П5: Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана - Виктор Пелевин

— Насчет секретности, — сказал он тихо, глядя куда-то в область своего паха. — Я хотел вам кино показать, где двух проблядушек живыми в печи сжигают. Начальство не разрешило. Предлагаю поверить на слово, что такое бывает. Верите?

Лена стояла в шеренге первой, поэтому почувствовала, что ответить следует ей.

— Верим, товарищ майор. Нам вчера про эту секретность все уши прожужжали.

— Вам жужжали про одно, — сказал майор, — а я жужжу про другое. Что вы там будете рассказывать гламурным журналистам про своих рублевских ебарей, это не моя проблема. А вот то, что я вам сейчас покажу — гостайна с грифом «совершенно секретно», и вы за нее теперь в полном ответе.

Он подошел к теннисной сумке, лежавшей у стены, и вынул из нее коробку дрянного серого картона — вроде тех, в которые пакуют запчасти к разным неинтересным машинам. В коробке лежали никелированный шприц-пистолет и рулон запаянных в пластик ампул.

Лена стояла близко и видела все в деталях: из-за треугольных головок ампулы напоминали формой патроны, а рулон был похож на пулеметную ленту. На ампулах не было никаких надписей, только какие-то красные черточки на боку. Внутри была жидкость чайного цвета.

— Препарат называется «Мантис-Б», — сказал майор. — Разработан еще в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году для применения в спецвойсках. Что он собой представляет, расскажет товарищ полковник.

Лена ожидала, что заговорит изможденный человек в спортивном костюме, но на «товарища полковника» неожиданно отозвался айболит. Он сложил руки на животе, прищурился и заговорил:

— Как вам уже сказали, девочки, препарат называется «Мантис-Б». «Мантис» по-гречески «пророк». Кроме того, это биологическое обозначение богомола. Слышали про такое насекомое? По-английски его называют praying mantis, «молящийся пророк» — из-за того, что он соединяет свои передние шипастые лапки в подобие сложенных перед грудью рук. Богомол — это очень интересное насекомое. Единственное, у которого вращается голова. У него множество глаз…

— Товарищ полковник, — попросил майор, — давайте о главном. А то запаримся им объяснять про животных.

— Верно. В общем, для нас важна только одна особенность этого насекомого. Богомол, ожидая добычу, может часами сохранять неподвижность. Окраской и формой он напоминает сухую веточку, поэтому к нему безбоязненно приближаются другие насекомые. Тогда-то богомол и хватает их своими шипастыми передними лапами…

Айболит схватил что-то невидимое, поднес руки ко рту и громко щелкнул зубами. Над строем пронесся нервный смешок, и Лена подумала, что добродушный вид доктора имеет такое же функциональное назначение, как сходство богомола с сухой веточкой.

— Наши специалисты, — продолжал доктор, — много лет исследовали паранормальные особенности многих животных и насекомых. В частности, мы изучали богомолов, пытаясь понять, каким образом это насекомое так долго сохраняет полную неподвижность. Вы все смотрели фильмы про японских ниндзя и понимаете, как это может пригодиться, например, сидящему в засаде снайперу или агенту спецслужб. Особенно в наши дни, когда любая охранная система включает в себя крайне чувствительные детекторы движения. В результате исследований из мозга и нервной системы богомола было выделено вещество, отвечающее за этот механизм. Это сложный белок, некое отдаленное подобие токсина, или, скорее, белка-репрессора, который представляет собой двудоменную глобулу из соединенных дисульфидным…

— Товарищ полковник, — укоризненно сказал майор.

Доктор кивнул.

— В общем, — продолжал он, — на основе этого вещества был создан препарат «Мантис-Б». Он позволяет человеку много часов сохранять полную неподвижность без негативных последствий для организма. Я подчеркиваю, речь идет о полной, каменной неподвижности.

— Они не поймут, — сказал майор. — Надо показать. Васек, иди сюда.

Мужчина в тренировочном костюме послушно подошел к майору.

— Покажи руки, — скомандовал доктор.

Васек вытянул руки перед собой. Они заметно тряслись.

— Можешь опустить.

Майор вынул из пластиковой ленты ампулу, зарядил шприц-пистолет и сказал озабоченно:

— Пригнись-ка.

Васек встал на колени. Майор поднес шприц к его затылку и нажал на спуск. Раздался пшик, и Васек сказал:

— Уй. Холодная!

— При инъекции в затылочную область действие практически мгновенное, — сказал доктор.

Васек поднялся на ноги.

— Еще раз покажи руки, — сказал доктор.

Васек повиновался. Теперь пальцы были идеально неподвижны.

