Скальпель и перо - Леонид Петрович Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хирургу больше ничего не надо -
Ни титулов не надо, ни наград!
Лишь в них награда высшая твоя:
Они уже – не «синенькие дети»!
В них продолженье нашего бессмертья,
Мятущееся счастье бытия.
ВОЕННЫЕ
МЕМУАРЫ
Как читаете мемуары вы?
Лично я -
Будто снова в бою…
Перехвачены лентой муаровой,
Эти книги -
Бессменно в строю.
Книжной пылью не запыленные.
Как солдаты -
За рядом ряд.
И станицы их опалённые
Негасимым огнём горят.
Вот они!, -
С непреклонными лицами, -
Командармы,
Что смотрят на нас.
Безымянные наши рыцари
Принимают свой смертный час.
Карты
Кровью и нервами сотканы,
Мечут стрелы
в обход,
в обхват.
И дымятся ещё за высотками
Пепелища знакомых хат.
И склоняясь над старыми картами,
Отдалённую слыша пальбу,
С теми годами,
Как с курантами
Мы сверяем свою судьбу.
Всё! -
Высокое, сокровенное, -
Жизнь и праведный ратный труд
На века
Мемуары военные
В нашей памяти сберегут.
В них живут боевые реликвии,
В них -
Бессмертное слово: «Вперёд!».
В них -
Свершенья народа великие.
Сам -
Великий советский народ.
В них -
Продрогшего неба созвездия
И огни партизанских дорог
И священное наше
возмездие -
Как эпохи
Предметный урок.
В них -
Осколков кипение ржавое,
Похоронок нещадная весть.
И могущество наше державное,
И высокая наша честь -
Честь народная
И Достоинство.
Кровь на знамени
у древка,
Доблесть нашего
Славного воинства
В бронзе-золоте
На века.
И салюты
Над звёздными башнями,
И последний победный редут.
…Рядовые запаса
И маршалы
Нашу память
В бессмертье ведут.
Эта память -
Как миру послание
И дыханье
Грядущей весны.
В пояс кланяюсь!
В пояс кланяюсь!
Летописцам священной войны.
Леонид Попов, 1952 год
ВМЕСТО
ПОСЛЕСЛОВИЯ
В моих стихах так много седины…
Я не боялся в этом повториться.
Я очевидцем был, как говорится,
До той поры невиданной войны.
За восемь суток часу не поспать
В бою за безымянную высотку.
Казалось, друг мой из железа соткан,
Он поседел в неполных двадцать пять.
Считают: мудрость – спутник седины.
Философы всегда седеют рано.
Я чту в сединах наших ветеранов
Спрессованную мудрость всей страны.
Но здравому рассудку вопреки,
И по наитью странного порядка,
Порою в моду входят парики
С замысловатой проседью на прядках.
А седина – не только за войну.
Она за труд! О том давно известно.
Носите же на славу седину,
Но только заработанную честно.
ИЗ СТРАШНОГО ПРОШЛОГО
Как они людей травили,
Заживо бросали в ямы -
Этот самый Джугашвили,
Им в подмогу Микояны.
Я ничуть не упрощаю -
Нагляделся инквизиций,
Я лишь память укрощаю
С новых, с нынешних позиций.
Что поделаешь с тобою?
Всё, что свято взято с бою?
Эта память сердце гложет.
Буду жить, коль бог поможет,
С этой неусыпной болью.
Неизбежно отраженье -
Всё история восславит.
А за боль и униженье
И его и «окруженье»
По своим местам расставит.
Я лишь совестью болею.
Разве позабудешь это?
Претерплю! Преодолею!
И вперёд! К добру и свету!
***
«Пока я мыслю – я живу» -
Увы, и мудро и банально.
Уж где-то за ночным кордоном
Отгрохотало: «С Новым Годом!..»
А я порою не пойму,
Что переносно, что – буквально?
Живу. А за моим окном -
Небес послойные морщинки.
И засыпают тихим сном
Декоративные снежинки.
И кипень снежная берёз
Застыла будто бы в гипнозе.
И где-то бродит Дед Мороз
Вокруг больницы на морозе.
А лента памяти моей
Течёт отрывочно – кусками.
Как будто тысячи кунсткамер
Калейдоскопом перед ней.
И так до самого утра -
Et cetera, Et cetera…
МОЯ ПРЕДНОВОГОДНЯЯ НОЧЬ
Не жалуюсь. Жестокие уроки…
Ни ёлок, ни бокалов, ни друзей.
Уходит год.
Дежурный пост у койки.
И рушится иллюзий колизей,
Как обречённый Венецианский,
Который воды жаждут сокрушить.
Мне б Вотчала…
Не калий же цианистый!
Поскольку, прямо скажем -
Надо жить!
Как отодвинуть роковые сроки
В ущербно-изнурительной тиши?
И вот пишу, хоть знаю: эти строки -
Не больше чем гимнастика души.
В ушах то гром, а то – пчелиный улей,
То птичья трель, то дальние бои…
…Уснуть бы мне…
Но только б не уснули
Бессонные артерии мои.
