Проводник - Сергей Самойленко

– Я знал, что мне конец, – говорил он. – В тот момент я даже не думал, что смогу выжить. У меня одна граната, и танк идет прямо на меня. Я притворяюсь мертвым, а когда он проезжает мимо, запрыгиваю на него, вырубаю фашиста, который сидит на башне и закидываю гранату в открытый люк. Итого мы имеем мертвый экипаж и взорванный танк… А я в больнице без ног.

Я слушала его рассказ и думала, что очень хочу попасть на фронт. Меня больше не пугали ни отсутствующие ноги молодого солдатика, ни повязка на полголовы, закрывающая глаза у другого бойца (он уже никогда не увидит свет, но всё равно улыбается!). Все они любили свою Родину, умирали за нее и гордились этим.

Я собиралась уходить, как вдруг до меня осторожно дотронулся раненый, лежавший на койке.

– Сестричка! – очень тихо прошептал он. – Сестричка, не оставляй меня одного.

Этого солдата я раньше не замечала – он не шутил, не балагурил и ничего не рассказывал. Лежал с отрешенным видом, отвернув в сторону изможденное лицо.

– Прошу тебя, не оставляй меня одного, – он смотрел на меня умоляюще.

Сама не знаю, почему я тогда так испугалась – что-то жуткое было в нем, в его глазах. А ведь уже успела перевидать не один десяток увечных. Я торопливо выскочила в коридор и тут же столкнулась со старшей медсестрой Зинаидой Ивановной – добрейшей, немного полной женщиной.

– Что случилось? – спросила она, с беспокойством взглянув на меня голубыми, очень проницательными глазами.

– Ничего, просто человек… – начала было объяснять я, как вдруг в проходе раздался крик: «Раненых привезли!»

– Срочно за мной, потом расскажешь, – скомандовала Зинаида Ивановна, и мы вместе побежали на улицу, к машинам.

Я видела смерть каждый день, она стала для меня рутиной. В то время под нашим городом шли ожесточенные бои, раненые десятками проходили через нашу больницу, один сменял другого. Я валилась с ног, но каждому старалась помочь, чем могла. Иные умирали прямо у меня на руках. Уже пятую ночь я почти не спала. Иногда удавалось прикрыть глаза на несколько минут. Только начнешь проваливаться в сон – и опять нужно за работу.

На шестой день старшая медсестра подошла ко мне и сказала, что мне нужно нормально отдохнуть.

– Никому лучше не будет, если ты свалишься с ног прямо на работе, – строгим, не терпящим возражений тоном заявила Зинаида Ивановна. Я начала было возражать – она и сама еле стояла на ногах. Но вдруг поняла – настолько устала, что лучше согласиться.

– Иди в триста вторую, там сейчас есть свободная койка, приляг, – сказала она. В этой палате меньше недели назад звучали весёлые голоса, и молодой боец без ног радостно рассказывал о своём подвиге.

Тихо, стараясь никого не разбудить, я приоткрыла дверь. Лунный свет освещал палату. Перед глазами всё плыло от усталости. Я увидела свободную койку и пошла было к ней в надежде упасть и заснуть, как внезапно услышала очень тихий плач. Сдавленные рыдания доносились откуда-то с противоположной стороны.

Я вздрогнула. «Галлюцинации. От усталости», – мелькнула мысль. Уже собиралась вернуться к своей кровати, как вдруг заметила скрючившийся возле одной из коек силуэт. Глаза уже привыкли к темноте, и я отчетливо разглядела женскую фигуру. Странная женщина тихо плакала, склонившись над раненым спящим солдатом, и тихо бормотала что-то себе под нос.

Мне стало не по себе, усталость отошла на второй план. Я медленно пошла по направлению к плачущей фигуре. Кто это может быть? Медсестра? Но они сейчас все помогают раненым там, снаружи. К тому же сестры носят белое, а силуэт явно был одет во что-то темное. Чья-то мать или жена пробралась тайком в неурочное время?..

Я подошла совсем близко. Она всё плакала и причитала. И вдруг меня до костей пробрало леденящим холодом. Им веяло от женщины. Распущенные длинные темные волосы, темная потрепанная одежда – она была будто из другого времени.

Наверное, мне стоило позвать на помощь, но я этого не сделала. Вместо этого я положила руку на плечо женщины и тут же отдернула ее. В лицо мне ударила волна запаха, такого отвратительного и такого знакомого. Запаха мертвой плоти.

Будучи комсомолкой, я не верила ни во что сверхъестественное. Но в тот момент мне захотелось перекреститься – хотя я никогда раньше этого не делала. Получилось инстинктивно: перекрестилась, поклонилась и вдруг заметила, что тело женщины парит в воздухе. Ужас и паника охватили моё сознание. Плач прекратился, и я почувствовала на себе ее взгляд. Хотелось закричать и убежать, но ноги не слушались.

