История Индонезии Часть 1 - Геннадий Бандиленко

Временное совпадение трех факторов международной экономической жизни в значительной степени усугубило мировое значение ЮгоВосточной Азии и подтолкнуло процесс колониальной экспансии. Это был, во-первых, торговый бум XVI — первой половины XVII вв., вызванный притоком в Европу (прежде всего в Пиренейские монархии) дешевого серебра из Перу и Японии. Во-вторых, «революция цен» во всем мире, вызванная этим обстоятельством. Наконец, в-третьих, бурное оживление спроса Китая на черный перец Южной Индии и Индонезии, достигшее пика в 60-е гг. XVI в.—30-е гг. XVII в. Основные морские торговые пути сместились, многие из них пересекались в зоне Нусантары. После захвата португальцами Малакки (1511 г.) большинство купцов из мусульманских стран поневоле изменили привычный морской маршрут Малакка—Каликут на иной: Аче—Джидда. Торговля Китая с Индией тоже велась тогда преимущественно через перевалочные порты ЮВА.

Экономический бум достиг апогея в 20-е гг. XVII в., когда черный перец Нусантары и Южной Индии в стоимостном выражении ежегодно составлял свыше половины импорта Европы и оплачивался в среднем эквивалентом около 80 т серебра (в конце XV в. только 17 т). Его ежегодное производство удерживалось на уровне около 16 тыс. т в среднем, а в выращивании и экспорте было занято в Азии около полумиллиона (!) человек.

С 60-х гг. XVII в. рынок оказался перенасыщенный перцем. Цены упали вдвое, а доля перца в стоимости европейского импорта — в 5 раз. Бум окончился. Казалось, товары ЮВА утратят значение для Европы. Однако одновременно резко поднялся спрос на «тонкие пряности» Молуккских о-вов (гвоздика, мускатные орех и цвет) и индиго, натуральный краситель, выращиваемый как на субконтиненте, так и в Нусантаре. В сочетании с сохранявшейся ролью Индонезии как перевалочного торгового центра все это удержало ее хозяйство на плаву, хотя уже укоренившаяся голландская торговая монополия, подобно раковой опухоли, разъедала экономику архипелага.

И все же основную массу грузов в торговле Нусантары XV— XVII вв. представляли отнюдь не пряности, а такие товары внутриазиатской и каботажной торговли, как текстиль (главным образом, индийский), пищевые продукты, изделия из металла и керамики и другие. Например, северосуматранское княжество Ачё регулярно импортировало с Явы рис, сахар, бобовые, соль. В Малакку ежегодно прибывало до 50—60 судов Явы с рисом, разгруженные, они часто фрахтовались для внутриазиатских или океанских перевозок товаров этого султаната. Западные исследователи имели все основания говорить о «коммерциализации» побережья ЮВА с XV—XVII вв., добавим, при деятельном участии ее народов.

Почему же экспансия пиренейских государств на Востоке («первая волна» европейского вторжения) имела столь разрушительные и необратимые последствия для стран и народов Нусантары в отличие от экспансии, например, арабской или китайской? Почему последовала «реакция отторжения», вынудившая штаб-квартиру португальцев в Малаккском проливе на протяжении 130 лет отбивать нескончаемые атаки государств региона?

Вторгшись в мир Нусантары с ее сложившимися торговыми связями, воинственные португальские фидалгу не имели никаких собственных товаров, которые могли бы предложить как средство обмена. (Лишь позже они использовали для этой цели ткани, произведенные, однако, в Индии). Неприкрытый грабеж и торговля награбленным, грубое насилие, обращение населения в рабство и работорговля; попытка силой навязать торговую монополию; взимание грабительских портовых сборов с проходящих Малаккский пролив иноземных судов, которые насильственно загонялись в разбойничий порт Малакку; наконец, принудительная христианизация населения — вот тот арсенал хищнических средств, который они применили в ЮВА. Завершив реконкисту (отвоевание) Пиренейского полуострова, они легко и органично перешли к конкисте (завоеванию) на Востоке, с тем большей охотой истребляя мусульман, что последние нередко обладали желанными сокровищами. Итак, португальская экспансия была сочетанием грабежа, внедрения торговой монополии и возрожденного крестового похода против мусульман. Все это представляло угрозу для существования Нусантары как культурно-исторической общности.

