Ночная поездка - Чарльз Бомонт

— Милый парнишка, — сказал он. — Думаю, Макс захочет удержать его.

Так и случилось. Всеми десятью горячими пальцами мы начали делать бизнес на весьма высоком уровне. Не знаю, почему. Почему Вуди Хорман неделями умирал на сцене в Чикаго, а потом переехал на два квартала и попал в цель, словно бомба? Просто так уж получается.

Мы быстро выбрались из Зернового Пояса, сняли номера в «Хейге» в Лос-Анджелесе, и переплюнули всех после Муллигана. Тогда у всех на слуху были все больше квартеты и трио, что делало нас старомодной «большой бандой», но всем было наплевать. За месяц разошелся слух, и чтобы нас послушать, приезжали даже из Фриско.

Я мало общался с Максом и Дейви: они теперь были приятели — не разлей вода. Макс почти никогда не выпускал его из виду — но и не пренебрегал нами. Каждый второй вечер, он как всегда, появлялся наготове со своими нравоучениями. Он действительно был доступен. «Надо позаботиться о моих ребятах…» Дейви теперь был звездой нашего шоу, и Макс не слишком циркулировал. Но в любом случае, достаточно просто было видеть его. Рояль Дейви становился все лучше, но сам он становился все хуже. Каждый вечер он твердил свою историю о Салли, как счастливы они были, как сильно он любил ее, и как она получила то, что получила, и умерла. Любое настроение, что они испытали, он извлекал из ящика. И всегда все заканчивалось «Городом Слез». Привыкший безуметь на того сукина сына, что отнял ее дыхание и поместил ее под землю, он теперь в основном был просто печален, одинок, сломлен.

А у «Банды Ангелов» стало получаться хорошо буквально все. До того мы были группкой классных музыкантов, мы могли слабать диксиленд или играть модерново, пиликать горячо или холодно, но не было ничего такого, что можно было назвать стилем. С пальцами Дейви стиль у нас появился. Мы остались такими же классными, мы умели играть разные джазы, но теперь мы были блюзовыми. В основном мы теперь играли для дамы в уголке бара, совершенно одинокой, на которой слишком много краски или слишком много жира. Или для того недомерка, что не умеет танцевать, поэтому думают, что он недолюбливает женщин, только он без ума от женщин, но боится того, что произойдет, когда окажется слишком близко. Мы играли для маленьких цыпочек с толстыми стеклами, для толстых цыпочек с маленькими попками, и для того пьяного неудачника, который уже со всем распрощался.

Для людей блюза.

Платное объявление гласило: «Банда Макса Дейли играет для той части любого из нас, которая болит и не может излечиться.»

Для людей блюза.

Наверное, «Хейг» мог держать нас еще шесть месяцев и целую вечность, но нам надо было распространять Писание. Писание от Макса. Что плохого было в Калифорнии — Стране Птиц?

Ничегошеньки. Макс вынюхивал Большое Яблочко годами, но кто мы были тогда?

В тот день, когда мы приземлились, он ходил на цыпочках, как в церкви. И еще тише говорил Дейви:

— Парень, все это изложение для Птиц.

Это и так все знали.

— У этого урода большие проблемы, да, действительно, — сказал он. — Большой талант.

И мы поползли; но потом вернулись и разодрали эту священную обитель по швам. Дейви играл, как никогда раньше, но к нему невозможно было пробиться: он держался ниже змеиных почек. Как-то после шоу я спросил, не хочет ли он пройтись и попить пивка с Дьяконом, и он ответил, что было бы хорошо, но встрял Макс и ничего не вышло.

Так и шло. «Даунбит» окрестил нас «самой индивидуальной группой в действии на сегодняшний день», и мы состряпали пачку альбомов — «Синие понедельники», «Тихий стон», «Глубокие берега» — и на завтрак ели гуляш с шампанским.

Потом, я не помню в какой это было вечер, Макс явился ко мне и выглядел нерадостным. Впервые я видел его одного с тех пор, как Ролло замели за совращение. Он вел себя, как будто так и надо.

— Дик, ты не видел Дейви?

Я чуть не подавился.

— Последнее время нет, — ответил я.

Он пожал плечами.

— Ты встревожен? — спросил я.

— Чего мне тревожиться? Он взрослый.

Он темнил; потом, на следующий вечер все всплыло и взорвалось. Я закончил свой кусок на горне — «Субботний вечер», когда Парнелли похлопал меня и сказал:

— Взгляни-ка туда.

Я увидел прорву людей.

— Посмотри еще раз, — сказал он.

Я увидел красотку. Она не спускала с Дейви глаз.

— Максу это понравится, — сказал Парнелли. — Он станет просто обжираться этим, о да.

Когда все кончилось, парнишка спустился и улыбнулся куколке всеми зубами. Она улыбнулась в ответ. И они удалились в темный уголок и уселись там.

