Страсть за кадром - Мэри Джойс

- О, миссис Порт! - сказала Лизи.

- Спасибо, Элизабет. Ты одобряешь? - поинтересовалась Барбара.

- Может, я представлю именинницу уважаемым гостям? - сказала Лилиан, обращая внимание группы гостей на Бретт.

- Бретт! Ты словно вышла из песни о цветах! Роджерс и Хаммерстейн делали лучше, но там вдохновляла сцена! - сказал с энтузиазмом Захари, отрываясь от своего кожаного дивана.

- Спасибо, благородный Зах. - Бретт церемонно поклонилась и добавила:

- Ты тоже хорошо выглядишь.

Захари был в белых коттоновых брюках и пиджаке типа сафари цвета хаки. Он никогда не был красавцем и в свои пятьдесят три был лысым с кромкой из седых волос и небольшим брюшком.

Захари и Барбара поженились два года назад, и Бретт любила его. Он всегда вызывал в ней чувство ее значимости, ведя разговоры о пьесах и других взрослых вещах, как будто она была одним из его закадычных друзей из театра. Он был остроумным, прелестным, а также слыл талантливым продюсером на нью-йоркской сцене, но недавно его проекты лопнули. Бретт казалось, что мать приветствовала его неудачи, - она почти радовалась им, несмотря на то что он тратил ее деньги.

Бретт относилась к Захари больше как к деду, чем как к отцу, хотя она не знала ни того, ни другого. Она думала, что Брайан Норт - телевизионная звезда - был ее отцом, до тех пор пока четыре года назад они с матерью не уехали из Калифорнии в Нью-Йорк. Ей не разрешили больше никогда с ним встречаться. Когда Бретт спрашивала мать, почему они оставили Брайана или о том, кто был действительно ее отцом, ее вопросы наталкивались на каменную стену, как и вопросы о ее бабушке и дедушке: "Я не хочу обсуждать это когда-либо", отвечала Барбара.

- Этот наряд тебе почти короток. Ты когда-нибудь перестанешь расти? спросила Барбара. - Что за ужасный запах? Я отослала бы тебя наверх смыть его, но уже нет времени. И я думала, Серж сделает что-нибудь поинтересней с твоими волосами.

Внутренне Бретт вся содрогнулась от такой критики матери, но на ее лице это никак не отразилось. Ужаснувшись бесчувственности Барбары, Лилиан нежно сказала Бретт:

- Я что-то хотела тебе подарить.

- Не может это подождать? - нетерпеливо огрызнулась Барбара.

- Нет, не может, - сказала Лилиан и достала фотоаппарат. - С днем рождения, моя дорогая! - она накинула ремень девочке на шею и поцеловала ее.

- О, тетя Лилиан! Мне так нравится! Как ты узнала, что я хотела фотоаппарат? - воскликнула Бретт, глядя в объектив, чтобы сделать свой первый снимок.

- Фотография помогла мне сделаться лучшим художником. Я наблюдала, как ты делала эскизы на берегу, и подумала, что это поможет и тебе.

- Можем мы теперь уйти? - побито спросила Бретт.

- Минуту, - Лилиан передала Бретт крошечную, из голубого бархата, ювелирную коробочку. - Это от твоего дедушки.

- Почему он упорствует?! - закричала Барбара. - Он никогда ее не увидит, какие бы безделушки он ни присылал!

Бретт положила коробочку обратно в ящик стола. Лучше она возьмет ее попозже. Она знала: в ней лежало что-то приятное. Это будет еще одно украшение-зверюшка, которую ежегодно начиная с шести лет ей присылал дед. Барбара не разрешала носить его браслеты, поэтому Бретт складывала их в бюро.

- Барбара, нет никакого зла в его подарках, - сказала Лилиан.

- Зла? Что ты знаешь о зле? - раздраженно спросила Барбара.

- Я не знаю, что происходит в последнее время между тобой и твоим отцом, но именно его деньги делают твою жизнь столь экстравагантной. - Помолчав, Лилиан продолжала:

- Может, мы пойдем и поприветствуем гостей?

- Хорошо, - сказала Барбара. - Идите. Мы с Бретт скоро будем.

А за окном вечер купался в золотых лучах предзакатного солнца. Вереницы шикарных сверкающих "лимузинов" и "седанов" доставляли гостей ко дворцу сердцу Кокс Коув.

Приезжающих встречали у огромного бассейна, сверкающего сотнями факелов в виде лилий, освещающих вишневые деревья вокруг большого газона, по которому важно разгуливали павлины, распушив похожие на радугу хвосты. Далее можно было видеть необычайно красивый жасминовый остров. Со всех сторон тента над площадкой свисали золотые шелковые ленты, трепещущие под легким дыханием ветерка в лучах вечернего солнца. Октет музыкантов с традиционными китайскими косичками в красных с черным халатах наигрывали веселые мелодии, встречая каждого почетного гостя.

