Кукарека Иванович - Спиридон Вангели

— Вот, глядите! — сказала какая-то женщина, тоже, наверное, родственница, — мальчик умнее нас всех оказался: искал, искал дедушку, и нашёл! Пошли домой, а то скоро утро.

И все родственники, один за другим, стали выходить из сарая, отвешивая низкий поклон не то дедушке, не то Груе, не то им обоим вместе!..

Не бочонок, а просто клад

Чтобы посмотреть на двух аистов, свивших себе гнездо в соседнем селе, мальчишки, прихватив с собой по куску хлеба (воды было сколько угодно в родниках), по двое, по трое, а то и целыми стайками появлялись в этой деревне.

Наглядятся на птиц до ряби в глазах и всё думают и гадают, как бы и где бы достать аиста для их родного села Шишки? Может, уговорить перелететь одного из этих?.. Кое-кто из ребят научился щёлкать по-аистиному, но все их попытки объясниться с птицами были напрасны.

— А может, для начала свить им гнездо? — сказал Груя как-то.

Устроили для аистов гнездо. Титирикэ, тот вот ещё что придумал: надел белую рубашку, влез на крышу дома и стал у гнезда на одной ноге, а руку вверх поднял. Он думал, так его аисты издали за своего примут. Устанет Титирикэ — вместо него на крышу Груя забирается. Только всё бесполезно. Аистов — хоть в бинокль смотри — нигде не видно.

— Рассердились, что ли, они за что-то на наши Шишки? — вздыхал Титирикэ. — И речка Рэут совсем рядышком, и лягушек в ней полным-полно. Хоть сам аистом становись! И наедайся ими до отвала!

— Может, они откуда-то узнали, что в нашей школе есть чучело аиста? — говорил как бы сам с собою Груя. — И вдруг этот аист чей-нибудь их дедушка?..

— А может, просто дело к осени идёт, — предположил Титирикэ, — вот аисты все и улетели?..

Но тут школьный звонок всех мальчишек с крыши, словно сильный ветер, сдул…

Вот уже с деревьев вслед за ребятами жёлтые листья стаями, словно птички, летят — посмотреть, для чего это они каждый день в школе собираются… Скоро все деревья облетели и стали похожи на большие аистиные гнёзда.

В один прекрасный день, когда в поле зазеленела озимая пшеница, Титирикэ получил пятёрку и шёл домой такой гордый и важный, как будто он бог знает какой подвиг совершил. Идёт это он, а вернее — плывёт с задранным носом, но на всякий случай под ноги всё же смотрит: пятёрочник да с разбитым носом — не очень красивая картина будет. Идёт и вдруг видит… денежку. Титирикэ не сразу её поднял. Он остановился и подумал: если эта монета турецкая, то я отнесу её в музей… Монета оказалась наша, пятикопеечная, так что в музей нести её не надо было.

— Эй, Груя! Как ты думаешь, если положить копейку на место, завтра мы найдём здесь две? — спросил он своего приятеля.

— Ни одной не найдём, — ответил Груя. — Точно, что ни одной, повторил он, подумав.

— А вот о чём я сейчас размышляю, ни за что не догадаешься, сказал Титирикэ и, не договорив, побежал домой и вернулся, неся в руках небольшой бочонок. Он опустил денежку в отверстие бочонка, — она там глухо звякнула, — а бочонок привязал к забору Иона Думиникэ.

Рядом, к слову, стоял колодец, поэтому проходившие мимо люди думали, что Ион Думиникэ выставил бочонок, чтобы наполнить его водой.

На другой день Груя и Титирикэ чуть свет встретились у этого бочонка. Титирикэ первым делом заглянул в отверстие, но ничего не увидел. Хорошо, что Груя захватил с собой электрический фонарик и посветил Титирикэ. С помощью фонарика они разглядели, что на дне бочонка лежало уже две монеты. Груя почесал в затылке, а Титирикэ стоял рядом и старался ничем не выдать себя: он ведь сам, своей рукой, ночью бросил в бочонок вторую монету.

После обеда мальчишки забили втулку в отверстие бочонка, отпилили её и пробили узенькую щель в днище, — теперь опустить денежку можно было, а вытащить нельзя. Груя принёс верёвку потолще, и они вместе с Титирикэ снова привязали бочонок к забору: ведь если в него набросают много-много денег, он будет очень тяжёлый.

Скоро все приятели Груи и Титирикэ стали тоже опускать в бочонок денежки: медь или серебро, у кого что найдётся. Поначалу деньги бросали просто так, из любопытства: интересно, долго ли простоит после этого бочонок? А потом стали опускать со смыслом: как не опустить, если это уже не просто бочонок, а сберегательная касса.

Когда обо всём этом узнал Ион Думиникэ, он долго стоял возле бочонка в раздумье, качая головой, так что казалось, она у него вот-вот отвалится. А вечером решил переночевать под забором, покараулить бочонок. Мало ли что может случиться? Даже собаку привязал на ночь рядышком. Если уж что делать, то по-хозяйски, чтоб не стыдно было потом людям в глаза смотреть.

