Николай Негодник - Сергей Шкенёв

– Я только погляжу, – договаривался Коля с совестью. – Даже руками ничего трогать не буду.

Крышка, окованная толстыми железными полосами, открылась неожиданно легко. Видимо, часто пользуются, вот и петли хорошо смазаны. Из сундука, испуганно взвизгнув, выскочил рыжий мужичок маленького роста. Совсем маленького, чуть выше шмелёвского колена, и вопросительно глянул снизу вверх зелеными глазами с вертикальными, словно у кошки, зрачками.

– Кажется, с вечера должно остаться. Да, и все пройдет, – пробормотал Николай, отступая к столу и пытаясь нащупать за спиной посудину.

Но лекарство не подействовало – наваждение не пропало. Оно принюхалось, задвигало длинным носом и спросило тонким голосом:

– Романея?

– Не знаю, – честно ответил Шмелёв, не разбиравшийся в винах.

– Угостишь?

– Сгинь, нечисть! – перекрестился Коля, другой рукой нащупывая крестик на груди.

– Сам дурак, – обиделся мужичок. – Тимоха я, домовой здешний. Выпить дай?

– На. – Протянутый ковш с вином мелко-мелко дрожал. – Ты точно не нечисть?

– Не-а, – мифическое существо выдуло всю посудину единым махом и неторопливо, с занюхом, вытерло губы расшитым рукавом. – Чистый я, у меня половина родни – банники. А пошли, попаримся? Или к девкам? А то и совместить можно.

– Я бы не советовал, – раздался за спиной голос вернувшегося волхва. – Это врун, малолетний пьяница и к тому же не настоящий домовой. Так, стажер на полставки.

– И ничего не малолетний, мне в аккурат в этом годе двести стукнуло.

– Цыц! – прикрикнул Серега на домовенка. – Иди лучше по дому чем-нибудь займись. А еще раз пьяного на рабочем месте увижу – посажу в лапоть и отнесу в церковь. Ты меня знаешь.

Тимоха побледнел и вылетел из горницы. В буквальном смысле вылетел, не касаясь пола босыми когтистыми ногами.

Николай тоже решил повременить с лечением.

– А что, это действительно домовой?

– Действительнее не бывает. Их сейчас гоняют везде, вот у меня и прячутся. И все при деле – кто молотобойцем в кузне подрабатывает, кто вот по хозяйству. Волхву мыть полы невместно.

Через неделю вынужденного безделья, заключавшегося в штудировании толстенных фолиантов из того самого сундука, Шмелёв окончательно озверел и попросил листок бумаги и карандаш. Домовые в доме есть, так вдруг и карандаш где завалялся?

– Зачем? – удивился кузнец. – Лучше запоминай, что я тебе читаю. И сам учись.

– Буквы непривычно написаны. Да и скучно. Вот скажи, на фиг мне знать родословную твоего князя до двенадцатого колена?

– Знание – сила!

– Я вчера того солдатика не знанием, а кулаком утихомиривал, – хмыкнул Николай, потирая ободранные костяшки.

– Не солдатика, а отрока княжьего, неуч, – укорил Серега. – Почто его свиньей обозвал?

– А нельзя было?

– Нельзя! – сурово отрезал волхв. – Собакой – еще куда ни шло. А лучше псом. Свиньей – не по чину, так только купца какого…

– Какие все нежные!

– Какие есть! Пока твердо все не заучишь – на улицу не пущу.

– Ладно, не больно-то и хотелось, – согласился Шмелёв. – Но бумагу-то дай.

– Бумаги у меня нет, ее из страны Син за большие деньги привозят. Могу предложить египетский папирус тьмутараканской выделки и гусиные перья местного производства. Пойдет?

– Давай, что уж с тобой поделать, – Коля подгреб к себе брошенный на стол свиток. – Вот посмотри, какая у меня идея появилась.

Серега внимательно следил за причудливым танцем пера и громадными кляксами, сие действо сопровождавшими.

– А, по-моему, это хрень, – заявил он после некоторого раздумья. – Конструкция сия работать не будет.

– Пушка ему не понравилась, – проворчал оскорбленный в лучших чувствах Николай. – У тебя среди золотарей связей нет?

– Так вот ты ее чем заряжать собрался! – восхитился волхв. – Хорошо придумано. Лезет, значит, злой половец на стену, а тут прямо в рожу благовония летят. Какой уж тут приступ…

– Ты лаптем не прикидывайся, мне селитра нужна. Знаешь, что это такое?

– Знаю, мне положено быть мудрым. И даже знаю, для чего нужна. Ты, Коля, не огорчайся, но первые огнестрелы у нас еще мой прадед лет сто назад испытывал.

– И чего?

