Нигдерево - Мария Фомальгаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…сели чай пить.
Чай хороший, а Агнесса все ждала, что будет чай с привкусом мертвых болот.
Взошел филин.
В лесу ухает месяц.
– Вам съехать надо.
Руфус ничего не понимает, как съехать, куда съехать, зачем съехать, жил себе Руфус и жил себе, дом здесь у Руфуса, хороший дом, добротный дом, достался в наследство от… м-м-м, не помнит Руфус, от кого, но достался.
Хороший дом.
Три этажа.
И нате вам:
– Вам съехать надо.
Люди в форме.
Ордера.
Постановления.
– Вам компенсацию выплатят.
Руфус презрительно фыркает. Люди в форме начинают рассказывать про размеры компенсации, а вот за пять километров отсюда новый поселок строят, вам как раз на дом хватит…
А я не поеду.
Это Руфус.
Люди бормочут что-то про постановление.
Никуда не поеду.
Это снова Руфус.
Вот такой Руфус.
– …а там вампиры водятся… чего, не веришь?
Это Руфи.
– Да ну, врешь!
Это Агни.
– А айда ночью посмотрим…
– Да ну тебя!
– Боишься?
– Да не боюсь я, врешь ты всё!
– Аг-га-а-а, стру-у-усила!
Руфи спешит домой, забегался, заигрался, вот так, теперь дядя с тетей ругаться будут, так-то они не ругаются, а теперь будут.
Вон уже дом виден за деревьями, вон окно наверху горит, там у дяди кабинет, там чучело филина есть, и чучело месяца, и чучело земли есть, глобус называется.
Руфи спешит.
– Руфи! Руфи!
Руфи оборачивается.
Тетя стоит.
Тетю он знает.
Хорошо знает.
– Руфи, ну сколько тебя просить можно!
– …а где Руфи?
Это Агни.
Еще совсем недавно в этих краях путешественников встречала живописная деревня – но уже сейчас мы видим только темное болото ядовитых отходов…
Вечером вернулась Агнесса. Вернулась как ни в чем не бывало, бросила сумку у входа, чмокнула Руфуса в щеку, Агни помахала, ну, привет.
И к плите.
Сегодня рыбные котлеты будут.
И Руфус не понимает, как Агнесса, почему Агнесса, месяц назад Агнессу похоронили, в сырой земле Агнесса лежит…
– А ты же…
– Что такое?
– А ты же…
Руфус хочет сказать —
– А ты же умерла…
Не говорит.
И то правда, как умерла, почему умерла, вот же она, живая.
– А ты же…
Смотрит Руфус, а у Агнессы на губах кровь.
– А, ну да, – Агнесса смеется, вытирает губы салфеткой.
В лесу ухает месяц.
Филин светится в темноте ночи.
Сели ужинать.
– А где Руфи?
Это Руфус. Смотрит, все на месте, а Руфи нет.
Агнесса смотрит на темное болото там, за окнами.
– Заигрался… пойдем… поищем…
Вечером вернулся Руфи.
Вбежал в прихожую, запыхался, уже в холле спохватился, что ботинки не снял, а сколько раз ему говорили, чтобы грязь в дом не тащил, всё бесполезно. Кинулся назад, разулся, кинулся грязь за собой вытирать, еще больше грязь развел…
И Руфус смотрит.
И Агни смотрит.
И Руфи скороговоркой – а-извините-пожалуйста-а-я-больше-так-не-буду-а-можно-зайти-и-все-такое…
– Руфи, а ты же…
– А-а-а, а щас, уберу…
– Руфи…
– А я больше так не буду…
И надо бы сказать, что Руфи умер, месяц назад похоронили – и что тут скажешь…
– Руфи, – Руфус не выдерживает, – иди… умойся…
– Ага, ага, щас… а я больше так не буду…
В лесу ухает месяц. Один месяц, другой месяц, вон их целая стая…
Филин взошел.
Сели ужинать.
– А где Агнесса?
Оглядываются, и правда что – Агнессы нет.
– В магазин пошла… – Руфус хмурится, – э-э-э… надо бы встретить… пойдемте… посмотрим…
Агни не понимает, в какой магазин, почему в магазин, откуда здесь вообще магазин, нет здесь никаких магазинов, вообще ничего нет, здесь и деревни-то толком нет, деревня вся там, в болоте утонула, только крыша церквушки торчит…
Уже тогда я начала понимать, что маленькая деревенька вовсе не то, что кажется. Я не понимала, откуда берутся продукты в нашем холодильнике – ведь на много миль в округе не было ни одного магазина, а Руфус никогда не вывозил из гаража свой Форд…
Агнесса отстраняется от Руфуса, сладко потягивается на постели, обнаженная в свете филина.
Спрашивает то, что хотела спросить уже давно:
– А мальчик с девочкой… они тебе кто?
Руфус вздрагивает:
– В смысле?