Уж за окном и за больничной дверью
В снежинках наплывает тишина…
Я верую,
я верую,
я верю -
Придёт моя Победная Весна.
СЛОВО
О ПРОЛИТОЙ КРОВИ
Вы думаете павшие молчат?
Егор Исаев
Давно оглохли полковые рации,
Простужено кричавшие: «Вперёд»!…
До желтизны повыцвели реляции,
Лишь нашу память время не берёт.
Болит, как рана, память поколения,
…В огне леса,
и хлеб,
и русский лён.
И кажется до белого каления
Над нами мирный воздух раскалён.
Доватор, приподнявшийся на стремени,
Из-под руки глядит на нас в упор.
То не укор. В пространстве и во времени
Мы познаём себя до этих пор.
Казалось бы, вся суть вещей просвечена,
Пронизана священною войной.
Неколебим итог её. Развенчано
Зло на земле. Упрочен шар земной.
Но вот глубинно проникаю в души я
Иных людей. Затем над строчкой бьюсь -
Подспудного боюсь прекраснодушия,
Забвенья, как безвременья, боюсь.
За что казню себя такой нелепостью?
Смотрю на шрамы на седых висках
И всё немею пред громадой эпоса,
Который нам осмысливать в веках.
Как всё объять?
В душе? В архивах рыться ли?
Чтоб истину постичь наверняка -
Кто были те, планеты нашей рыцари,
Пришедшие от плуга и станка,
Богатыри той битвы исторической?
Я перед правдой сердцем не солгу,
Коль так скажу:
–Вопрос не риторический!
Мы перед ними всё ещё в долгу.
Нам отвечать какою правдой-верою
Они служили миру на земле,
Когда пылали их шинели серые,
Как пламя прометеево во мгле.
Как памяти далёкой отражение
Застыл на старой киноленте взрыв…
Ушли они в последнее сражение,
Своею кровью землю обагрив.
Ушли они – далёкие и близкие -
В немеркнущую вечность. В зной времён.
Шумит листва берёз над обелисками.
Солдаты – у прострелянных знамён.
У времени непостижимо быстрого
Есть свой накал и свой девятый вал…
Я эту память тоже кровью выстрадал,
Когда солдатам раны бинтовал.
И до сих пор ищу свои критерии -
Мне кажется на всех материках,
Как дуги вольтовы, ещё гудят артерии,
И кровь погибших – на моих руках,
На травах, на снегу…
Она – не ржавая
От времени, от ливней и ветров.
Она горит!.. Могущество державное
Озарено её огнём,
И отчий кров,
И сон дитя, и нежность женщины,
И налитое радугой зерно,
И всё, что было Родиной завещано, -
Солдатской кровью той озарено.
Века пройдут. Пройдут тысячелетия -
Ни ран, ни нашей славы не избыть.
И в мире нет бесчестнее бесчестия -
Ту кровь людскую хоть на миг забыть.
И вновь, как наяву, – Весна Победная!..
Уже Рейхстаг бризантами секут.
Мне душу опалила кровь последняя
До низверженья зла за пять секунд,
До завершенья боя, до салюта нашего,
Где пал последний вражеский редут.
… Над картами склонясь, седые маршалы
Седых солдат в бессмертие ведут.
И слушая в своей родной обители
Бессмертный гимн – «Священная война»,
На стареньком, видавшем виды кители
Старушка мать целует ордена.
А время набирает ускорение,
Как сны – отгрохотавшие бои…
Наденьте же нашивки за ранения,
Однополчане верные мои.
ДРУГУ, ЖЕНЕ
Надпись на книге стихов
Константина Симонова
Шла страной
Военная страда…
Чтобы лихолетье победить,
Мне Сурков и Симонов тогда
Помогли нежней и злее быть.
Я читал стихи и на пути
Сокровенно думал о тебе,
Чтоб собою быть,
Чтоб обрести
Должную уверенность в себе.
Я тогда, конечно, понимал -
Бой есть бой.
И жизнь и смерть – в бою.
И к груди сильнее прижимал
Карточку помятую твою.
Образ твой томился впереди.
Я шагал сквозь миномётный вой
С автоматом верным на груди,
Со стихами в сумке полевой.
из семейных альбомов. Ида Вениаминовна Попова – жена Л. П. Попова
«Жди меня» -
писал я под огнём.
Жил тобой в решающей борьбе…
… Вот как много сохранилось в нём -
В томике, подаренном тебе.
Май 1945 года
ДУЭЛЬ
Идёт артиллерийская дуэль.
..Рванул снаряд под самый корень ели.
И, ветви распластав, упала ель.
О как они – дуэли – надоели!
Палят без цели. Бьют по площадям.
Вслепую бьют по нашему квадрату.
То здесь султан огня, то там, то сям.
Выматывают душу у солдата.
Я слышу озорной весёлый крик.
Оглох почти, но этот крик приемлю -
Бодрит мне душу боевой комбриг:
–Не бойся, эскулап! Держись за землю!
Вдруг нимбом поднялась седая гать,
Крупнокалиберным рвануло землю