Взрослые сначала делали вид, что они этого бочонка вроде бы и не замечают, но однажды, в воскресенье, не выдержали и все как один явились, — целая живая очередь к Титирикэ выстроилась. На лицах так и написано было: что же это такое, люди добрые, ребятишки нас в таком сберегательном деле обошли? Может, мы тоже хотим участвовать?! Стоят, шапки в руках мнут, просят, убеждают.

— Ладно, — согласился Титирикэ, — если вы тоже участвуете, то нужен бочонок побольше!

Недолго думая, привезли большую бочку, такую большую, что её и к забору опасно было привязывать — вполне мог и свалиться. Судили, рядили и подняли бочку на столб, на всякий случай повыше, чтоб вода не унесла, а на столбе приколотили дощечки, что-то вроде лесенки, да так ладно всё сделали, что каждый мог подняться по ней — и старый, и малый.

Женщины тоже не обходили это диво стороной, особенно в дни ярмарки. Одна курицу продаст, другая — масло или ещё что-нибудь и по дороге домой обязательно остановится возле бочки и развяжет платок. Правда, ступеньки на столбе недолго держались, — тогда ребята приставили к столбу надёжную лестницу. И, вы знаете, от этой общей сберегательной бочки сельчане как-то подобрели и почестнели.

— Надо же, — дивились друг на друга люди, — оказывается, в нашем селе и двери можно оставлять открытыми!

И пошла-побежала весть по всей округе, что в Шишках стоит посреди села бочка с деньгами и её никто не трогает!..

— А у нас, — говаривал житель соседнего села Реча, — и пустой бочонок на дороге не заночует, потому что бочонок есть не просит и в хозяйстве не помешает.

Ребята были на седьмом небе от счастья, а Титирикэ, тот на восьмом: не зря же это он сам всё придумал. Надо же — целая бочка денег!

Только вот хозяин забора Ион Думиникэ стал призадумываться и поговаривать:

— Люди добрые, ребятки, дело-то не шутейное! Вот вы послушайте, прислушайтесь! Трещит, да? Это что трещит? Это не бочка трещит, это от холода деревья трещат, и мне уже ночь на завалинке не вылежать, и не выходить же всякий раз, как залает собака!.. Что делать-то будем? Как дальше жить станем?!

— Да будет тебе, — утешал его сосед Варварин Гаврил, — до сих пор никто к бочке не подбирался, значит, у нас в селе полный-преполный порядок. А когда она по самый край наполнится, мы её все вместе снимем и проверим. Так что не переживай! Тащи в дом подушку со своей головой в придачу. И спи спокойно…

Но тут кто-то позанозистей ввернул:

— Спи, Ион, и ничего не бойся, только не забудь выставить лампу в окошке. Чтобы вор не споткнулся…

— Цыц, роток! — притворился он, что хлопает себя ладонью по губам.

В эту ночь Ион подозвал свою собаку и дал ей вместе с едой таблетку, чтобы она не спала мёртвым сном. Потом подложил под голову подушку и подушечку, но только наладился вздремнуть, как тут же подскочил на кровати и подлетел к окну: цело ли сокровище? А то ещё бежит ночью с лестницей за спиной: вдруг подменили бочку!

«Бряк! Бряк! Бряк!» Звенят в бочке деньги!.. Значит, всё в порядке!

На добрый пуд за зиму похудел человек, ведь ему, кроме того, нужно было время от времени и самому с женой подниматься к бочке с денежкой в руке — дабы не прослыть на селе жадным.

А совсем недавно приснился Иону Думиникэ сон, такой страшный, что чуть его в могилу не свёл: снится ему, будто подходит к столбу какой-то человек, то ли знакомый, то ли нет, не разберёшь сразу. Подходит и говорит каким-то жутким голосом: «Давай-ка сюда лестницу, я забыл днём денежку в бочку положить». Забрался это он наверх, достаёт из-за пазухи не денежку, а топор и мешок. Ещё более страшным голосом говорит Иону: «Теперь ты есть мой соучастник, потому что принёс мне лестницу», — и с этими словами пробивает в бочке дыру и начинает набивать мешок деньгами. «А теперь, — говорит, — подай мне камней и потяжелее, нельзя же оставлять бочку пустой. Да пошевеливайся, пока утро не наступило».

— Сейчас подам, — торопливо сказал Ион Думиникэ, соображая, что камень всё равно и ему нужен, чтобы хлопнуть вора по макушке.

Только Ион нагнулся, вор — трах! — бросил лестницу на Иона и столкнул его в колодец вниз головой!.. Летит Ион в колодец, а сам думает: «Наверное, вор уже закинул мешок за спину и был таков!» Думает и всё летит, как будто у колодца и дна вовсе нет, летит и кричать уж было от ужаса начал… От своего крика и проснулся. Лежит и думает, что он на дне колодца в воде. Руками пошевелил — мягкая постель вокруг, зато сам весь в поту, будто и правда в колодец свалился. И сердце колотится в груди, вот-вот выскочит. Жена тоже не спит. Сидит рядом и переживает.