Я очнулась от резкого запаха нашатыря. Будто сквозь пелену я увидела женский силуэт. Крик уже готов был вырваться из моей груди, но тут я услышала знакомый голос одной из медсестёр:

– Бедная, совсем уже замучилась на этой работе…

Медсестра Нина, молодая светловолосая красавица, озабоченно склонилась надо мной. Вокруг неё собрались раненые солдаты.

– Что произошло? – еще не вполне придя в себя, спросила я.

– Мы нашли тебя вон там, без сознания, – сказал один из солдат, кивнув в сторону кровати, возле которой я видела странную женщину. – Ты пыталась помочь умирающему, но…

– А что стало с этим бойцом?

– Умер, – тихо ответила Нина.

– Может быть, вы что-нибудь необычное видели этой ночью? – неуверенно спросила я.

– Чего тут необычного… – вздохнул один из красноармейцев. – Был солдат, да и помер.

Бои поутихли. С каждым днём раненых становилось всё меньше. Но я ещё долго не могла забыть той ночи и часто просыпалась в холодном поту. Даже когда война закончилась, и я вышла замуж, мне часто снился и даже мерещился тот странный женский силуэт. Так продолжалось несколько лет, а потом я убедила себя, что всё это было плодом моего воображения, играми переутомленного до крайности мозга. Пока не настал день, который убедил меня в обратном.

В тот вечер мы с мужем отдыхали в небольшом домике своих друзей – очень милой немолодой пары. Детей у Дмитрия Николаевича и Валентины Ивановны не было и ко мне они относились, как к дочери. Мы познакомились сразу после войны, когда я снимала у них комнату. А соседнюю комнату снимал мой муж, так мы и познакомились. Совместные прогулки, признание, помолвка, свадьба… Хозяева искренне радовались за нас, и потом, когда мы съехали, часто приглашали к себе. Мои близкие погибли во время войны, муж вырос в детдоме, поэтому мы искренне приняли этих людей, как своих родителей.

Мы сидели и пили чай, как вдруг все услышали сильный кашель в соседней комнате.

– Не беспокойтесь, это мой отец, – сказал Дмитрий Николаевич. – Он очень болен, мы часто приезжаем в этот дом, чтобы навестить его. Извините, что не рассказывали вам раньше.

– Его папа немного не в себе, серьёзная контузия, – добавила Валентина Ивановна. – Он тихий и мирный, никогда не выходит из своей комнаты. Кому еще чаю?

Потом мы все вышли на улицу и разожгли костёр. Дом находился в очень красивом месте недалеко от реки. Я стояла возле самого края берега и смотрела на воду. Мой муж играл на гитаре. Пожилая пара сидела, обнявшись, – это выглядело очень мило. Казалось, всё будет хорошо – вот оно, счастье! Рядом настоящие друзья, любимый муж…

– Я принесу тебе покрывало, а то ты совсем замерзла, – сказала Валентина Ивановна, поднимаясь.

– Да не стоит, мне тепло! – вежливо отказалась я, хотя и вправду было холодно.

– Вот простынешь, что я тогда с тобой делать буду!

– Давайте я сама принесу, – мне не хотелось лишний раз беспокоить пожилого человека.

– Но вы же наши гости… – начала было Валентина Ивановна, однако я уже шагала по направлению к дому.

– Вот настырная! – улыбнулась женщина.

Мурлыкая под нос какую-то незатейливую песенку, я зажгла керосинку.

В следующий миг я похолодела. За дверью комнаты отца хозяина я услышала тихий женский плач и бормотание. Меня охватил ужас, как тогда, несколько лет назад. Сразу вспомнилась та черная женщина. Замерев, я стояла около двери и слушала плач. Сомнений не было, это те самые звуки. Несмотря на ужас, охвативший меня, я поняла, что не смогу нормально жить, если не узнаю, что это. Выставив вперед керосинку, я решительно шагнула за порог, в темноту комнаты.

4

– Ну, что дальше, почему ты остановился? – спросила Ира.

– Наверное, ему очень страшно читать! – съехидничал Виктор.

Я повертел вырезку в руках.

– А дальше всё, ребята, конец истории.

– Как это – конец истории?! – искренне возмутился Алфавит и выхватил кусок газеты у меня из рук. – Это нелогично! Рассказ, а уж тем более статья в газете не должна так заканчиваться!

– Не должна, – согласился я. Все стояли в недоумении и не знали, что сказать. Было видно, что каждый хотел узнать окончание. Я взглянул на Иру. Она мрачно сдвинула белесые брови. Казалось, девушка слегка напугана, но, зная Ирку, я был уверен – ей было любопытно еще больше, чем остальным.