– Ну…. Племянники они тебе? Или брат с сестрой? Или…
Агнесса замирает в страхе. Только бы сейчас не оказалось, что у Руфуса дети есть, это вот Руфи от первого брака, это вот Агни от второго, а от третьего… а пусть Агнесса не беспокоится, от третьего брака дети уже взрослые, в институте учатся, по воскресеньям приезжают…
– Э-э-э… а я думал, они с тобой.
Гром среди ясного неба.
Агнесса не понимает, как с ней, почему с ней, не было с ней никакого мальчика, и девочки никакой тоже не было, и вообще…
– Э-э-э… а нет…
И теперь уже Руфус на Агнессу смотрит, ничего понять не может, как, почему, зачем…
…к сожалению, у поселка нет будущего – будущее у поселка отобрали в тот момент, когда возле Джаумы началось строительство комбината…
Ученые обеспокоены тем, что выбросы с предприятия могут серьезно повлиять не только на экологию местности, но и вызвать нарушения в физических законах…
…предприятие по производству…
– …по производству чего? – Руфус сжимает в руках обрывок газеты, – что они там делают, чёрт возьми?
– Да ничего не делают, фабрика-то не работает уже…
Это Агнесса.
– Не работает? Не работать-то она не работает, только отходы с неё текут и текут!
Сели ужинать.
У них на ужин курица жареная.
И картоха вот такими кусками.
И шоколад.
Откуда у них шоколад, если в деревне ни одного магазина нет, да и деревни никакой нет, и вообще…
А вот.
Шоколад.
Руфус ест.
И Руфи ест.
У Руфуса волосы рыжие и веснушки на лице.
У Руфи волосы рыжие и веснушки.
Агнесса ест.
И Анги.
У Агнессы черные кудри.
И у Агни черные кудри.
Вот так.
Болото молчит.
Болото думает.
Время вязнет в болоте, закручивается само на себя, изгибается причудливыми лентами.
Время…
– А не могло так быть… чтобы сначала вы меня спасли… потом я вас…
Это Руфи.
Агнесса пожимает плечами.
– Болоту виднее.
Старик.
Агнесса не понимает, что за старик, откуда старик, почему старик, зачем старик.
А вот – старик.
И Руфус тоже не понимает, что за старик, откуда старик, почему старик, зачем старик.
А вот – старик.
Идет, опирается на тяжелую палку, смотрит подслеповатыми глазами на дом…
…стоп-стоп, а что это у нас с домом, не было такого с домом, нормальный был дом, а теперь огни в доме погасли, и дом стоит истлевший, полуразрушенный…
И старик к дому подходит.
Руфус кивает старику.
И старик кивает Руфусу.
Говорит:
– Я здесь жил когда-то… пока болото не подступило…
У Руфуса веснушки.
И у старика веснушки.
Подходят, пожимают руки. Осторожно.
Смотрят на болото, что-то оно еще замыслило…
Болото думает.
…засекреченное производство доставило немало хлопот местным жителям…
Мировая линия
А раньше тут были другие идолы.
Раньше.
Пытаюсь представить это – раньше – ничего не представляется толком. Вспоминается что-то из самого-самого детства, шаман выкладывает веточки:
– Это вот день.
– Это вот год.
– Это вот век.
А сколько будет – три миллиона лет – про то шаман не сказал.
Смотрю на идолов.
Раньше они были другие.
Раньше.
Шаг-шаг-шаг-шаг – подхожу к идолу, не знаю, как молиться, ничего не знаю, не показали.
Астрин подходит (шаг-шаг-шаг-шаг), касается идола. Раз. Другой. Третий. Отдает идолу маленький круглый талисман.
Идол оживает, из недр идола выпадает еда.
Астрин сам не ест. Дает мне.
Кланяюсь.
Осторожно прошу у Астрина пару-тройку талисманов.
Он говорит:
– Нет.
Киваю. Мало ли, может, Астрин талисманы свои в тяжелом бою добыл, а я клянчу.
– Да дай ты ему, пусть учится!
Это Беляков. Он добрый.
Астрин морщится, кладет мне в ладонь два талисмана. Рассматриваю диковинную птицу на медном круге.
Раньше талисманы были другие.
Раньше.
Шаман так и не показал, сколько это – три миллиона.
Трава была раньше тоже другая. А теперь камень. Много белого камня вокруг.
– Мировая линия…
Это Астрин говорит.
Смотрю на блеклую ленту реки. Именно так ее и называли раньше:
– Мировая линия.
Нет, Астрин про что-то другое говорит. Смотрит на свои бумаги:
– Мировая линия.
Беляков наклоняется:
– А что с ней не так?
– А вот смотрите…
Мировая линия показывает движение тела в пространстве-времени…
Разные они бывают, мировые линии.
Всякие бывают.
Вот, например, мировая линия солнца. В спираль закручивается.