочинять баллады про каждый прошедший год. Баллада – это длинная песня, в которой рассказывается какая-нибудь история. Её можно петь, а можно просто читать, как стихи (и хорошо, потому что Мох, по правде говоря, поёт ужасно). Баллада – отличный способ сохранить в памяти всё, что произошло на Ясеневой улице с прошлого кукушкина лета. Обычно такие баллады нравились зверям и птицам – если, конечно, не рассказывали публике про их собственные тёмные делишки. Например, про то, как сойка Вертушка морочила голову сразу троим женихам, или про то, как местные белки съели все яйца в гнезде синицы.
– Это просто для развлечения, – скромно объяснил Мох попугаю Карлосу. – Конечно, мне далеко до настоящих сказителей старины.
Древние легенды и саги считались величайшими святынями их народа и тысячелетиями передавались из уст в уста. Разве могли с ними сравниться рифмованные истории Мха?
Когда настало время пить чай, поднялся сильный ветер, а небо затянуло тучами.
– Ой, не нравится мне всё это, – заявил Вереск и полез вверх по стеблю нарцисса, чтобы хорошенько рассмотреть хмурый западный горизонт. Хоть он и любил иногда повалять дурака, но погоду предсказывал удивительно точно, а ещё прекрасно умел находить дорогу. – Пойдём-ка домой, посмотрим, как там Дождевик. Рука у него вроде не болит, но я всё-таки беспокоюсь.
Нарцисс медленно склонил жёлтую голову, бережно опуская человечка на землю.
– Небольшой дождик сейчас не повредит, – заметил Мох. – От него вся зелень пойдёт в рост. А в нашем саду так не хватает травы и диких цветов! Эти люди вечно их выдёргивают – один Пан знает зачем – и сажают цветы, которые не нравятся пчёлам.
И всё-таки Мху тоже хотелось поскорей вернуться домой, в полый ствол ясеня. По натуре он был молчуном и любил отдохнуть после встреч с соседями. А вот Вереск мог часами веселиться в шумной компании.
– Боюсь, что это не просто дождь, – сказал Вереск. – Кажется, будет буря!
Друзья поспешили назад, к ясеню. И хоть взрослые жильцы дома номер пятьдесят два в это самое время глядели в окно и гадали, не лучше ли поскорей снять с верёвок чистое бельё, они не заметили во дворе ничего необычного.
Дождевик тихонько сидел на полу и перебирал небольшую кучку песка. Песчинки были собраны в разные эпохи и в разных краях. Одни переливались яркими красками, другие пестрели причудливыми узорами; попадались среди них и крошечные обломки кораллов, и даже окаменелости.
– Приводишь в порядок свою коллекцию? – спросил Мох.
– Просто люблю иногда на них смотреть. Они напоминают мне про былые времена, – сказал Дождевик, бережно ссыпая песчинки в деревянную шкатулку. – Как там садовый народец? Все на месте?
– Да, живы-здоровы, – ответил Мох. – У мышей опять полно детворы. Из кокона вылупилась бабочка-лимонница, зовут Джоанной. Вот только ежа Фрума мы нигде не нашли.
Вереск принёс охапку сухого лишайника и взял несколько щепок из аккуратной поленницы у входа. С помощью двух обломков кремня он высек искру и разжёг огонь в очаге. За долгие века друзья столько раз занимались растопкой, что теперь каждый из них управлялся с очагом ловко, быстро и без малейших раздумий, словно играючи. Если часто упражняться, можно освоить любое, даже самое трудное дело. А смотреть на мастера за работой – настоящее удовольствие.
Мох, который лучше всех умел готовить, достал из буфета ковригу хлеба, медовый пирог, немножко сушёной смородины и трёх вяленых кузнечиков (по вкусу они похожи на полоски копчёного бекона, только жевать трудней). Ну как тут было удержаться и не отправить в рот «лишние» крошки пирога? Ведь Мох ужасно любил поесть. Иногда ему даже было трудно разделить еду по справедливости – особенно если никто за ним не приглядывал.
– Клянусь зубами Пана, ветер-то разгулялся, – сказал Вереск, услыхав, что где-то в вышине скрипят и стонут ветки старого ясеня. – Конечно, весной погода капризная. На то она и весна.
– И то верно, – согласился Мох. – Да и чего нам бояться? Ведь у нас такой уютный дом. А, Дождевик?
Повисла долгая пауза: их старый друг жевал особенно жилистую ножку кузнечика, держа её в невидимой руке. Казалось,