– И ничего. Пыхтит, воняет и плюется на двадцать шагов. Срамота, одним словом. У меня в кузне до сих пор три штуки валяются. Все никак руки не дойдут на переплавку пустить.

– Подари, а?

– Зачем тебе?

– Сделаю порох, стрелять будем.

– Так у прадеда не получилось.

– Ну и что? Он экспериментатор, а у меня послезнание.

Серега пожал плечами:

– Как хочешь…

…Город тем временем жил своей собственной жизнью, не обращая внимания на странного пришельца из другого мира. Все так же весело шумел торг на широкой площади под кремлевскими стенами, так же горланили на десятках языков заморские купцы, прекрасно понимая друг друга без переводчиков. Вот в тихом закоулочке спокойно и беззлобно били ногами пойманного вора, а городская стража дожидалась, когда избитого жулика можно будет забрать и бросить в поруб.

Над Славелем плыл колокольный перезвон множества церквей, созывая народ к вечерне. И никто даже представить не мог, что в кузне на берегу Шолокши творится История. Именно так – История с большой буквы.

Благолепие нарушал лишь легкий матерок волхва-кузнеца:

– Одни убытки от тебя, – ворчал он, чихая от растираемого в порошок древесного угля. – Деньги все на приправы твои чертовы ушли. По улице только ночью пройти можно, копоть уже не смывается. Перед людьми совестно.

– А не перед девками? Завтра баню топи, медведь, а не то блохи заедят. Готово? Перемешивай.

– Да перемешиваю, будь оно неладно. А блох у нас нет, чай, не в Европе живем.

В громадном чане варилось и выпаривалось до нужной кондиции отвратительное даже на вид месиво. На запах оно было еще гаже – селитру так и пришлось добывать у золотарей. В кустах сирени послышалось тихое шевеление и громкое сопение. Следом показалась конопатая физиономия домового-стажера.

– А я вам ужин принес. Не прогоните? – Из объемистого мешка одуряюще пахло жареным мясом и что-то заманчиво булькало.

– Чего уж там, проходи, – Николай попытался придать себе сердитый облик. Но было заметно, что забота домового его тронула. – Можно и перекусить после трудов праведных.

– Точно праведные, – фыркнул Серега в бороду. – Серой навоняли так, что любой дьявольские козни за версту почует. Но покушать можно.

У Тимохи были свои, довольно своеобразные представления о том, как полагается слегка перекусывать. Он сноровисто раскинул на траве белоснежную скатерть и ловкими движениями заправского фокусника начал доставать еду из мешка. Первым на свет появился здоровенный жбан с хмельным медом, вкус которого Коля уже успел оценить достаточно высоко. Почетный караул при нем составили три серебряные фляжки.

– Тридцатилетнее, из погребов самого Папы Римско-Авиньонского.

– Точно не греческое?

– Фуфла не держим!

Далее на скатерть был установлен деревянный поднос с жареным поросенком. В прошлой жизни Николай мог бы недели две им одним питаться. Но в чужой монастырь со своим самоваром не ездят, и потому перебирать харчами не приходилось. А кушанья все прибывали и прибывали.

– У тебя что, мешок безразмерный?

– Нет, – ответил Тимофей. – Обычный – самобраный.

– Какой? – переспросил Коля.

– Да самобраный. Дает все что попросишь, а если не съешь, так браниться начинает. Материться умеет на двунадесяти языках живых, а также в латыни изряден гораздо и арамейском.

– Ладно, убирай своего матерщинника.

– Сам дурак! – буркнул мешок, но сразу же заткнулся. Причем самым буквальным образом – сами собой завязались бантиком тесемки, и уменьшившийся в размерах кормилец запрыгнул к домовому в карман. Через некоторое время сонный голос произнес: – Догоняться вздумаете – будите, мигом организую.

– С понятием товарищ, – одобрил Николай. И вздохнул с ностальгией: – Картошечки бы жареной сейчас.

– Могу, – откликнулся самобраный друг. – Подумаешь, обычное заморское кушанье. Тебе в комплекте или как?

Коля немного подумал и махнул рукой:

– Давай в комплекте.

И не прогадал. В комплект входили громадная сковорода с требуемым продуктом, а также тонко порезанное розовое сало, мелкие, с детский мизинец, соленые огурчики, соленая же селедочка, обложенная кольцами лука и политая подсолнечным маслом, истекающая жиром семга, рыжики величиной не больше пуговицы, квашеная капуста с яблоками и брусникой, и венчала коллекцию литровая бутылка «Смирновской» со льда.

– Мешочек, – неожиданно севшим голосом позвал Шмелёв, – ты где водку взял?

– Не твое дело! – последовал вежливый ответ. – Комплексный обед.

– А может, там пара автоматов Калашникова завалялась?

– Нет, я только по пропитанию работаю. Узкая специализация.