Доктор подумал немного, развел его руки в стороны и поднял их вверх. Затем он наклонил его туловище, заставив оторвать от пола ногу. Васек принял такую позу, словно держал амфору, склоняясь вперед и балансируя вытянутой назад ногой. Так он и замер.

С каждой секундой у Лены росло чувство нереальности происходящего. Несмотря на очевидную неустойчивость позы, Васек стоял как каменный — его руки и поднятая нога не совершали даже мельчайших движений. Но поразительнее всего было изменение, которое произошло с его лицом. Только что Лена видела виноватую рожу алкоголика — подрагивающую, напряженную, сморщенную сразу в несколько наложенных друг на друга гримас. А теперь перед ней было лицо святого. Все его мускулы были расслаблены, оно выражало абсолютный покой и доверие, и казалось прекрасным несмотря на свою морщинистую изношенность.

— Как это… — прошептала одна из девчонок в шеренге.

Полковник в белом халате довольно улыбнулся.

— Как думаете, сколько он может так стоять? Час? Два? Ха-ха. До двух с половиной суток! И при этом будет сохранять полную ясность сознания и способность к коммуникации. Только не советую пить много воды перед сменой. Вась, как ты себя чувствуешь?

Святой открыл глаза и сказал:

— Да нормально, товарищ полковник. Только трусы режут.

Коротко стриженную блондинку звали Вера. Она жила на Профсоюзной, а Лена с Асей жили в Беляево, совсем недалеко друг от друга. Домой поехали вместе, а на «Профсоюзной» вышли и отправились гулять по улицам возле метро.

— Что-то мне это не нравится, — сказала Лена. — Я думала, будет топовое кабаре с продолжением для эксклюзивных клиентов. А тут какой-то цирк. Кариатиды.

— Знаешь, — ответила Вера, — я за такие деньги не то что кариатидой, я домкратом работать пойду. У меня отец алкоголик, я от него на ночь письменный стол к двери придвигаю. Свою квартиру надо.

— А ты что думаешь? — спросила Лена у Аси.

Ася улыбнулась своей удивительной японской улыбкой.

— Я думаю, так даже интересно, — сказала она. — Все же лучше, чем обычной проституткой.

Это прозвучало так простодушно, что все трое засмеялись.

— Слушайте, — сказала Лена, — я вот чего не пойму. Если мы на Рублевке работать будем, нас где-то там и поселят?

— Как же, жди, — ответила Вера. — Дядя Петя говорил, будут возить на автобусе.

— Каждый день?

— Нет. Будем работать в три смены по четыре человека. Двое суток работаем, четверо отдыхаем. Нас поэтому двенадцать и набрали.

— Нормально, — сказала Ася. — Получается, как проводницей в поезде. Девчат, а давайте в одну смену попросимся?

— Зачем? — спросила Вера.

— Мы живем рядом, — сказала Ася. — Можно будет договориться, чтобы автобус приезжал на «Профсоюзную». Чем к «Славянской» мотаться.

— Это мысль, — согласилась Вера. — Надо будет еще кого-нибудь найти, кто здесь живет.

— Смотрите, — сказала Лена.

Из-за угла выехал белый «стретчер» — сильно растянутый лимузин. Он был настолько длинным, что с трудом вписался в поворот, а его стекла были тонированы так густо, что ни малейшей надежды проникнуть сквозь них в чужое прайваси не оставалось. Лимузин казался разведывательным кораблем, спустившимся из счастливых заоблачных пространств на низкую орбиту, под тучи, в серый мир экономической целесообразности, эффективности и зубовного скрежета. Было понятно, что скоро разведка кончится, и корабль вернется туда, откуда прилетел. Но его вид не просто намекал на чужое преуспеяние и счастье, а еще и внушал робкую надежду: крышу украшали два скрещенных золотых кольца, похожих на локатор.

Лена провела взглядом по черным стеклам, белой эмалевой двери, опустила глаза еще ниже и увидела сверкающие никелем диски, окруженные черной резиной. Она поняла, что это есть те самые колеса любви, о которых она пела на конкурсе.

— Главное теперь не дать петухам, — пробормотала она.

— Чего? — спросила Вера.

— Нет, — сказала Лена, — это я так. Вспомнила кое-что.

Четвертой в смену попала негритянка Кима — она жила на «Академической», и согласилась встречаться с остальными на «Профсоюзной».

Кима оказалась самой образованной и умной из девчонок. Пожалуй, даже слишком умной — поговорив с ней пару раз, Лена с неудовольствием ощутила свою темноту в вопросах современной культуры: до этого она искренне считала, что художник Кулик нажил состояние, чирикая птичкой, а «Швыдкой» — не имя собственное, а бранный малоросский эпитет с гнусным антисемитским душком.