Наконец Лилиан, Захари и Лизи достигли столов с красными скатертями. В центре каждого стоял большой стеклянный с толстыми вуалехвостыми золотыми рыбками аквариум, увенчанный бледно-розовыми цветами лотоса, которые своим нежным ароматом освежали воздух.

Напряженность, возникшая к половине пятого, так охватила Лизи, что, увидев Дэвида, она не сдержалась и, подбежав, бросилась ему на шею.

- Я так рада, что ты здесь, - сказала она задыхаясь.

- О, гусеничка! Что же такого я сделал, чтобы заслужить такие объятия? спросил Дэвид, его коричневые глаза весело блестели. - Ой, Дэвид, это было ужасно. Ты бы слышал, что миссис Норт сказала Бретт. И не называй меня гусеницей, - затараторила Лизи.

- Что ужасно? - спросил Дэвид. Но она не успела ответить: прозвучал гонг, и фанфары протрубили марш.

Появились Бретт и Барбара, сидевшие в рикше на подушках ручной вышивки. Восторги вылились в аплодисменты в честь Барбары и сопровождавшей ее Бретт. Барбара махала рукой, в то время как ее ярко-голубые глаза оглядывали вокруг, оценивая внимание публики. Ее радары были безошибочны: она всегда знала, где и когда надо поддать немного жару.

Бретт, подавленная привлеченным к ней вниманием, подняла свою камеру и стала фотографировать.

- Убери ее, - шикнула Барбара, - тебя же не видно!

"Я знаю", - подумала Бретт, аккуратно укладывая камеру в футляр.

Вид Барбары ослабил в Захари прежнюю враждебность. Она сменилась мрачным предчувствием и ревностью, которые часто его охватывали. Барбара была наркотиком, прописанным от приближающейся старости и неудач. А Захари был безнадежным наркоманом. Он был болен этой всепоглощающей молодой женщиной, но знал, что проявление его чувств было бы встречено с презрением.

- В самом деле - волшебство! - Захари снял шляпу, помогая Барбаре выбраться из рикши. - Но тебе не кажется, что твой наряд излишне облегающий?

- Ой, Захари, не будь таким нудным, - ответила Барбара, зная, что упоминание о его возрасте будет держать мужа в страхе весь остаток вечера.

Дэвид увидел Бретт, стоявшую в рикше, брошенную и забытую, и кинулся к ней на помощь. Он легко опустил ее на землю и поцеловал в щеку:

- С днем рождения, Бретт! Извини, что без подарка.

- Все хорошо, - ответила Бретт, стараясь как можно дольше продлить ощущение поцелуя на щеке, - спасибо, что помог мне спуститься.

- Хорошо, что ты меня пригласила. Дэвид был тронут, получив приглашение, но не собирался приезжать, пока не услышал о масштабах торжества. В свои годы Дэвид знал о дворцах с арками, прислуге и "лимузинах" и что все это было повседневным в жизни Бретт, но он никогда с этим не соприкасался. Изумление этим богатством изменило весь ход его мыслей.

- Все так красиво! С чем можно сравнить поездку в рикше? - спросила Лизи.

Бретт села рядом с Лизи. Она хотела забыть происшедшее.

- Это действительно выглядело изящно. И посмотри на моего брата с усами. В последнее время я вижу его в костюме, который подарили ему родители на окончание, - поддразнила Лизи.

Дэвид отрастил усы, чтобы чувствовать себя равным среди одноклассников, которые были на два года старше его. Хотя ему было только восемнадцать, он поступил в Стан-форд, как особо одаренный - для получения знаний в области компьютеров.

Дэвид казался красавцем, его волосы развевались по плечам и были такими же кудрявыми, как у Лизи, только более темными, густыми и блестящими.

- Какая чудесная камера, - сказал Дэвид, не обращая внимания на замечания сестры.

- Мне подарили ее на день рождения, - гордо сказала Бретт. - Можно я тебя сфотографирую? - Она осторожно навела на него камеру.

Глава 3

Войдя в комнату, Барбара увидела Авери Торнтона, общественного редактора "Сегодня" - общества библии. Авери, маленький и толстенький мужчина неопределенного возраста, был наиболее влиятельным человеком в Нью-Йорке. Росписью его пера хозяева жизни поднимались и падали. Он был как ценным союзником, так и сильным противником.

- Авери, дорогой, ну как твои дела? - сладко спросила Барбара, целуя его. - А они говорили, что этого не может случиться, - добавила она с триумфом.

Год назад Авери заявил в "Сегодня", что летом в Нью-Йорке нет никакой общественной жизни, и настаивал на том, что никто не сможет устроить торжества в период с июля по август. Барбара увидела в этом брошенную перчатку и приняла вызов. Она наняла Яна Вексфорда и потратила семь месяцев на устройство праздника в летний сезон. Авери прислал ей ящик вина Шати Лафит Ротшильд и осветил в "Сегодня", что она не вытянет праздник.