— Охо-хо, мистер Грин добыл себе кое-что. Я вам говорю. А тебе не хочется любезно просветить Большого М?

Макс тоже смотрел на них. Нельзя было точно сказать, что же он думает, потому что на лице его ничего не отражалось. Он медленно нажимал клапаны на своем бассе и смотрел. Вот и все.

Через какое-то время Дейви и девушка поднялись и направились к сцене.

— Макс, рад познакомить тебя с мисс Лоррен Шмидт.

У Хьюго Уилсона чуть не вылезли глаза, Буд Паркер сказал: «Ага», и даже Ролло приподнялся — а Ролло ведь ходил не по девушкам. Потому что цыпочка была отпадной: в стиле маленькой девочки, розовое платьице, яблочные щечки, и сложена так, словно говорила: я вся здесь, не о чем беспокоиться, просто поверь мне на слово.

— Они приходит слушать нас каждый вечер, — сказал Дейви.

— Я знаю, — ответил Макс. — Я заметил вас, мисс Шмидт.

Она улыбнулась, словно ясный рассвет.

— У вас прекрасная труппа, мистер Дейли.

— Это верно.

— Вчерашним вечером мне особенно понравились «Глубокие берега». Это было…

— Великолепно, мисс Шмидт. Это одна из композиций Дейви. Догадываюсь, что вы это знали.

Она повернулась к парнишке.

— Нет, не знала, Дейви… мистер Грин только что сказал мне.

Наш маленький человечек за ящиком улыбнулся: я впервые это увидел. Его было не узнать.

И этой улыбкой все было написано ясно, просто и однозначно: Дейви пойдет наверх с этой девочкой, и ей это понравится, и пусть никакие коты не перебегают им дорогу.

Она показывалась каждый вечер, всегда соло. Прослушав вступление и то, что шло за ним, она линяла вместе с пареньком. Утром он выглядел весьма помятым, но изменения видны были всем. Нет вопросов: Дейви Грин начал понемногу набирать то, что потерял.

И Макс ни разу ни сказал об этом ни единого слова. Прикидывался, что даже не присвистнет; пусть оба радуются, как хотят. Однако, у Парнелли с лица не сходило странное выражение.

— Выпадает из линии, — поговаривал он. — Макс — умный мужик, Дик. Кто-нибудь другой сразу бы все выложил на стол. Сказал бы: мы едем в европейское турне или что-то в этом роде. Но только не наш боцман. Умная сволочь…

Между Дейви и куколкой дела шли все гуще, и довольно скоро, если хорошенько прислушаться, можно было расслышать звоночки. И даже больше. Не знаю, почему, трудно нащупать различие, но оно было, точно. Мы играли музыку, как многие парни играют музыку. Но что-то мы при этом потеряли.

Однако Макс не встал на уши — а он был ходячим камертоном, — поэтому я подумал, что это, должно быть, мне кажется. Наверное, это снова сны. Они являлись все время, не важно, сколько я их выговаривал…

Однако, дело все-таки было не во мне. Мы начинали звучать вшиво и продолжали это делать, вечер за вечером, и я боялся, что в конце концов догадаюсь, почему.

Через три дня после того, как Дейви объявил о своей помолвке с Лоррен, дамба рухнула. И вот как:

Мы все собрались на помосте, Макс произнес свое «и-раз, и-два», и мы начали играть «Тайгер Рэг». И вдруг опять все стало прекрасно. Появился звук, только гораздо богаче, чем когда бы то ни было. Рояль Дейви задыхался и снова выплевывал печаль, набрасывая на нас всех свою железную раму. Держа нас на уровне.

Парнелли похлопал меня, и я похолодел. Я взглянул на Дейви — он ушел в себя, прямо на выступлении, — я взглянул в публику, а цыпочка тоже ушла. Я хочу сказать, что ее там не было. Макс перехватил мои взгляды и прищурил глаза, счастливый, как свинья в сентябре.

Мы переключились в «Глубокие Берега» — и, кажется именно тогда, я не уверен, но мне кажется — в тот самый момент мне все стало ясно. Через шесть лет.

Хотя, я доиграл до конца. Потом я направился к Дейви, но Макс остановил меня.

— Лучше оставь парнишку в покое, — прошептал он. — У него тяжелый день.

— Что ты имеешь в виду?

— Цыпочка оказалась блядью, Дик.

— Не верю.

— Она блядь. Я понял это сразу, но ничего не хотел говорить. Однако… слушай, я мужик опытный. Она просто рассчитывала окрутить парнишку.

— Что ты сделал? — спросил я.

— Я это доказал, — ответил он. В голосе его проскальзывала симпатия. — Цыпочки все одинаковы, Дик. Это тяжелый урок. — Он пожал плечами. — Поэтому оставь парнишку одного. Он сам расскажет тебе обо всем — своими руками. Тебе лучше побеспокоиться о собственных снах. Почему бы снова не завернуть ко мне вечерком и…