Красавица, чудовище и волшебник без лицензии - Мария Заболотская

в нем никто бы не нашел даже в пору отрочества. Из характерных особенностей внешности незнакомца можно было отметить разве что длинный хрящеватый нос и белесые волосы, похожие сейчас на промокший пух. Неудивительно, что и в самую скучную силенсийскую пору года он не показался девушкам сколько-нибудь интересным. К тому же, он не мог произнести ничего любезного или остроумного, даже если бы очень захотел — глаза его закатились под лоб, губы побелели, а в груди хрипело и булькало, точно его вытащили из воды, едва-едва не дав утонуть.

— Похож на иностранца! — заметила Табита.

— Как будто ты разбираешься в иностранцах! — съязвила Урсилла.

— Ну вы-то обе бывали в Мелеусе, повидали мир! — не удержалась от шпильки и Джуп.

— Болтливые девчонки! — загремел мастер Хорас, преисполнившийся лучших надежд при виде отличных сапог и нового дорожного сундука. — Иностранец он или нет, но без врача ему долго не протянуть! Вместо живого постояльца, который оплатит нам и комнату, и стол, мы получим покойника, за добром которого наверняка явятся наследники — он не похож на безродного бродягу-одиночку. Кто-то доставил сюда и его, и сундук — и что же мы скажем полиции и его родственникам, если окажется, что в нашей гостинице благородный человек умер безо всякой врачебной и духовной помощи? Табита пойдет за доктором Хоки, а Урсилла — за преподобным Тумором…

— В такой-то дождь?! — вскричала возмущенная Табита.

— Если я отправлю за священником или врачом Джуп, то мне нипочем не затащить наверх постояльца и сундук, — хладнокровно ответил на это Хорас. — Она среди вас самая сильная, так что не пререкайтесь, берите зонты и как можно скорее доставьте сюда врача и преподобного. Наша гостиница и так на грани разорения, не хватало ей еще и дурной славы!

В это время неизвестный ненадолго очнулся от беспамятства. Он приподнялся, обвел комнату мутным взглядом и выкрикнул несколько слов на загадочном языке, а затем, словно спохватившись, яростно пробормотал:

— Сундук… она не должна добраться до сундука!..

— Вот еще! — воскликнула оскорбленная Джуп, которая приняла эти слова на свой счет. — И не подумаю я лезть в ваш сундук! Лучше бы поблагодарили за то, что я отнесу его в вашу комнату!..

Но незнакомец уже не слышал ее, вновь потеряв сознание.

Глава 3. Странная болезнь, бред безбожника и прочие огорчительные события в гостинице

Табита и Урсилла безо всякой охоты накинули свои плащи, прихватили зонты и отправились в город за помощью. Джуп и Хорас внесли бесчувственного постояльца в лучшую комнату с камином, сняли с него насквозь промокшую одежду, а затем отправились за сундуком. Постоялец время от времени шептал что-то о своем драгоценном имуществе, и Хорас, будучи человеком дальновидным, не желал, чтобы его впоследствии обвинили в умышленной нерасторопности. На шее у больного обнаружилась цепочка с небольшим ключом, и, по тому, как двигались в беспамятстве его руки, можно было догадаться, что он изо всех сил желает уберечь ключ от неких воров. Стало быть, открывал он тот самый заветный сундук.

Доктор Хоки прибыл первым, однако, осмотрев больного, с большой неохотой признал, что не знает, как облегчить его страдания.

— Видите ли, мастер Скиптон, — раздраженно сказал он. — Болезнь эта похожа черт знает на что! По виду это лихорадка, но пациент холоден как лед. Я слушал биение его сердца — и если бы он при этом не дышал, то мне не оставалось ничего другого, кроме как поклясться, что передо мной лежит покойник. Стук сердца почти не слышен! Кровь остыла и едва проступает на том месте, где я сделал надрез для кровопускания, но в то же время посмотрите на его лицо — десятки сосудов лопнули, и глаза красны от кровоизлияний! А волосы? Они же осыпаются клочьями! Буду предельно честен: его спасет только чудо господне.

Но и с чудом господним вышла заминка: преподобный Тумор долго и терпеливо ждал, пока сознание у больного прояснится хоть на минуту, но стоило только им перемолвиться парой слов, как священник вскочил с места и заявил:

— Увы, ничем не могу помочь — это отъявленный безбожник!

— Что он сказал? — не удержалась от вопроса Джуп, чутко ловившая каждое слово.

— Я не желаю это повторять! — отрезал Тумор. — Скажу лишь только, что он признался в служении темным силам!

— Темные силы! — воскликнул донельзя огорченный мастер Скиптон. — У нас, в Силенсии! В моей гостинице!.. Быть может, бедняга просто бредил?..

— Если и так, то это был ОПАСНЫЙ бред! — очень значительно ответил преподобный и безо всякой любезности попрощался.

— Подумать только, — сказала Табита Урсилле, после того, как Джуп пересказала им подслушанное. — Служитель темных сил — и такой невзрачный!

— Он похож на стряпчего, — ответила Урсилла. — Только одет получше, чем наш господин Квартум.

— Кто знает, может и у сил зла есть свои чиновники для мелких поручений? — задумчиво заметила Джуп.

Ее слова были необычайно близки к правде, но на них никто не обратил внимания. Безымянному постояльцу становилось все хуже, и добросердечный мастер Скиптон вошел в немалые убытки, вызывая к нему доктора, который каждый раз клялся своей покойной матушкой, что не знает, как лечить эту болезнь, но исправно брал плату за вызов.

Прошло то ли пять, то ли шесть безрадостных — еще более безрадостных, чем обычно! — дней и, наконец, настал тот вечер, когда Урсилла торопливо сбежала по лестнице в общий зал, чтобы объявить:

— Кажется, он умер!

— Ох, дернул же черт его скончаться в «Старом котелке»! — не скрывая досады, воскликнул Хорас, ожидавший чего-то подобного со дня на день, но до последнего надеявшийся, что похоронами займется кто-то из числа внезапно объявившихся скорбных родичей постояльца. — Что теперь? Где его родственники, дьявол их побери? Неужели и хоронить его придется за наш счет? — тут он, решившись на что-то недоброе, нахмурился. — Ну уж нет! Я честный человек и отродясь не рылся в вещах моих клиентов, но сейчас особый случай. Я вызывал к нему врача, священника и за все платил из своего кармана. Нам не остается ничего другого, как вскрыть его сундук!

— Но разве это не подсудное дело? — Табита переглянулась с сестрами.

— Мы возьмем только то, что нам причитается, — твердо сказал мастер