Португальско-испанское вмешательство нанесло непоправимый вред экономике стран Востока. Оно способствовало росту эксплуатации азиатского крестьянства, образуя над ним еще один слой эксплуататоров. Оно в значительной степени подорвало внутриазиатскую и каботажную торговлю. Но еще хуже было то, что оно погрузило Ост-Индию (Нусантару) в беспрецедентную атмосферу нескончаемой войны. Поражение португальцев в конечном итоге было неизбежным не только вследствие появления более сильных в военно-политическом отношении соперников — Голландии и Британии. Уместно в этой связи напомнить слова Маркса, подчеркнувшего, что посредническая торговля, не основанная на собственном, отечественном производстве, неотвратимо ведет к падению «чисто торговых наций».

Следует по контрасту заметить, что контакты Китая со странами Нусантары в целом носили (если исключить поход Хубилай-хана в 1293 г.) характер мирной обоюдовыгодной торговли. Так было в период бума частной торговли китайских купцов, дозволенной, наконец, императорским двором (60-е гг. XVI в. — 30-е гг. XVII в.). Так было и во времена ее официальных запрещений, легко обходимых заинтересованными торговцами.

«Вторая волна» колониальной экспансии осуществлялась государствами, находившимися на мануфактурной стадии производства: Британией и в первую очередь Нидерландами. Целесообразно вкратце остановиться на главных этапах социально-экономических мер по колонизации Индонезии, предпринимаемых голландцами. Англичане и голландцы не брезговали (особенно вначале) прямым грабежом, работорговлей, то есть примитивно-разбойничьими методами периода первоначального накопления. Однако девизом начала английско-голландской экспансии стала монополия, не удавшаяся португальцам. Это была монополия на торговые сношения Нусантары с внешним миром (прежде всего в торговле тонкими пряностями Молукк), монополия на мореплавание в архипелаге (начавшаяся с постепенного оттеснения всех азиатских конкурентов), монополия на снабжение потребительскими товарами заповедника Голландской ОИК—Островов пряностей. Прозелитическая активность голландцев была минимальной и локализованной. Итогом I этапа их деятельности (конец XVI в. — начало последней четверти XVII в.) было создание торговой империи. Нидерландская и Британская Ост-Индские компании, олицетворяя консолидированный в национальном масштабе торговый капитал, были одновременно и детищем и орудием первоначального накопления[3].

Уже к концу этого первого этапа голландской колонизации Нусантары логика экспансии властно толкала Нидерланды к созданию там территориальной державы, что, естественно, требовало политического подчинения яванских султанатов. Второй этап голландского внедрения (конец XVII в. — начало XIX в.) и стал временем ее воплощения в жизнь. Феодальные отношения искусственно консервируются (там, где их не было, — насаждаются) колонизаторами. Место торговой прибыли постепенно занимает феодальная рента (иногда прикрытая видимостью торговой сделки). Дополнительные прибыли поступают от налогообложения, откупов, внутренних монополий. Но к концу этого этапа, в целом совпадавшего с мануфактурной фазой развития капитализма Нидерландов, уже появляются первые попытки вмешательства колонизаторов в организацию сельскохозяйственного производства (принудительное введение ранее не известной на Яве культуры кофе в Приангане).

Затянувшееся засилье в Нидерландах торгового капитала, с которым тесно сросся правящий дом Оранских, реставрированный после наполеоновских войн, обусловило в течение следующего, третьего, периода (30-е — 60-е гг. XIX в.) истории колониальной Индонезии невиданный откат колониальных властей к государственно-крепостнической «системе принудительных культур» (СПК). Ява и ряд других районов «Нидерландской Индии» были превращены, по выражению А. А. Губера, в «гигантское феодальное поместье». Метрополия, наживаясь на присвоении феодальной ренты-налога, используя системы «колониального долга» и «активного сальдо» (батиг слот) во взаимных расчетах со своей колонией, восходила на ступень промышленного капитализма.

Для Индонезии же это был вопиющий социально-экономический регресс. Закрепленная за Нидерландами колония деградировала, ее феодальный класс был низведен до уровня колониальных чиновников и надсмотрщиков на государственных плантациях принудительных культур. Не было забыто голландцами и использование откупов, непосильного для народа налогообложения. Рождение частнопредпринимательского (пусть даже голландского) капитализма в Индонезии пресекалось Гаагой в зародыше. Но после первых успехов СПК очень скоро обнаружила свою убыточность, вызванную прежде всего незаинтересованностью и внутренним сопротивлением непосредственного производителя.