Марун: Аластор 933 - Джек Вэнс

Пардеро выполнил норму без особого труда. Этот порок не ускользнул от внимания работавшей с ним шайки немногословных субъектов.

Вернувшись к ужину, Пардеро ел молча, игнорируя собратьев-заключенных — те начинали подозревать, что у Пардеро не все дома.

Зашло невидимое за тучами солнце, над болотами сгустились гнетущие сумерки. Пардеро сидел в столовой, вечером служившей местом отдыха и развлечений, и в одиночестве смотрел на стереоэкран. Передавали комический спектакль. Пардеро напряженно прислушивался к диалогу — каждое слово мгновенно находило привычное место в голове и образовывало связь с готовой смысловой концепцией. Лексикон накапливался, диапазон мышления расширялся. Передача кончилась, но Пардеро продолжал сидеть, глубоко задумавшись — он осознал наконец свое состояние. Подойдя к зеркалу над умывальником, он увидел чужое, но чем-то знакомое мрачное лицо — высокий лоб, широкие скулы, впалые щеки, темно-серые глаза, взъерошенную копну темно-золотых волос.

Дюжий балбес по имени Воэн решил позабавиться за счет новичка:

— Гляди-ка! Пардеро насмотреться на себя не может — победитель конкурса красоты!

Пардеро напряженно глядел в глаза отражению: кто он? Донеслось хриплое замечание:

— А теперь прической любуется!

Приятели Воэна расхохотались. Повернув голову направо, потом налево, Пардеро недоумевал. По-видимому, кто-то обкорнал его самым унизительным образом. Где-то у него были враги. Медленно отвернувшись от зеркала, он вернулся на сиденье перед потухшим стереоэкраном.

В небе исчезли последние признаки мутного заката — тьма опустилась на Газвинские болота.

Что-то в глубине сознания заставило Пардеро внезапно вскочить на ноги — неизъяснимое побуждение. Воэн вызывающе оглянулся, но взгляд Пардеро на нем не остановился. Тем не менее, Воэн заметил или почувствовал нечто зловещее, заставившее матерого завсегдатая тюрем озадаченно приоткрыть рот. Воэн вполголоса обменялся замечаниями с приятелями. Все они не спускали глаз с Пардеро — тот прошел мимо и открыл дверь на крыльцо, в ночную мглу.

Пардеро стоял на крыльце. Редкие прожекторы тускло освещали лагерный двор, безлюдный и заброшенный, оживленный только долетавшим с болот влажным прохладным ветром. Пардеро спустился по ступеням, бесцельно прошелся по краю двора и направился в болота. Скоро лагерь превратился в размытый островок света за спиной.

Под тяжелыми черными тучами насупилась непроглядная тьма. Пардеро чувствовал, как в нем растет и ширится что-то опьяняющее подобно власти — он становился стихийной, бесстрашной частью мрака... Пардеро остановился. Ноги его напряглись, готовые к прыжку, руки приподнялись, ожидая какого-то действия. Озираясь, он ничего не видел — только далеко позади туманно светился Газвинский лагерь. Глубоко, прерывисто вздохнув, Пардеро снова попытался извлечь из колодца памяти представление о себе — на что-то надеясь, чего-то опасаясь.

Пустота. Все, что он помнил, начиналось в зале ожидания космического порта в Карфонже. Он знал, что раньше происходили какие-то события, но обрывки воспоминаний ускользали — неузнанные, как голоса, почудившиеся во сне. Зачем он здесь, в Газвине? Чтобы заработать деньги. Сколько он здесь пробудет? Пардеро забыл — или чего-то не понял в том, что ему говорили. Его душило болезненное возбуждение — умственная клаустрофобия. Пардеро опустился на колени и опустил голову, стуча лбом в упругий болотный торф, вскрикивая от бессилия и безысходности.

Шло время. Пардеро поднялся на ноги и медленно побрел обратно в лагерь.

Через неделю Пардеро узнал о существовании и функциях лагерного врача. На следующее утро он назвался больным во время переклички и явился в диспансер. На скамьях уже сидели десятка полтора арестантов. Молодой врач, недавно закончивший медицинское училище, вызывал их по одному. Недомогания — непритворные, воображаемые и вымышленные — были связаны, как правило, с работой: ломота в пояснице, аллергические реакции, простуды, бронхит, инфекционное воспаление укусов лишайниковых блох. Непродолжительный опыт работы в лагере уже научил врача разбираться во всевозможных уловках заключенных, мечтавших провести пару дней в постели. Настоящим больным он прописывал лекарства, симулянтам — раздражающие кожу мази или вонючее рвотное.

Врач подозвал Пардеро к столу и оглядел его с головы до ног:

— А с тобой что?

— Я ничего не помню.

— Даже так! — врач откинулся на спинку стула. — Как тебя зовут?

— Не знаю. Здесь, в лагере, меня зовут Пардеро. Вы можете мне помочь?

— Скорее всего нет. Вернись на скамью и подожди — я закончу прием через несколько минут.

Разобравшись с остальными пациентами, врач вернулся к Пардеро:

— Что ты помнишь, и с каких пор?

— Я прилетел в Карфонж. Помню звездолет. Помню зал ожидания — раньше ничего.

— Вообще ничего?

— Ничего.

— Ты помнишь, что тебе нравится, а что — нет? Ты чего-нибудь боишься?

— Нет.

— Амнезия, как правило, вызывается подсознательным стремлением подавить невыносимые воспоминания.

Пардеро с сомнением покачал головой:

— По-моему, это маловероятно.

Молодого врача заинтриговал необычный случай. Кроме того, он был рад возможности развеять скуку. С полусмущенной улыбкой он спросил:

— Если ты ничего не помнишь, откуда ты знаешь, что вероятно, а что нет?

— Наверное, не знаю... У меня что-нибудь не так с головой?

— Травма не исключена. Часто болит голова? Ощупывая голову, ты замечаешь боль или, наоборот, потерю чувствительности в каком-нибудь месте?

— Нет.

— Тогда дело, скорее всего, не в травме. Опухоль мозга вряд ли привела бы к общей потере памяти... Посмотрим, что говорят справочники.

Пробежав глазами несколько страниц, врач поднял глаза:

— Можно попробовать гипноз, шоковую терапию. Но, честно говоря, тебе это вряд ли поможет. Амнезия обычно проходит сама собой — со временем.

— Мне кажется... что память не вернется сама собой. Что-то лежит... в голове, как тяжелое одеяло. Оно меня душит. Не могу его сорвать. Вы сумеете меня вылечить?

Пардеро выражался с простотой, заслужившей расположение врача. Кроме того, доктор интуитивно ощущал странность пациента — внешность Пардеро, его манера держаться и говорить трагически не вязались с лагерной обстановкой. Человек попал в беду — и не знал, почему.

— Очень хотел бы тебе помочь. И помог бы, но не умею, — признался врач. — Экспериментировать опасно. Моей квалификации недостаточно.

— Полицейский инспектор советовал обратиться в госпиталь коннатига на Нуменесе.