Осколок ордена - Иван Козлов

— Где воевали, хлопчики?

Один из них наклонился, собирая купюры, второй, чью гитару как раз прихватил Гречихин, шипит, пытаясь вырвать ее:

— Выпил — катись, понял?

— Нигде не воевали, — заключает черт-те из чего Мишка, но остается по-прежнему еще добрым и мягким. — И ладно. Деньгу сшибать разрешаю, но крап, хлопчики, не позорьте. Краповые береты, знаете, как даются? Тяжело даются. Ни на пол их бросать, ни носить для понта никак нельзя.

Тот, который собирал деньги, разогнулся, бугай бугаем, на голову выше Гречихина, и процедил сквозь зубы:

— Катись отсюда, разрешитель хренов, пока вторую ногу тебе не оторвали, понял?

Не надо было ему так говорить. Только одно бугая прощало — он не знал Мишку.

Мишка аж повеселел, услышав такое. Гитара целиком оказалась в его руках.

— Понял, гетерасты долбаные, все я прекрасно понял! Сейчас вы у меня запоете как надо!

Широкий замах — и голова одного из этих самых гетерастов пробивает корпус гитары...

Еще минут через пять Мишка уже сидит в комнате милиции и ведет беседу с сержантом, заполняющим бланк. Тут же находится и капитан милиции Куропаткин, но он в эту беседу почти не вмешивается, листает газету.

— Где работаем, господин Гречихин? — спрашивает сержант, рассматривая его паспорт.

— Да тут, на развале, книги продаю.

— По какому случаю выпили?

— Мы втроем работаем, у одного день рождения, ну и...

— Ясненько. С ногой что?

— Чечня, спецназ. Ранение, — коротко отвечает Гречихин.

— Вот как? И по пьянке своих же братьев по оружию отметелил?

— Да какие это братья? Вы напрасно их, между прочим, отпустили! Сволочи это. И кто им разрешил только... — При этих словах капитан напрягся, даже газета дрогнула в руке, но Мишка сменил тему: — Я считаю, святое дело сделал.

Сержант хихикнул:

— За святое дело и пойдешь по хулиганству.

— Что, прямо сегодня?

— Нет, на Канарах дадим перед этим отдохнуть.

Мишка тяжело вздыхает и качает головой:

— Вообще-то я понимаю, раз заработал... Но только не во мне одном дело. Человек пострадает... Товарищи, разрешите звонок сделать, а?

— Министру или депутату? Нас тут этим часто пугают, только учти, мы не из пугливых.

— Нет, мне другу звякнуть.

Сержант совсем развеселился:

— Звонок другу в викторине «Кто хочет дать милиционеру»...

Капитану не нравится такая шутка, он закрывает газету, сухо говорит:

— Звони.

Мишка вытаскивает сотовый:

— Вадик, привет. Слушай, срывается сегодня встреча... Потому что я тебе из милиции звоню...

Вдали от московского шума и гама на берегу водохранилища стоит тихий и чистый городок ученых. На плотине можно взять моторку, полчаса плыть вдоль лесного берега, островов, заросших высокими соснами, мимо тихих заливов с кувшинками и ондатрами, которых называют «гастрономами», и причалить у черной полуразрушенной пристани. Тут расположена рыболовная база, одна из многих в этих краях, но лишь ее признает Андрей. Сюда он мальчишкой еще ездил с отцом, рыбалил и собирал ягоду. Знает тропы, клевые места, завсегдатаев уютных домиков. Отец Андрея — человек компанейский, то на уху всех пригласит, то к костру вытащит, и потому Андрю-ха таким же рос...

Но сейчас он никого не хочет видеть. С утра уплыл к ближним островам, в камыши, немного порыбачил, а потом лег на дно лодки, расстегнул до пупа рубаху — и смотрит в небо. Там нет ничего интересного, кроме чаек, но и их Андрей, похоже, не замечает. У него неживой взгляд. Так и лежит он весь день, даже вода и бутерброды остаются нетронутыми.

Чуть качнулась лодка на тихой волне. Это значит, кто-то подплывает, уже почти рядом. Андрей первым делом застегивает рубаху, чтоб скрыть от чужого глаза красный еще шрам — от ребер и почти до горла. Только потом поднимает голову и садится. Покой его, оказывается, потревожил Сергей Иванович, бывший сослуживец отца. Он давно в отставке и, почитай, все лето живет здесь. В Афгане горел в танке, с тех пор проблема с легкими, вот врачи и прописали быть больше на свежем воздухе. Заядлым рыбаком Сергей Иванович не стал, до сих пор удочки в камышах путает, но сам процесс ловли ему нравится.

— Андрюша, с тобой все нормально? А то смотрю, лежишь и лежишь, думаю, может, плохо стало.

— Все нормально. Просто вечерний клев жду.

— А утренний как прошел?

Андрей достал из воды садок, в нем плескались язи и подлещики.

— Забирай, Сергей Иванович, я все равно с рыбой возиться не буду.

— Ну так а чего ж! — Старик пересыпал себе улов, Андрею протянул ведерко, накрытое мокрой тряпкой. — Червей возьми, у меня остались. Я бы тоже, конечно, на вечерней зорьке посидел, да жена ждет, заругает. Тебе хорошо, ты не женат... — Увидев, как помрачнело лицо парня, он попробовал сменить тему. — Ты, если ерш попадаться будет, не выбрасывай, Анна Федотовна уху нам сварганит. У меня под уху водка хорошая...

Андрей лишь кивнул в ответ. И старик погреб к берегу, бормоча под нос:

— Вот хрен старый, дернуло про женитьбу сказать! Знал же все...

Еще с курсантских годов у Андрея была невеста, Татьяна. Он сюда, на базу, как-то с ней приезжал, уже лейтенантом. Видная такая, прямо хоть на обложки журналов помещай. Свадьбу хотели сыграть еще прошлой осенью, ждали, что вернется Андрей с Чечни, возьмет отпуск...

А оно вон как получилось. Татьяна всего раз в госпитале его навестила. Как увидела послеоперационного, с этой раной — и все, и забыла, что платье подвенечное уже выбирала.

Осуждать девку, конечно, легче всего, а понять можно — испугалась. Ну как всю жизнь сиделкой при инвалиде провести придется?

Весло неудачно вошло в воду, подняло брызги, а ветер кинул их в лицо Сергея Ивановича. Он вытерся рукавом и уверенно сказал:

— Ничего, поправится парень, обязательно. Худшее-то позади. Теперь бы растормошить его как-то...

Руководителем службы охраны у Стаса был Васильев, спокойный мужичок лет за сорок, бывший майор милиции, которому надоело пахать за копейки. На службе он звезд с неба не хватал, хоть был исполнительным, порядочным, но всегда действовал без всяких авантюр и риска, а с такими качествами карьеру не сделаешь. В общем, ушел из органов Васильев.

Сейчас он сидит в своем небольшом кабинете, любуется недавно сделанной фотографией. На ней — шестилетняя доченька, Варенька, среди луговых цветов, и на головке венок из желтых одуванчиков. Замечательная фотография! Ее даже на стенде в детском саду вывесили, куда доченька ходит.

Варенька — долгожданный ребенок. Женился Васильев еще в двадцать лет на первой своей любви, однокласснице, и по сей день уверен, что нет краше и лучше этой женщины, а вот с детьми как-то долго не получалось. Подумывали уже из детдома на воспитание взять, и Тут счастье выпало —

Варенька родилась. На имени сам настоял, назвал так же, как и жену зовут...

Панин заканчивает разговор по телефону, и Васильев, убирая фотографию, спрашивает с улыбкой:

— Я так понял, опять дружок твой влип, Мишка?

— Правильно поняли, — со вздохом отвечает Вадим. — Выручать надо.

— Выручай. Сегодня ты свободен, машину шефа только на сервис покажи.

Машина у Стаса — что надо машина, серебристый «мерс». На нем и подъезжает Панин к нужной станции метро, вылезать не спешит, через стекло обозревает ситуацию, прикидывая, как поступить дальше. Так, есть маленькая зацепка: на ступеньках, у колонн, стоит девочка-курсантка из школы милиции, ответственность на ее лице написана, значит, не случайно здесь оказалась, а долг исполняет. К примеру, на стажировке. Девочка полненькая, ноги коротковаты для модели, а вот глаза очень доверчивые, добрые такие глаза.

Сам Панин — франт да и только! Дорогой костюм, модный галстук, очки шеф из Франции привез, в руках солидный кейс... Сначала он идет к цветочному киоску, покупает там пурпурную розу на длинной ножке, а потом уже подруливает к курсантке:

— Боюсь показаться банальным, но эта роза вряд ли достойна вашей красоты!

Эту фразу могут до конца понять и оценить только девушки, которым еще не говорили таких комплиментов! Вот и эта — поплыла, заулыбалась, и ямочки на щечках сразу украсили ее.

— Вы на стажировке здесь?

Этот видный красавец не просто так, наверное, спрашивает, имеет, наверное, право спрашивать.

— Да, — тихо блеет она.

— Хорошо, очень хорошо, что наши ряды пополняются такими красавицами. Вашему командиру повезло, так и скажите ему. Впрочем, я сам скажу. У вас ведь тут этот... как его... Господи, забыл...

Курсантка тотчас приходит на помощь:

— Старший лей... Ой, капитан Куропаткин, позавчера только капитана получил.

— Да это я знаю. Как зовут — забыл. Старость не радость.

— Ну какой же вы старый, это бывает даже со мной. А зовут его Анатолий Анатольевич.

— Уже Анатольевич! Как же года летят! Но в сонме их, клянусь, не видел девушек прекрасней! Вы дадите мне надежду на новую встречу?