Черная река. Тоа-Тхаль-Кас - Уильям Хиллен

— Ты мог бы вырваться на несколько дней на Чайни-Фолз? — спросил я.

— Само собой. Когда двинемся?

— Может, завтра, с утра пораньше?

Мы решили доехать до реки Назко на машине, а дальше договориться с кем-нибудь из индейцев, например с Маленьким Чарли Кремо, чтобы он в фургоне перевез наше снаряжение по тропе через Тополиную гору. Этой тропой ездят меньше, чем дорогой на Клускус, и мы возьмем с собой мотопилу на случай, если путь где-нибудь завален буреломом. Порыбачим у водопада Чайни-Фолз, а потом спустимся по Черной до верхнего моста. Лучше всего для этого подойдет пятиметровая алюминиевая байдарка.

Вернувшись в контору, я написал несколько писем, помеченных более поздними числами, чтобы создалось впечатление, будто я все еще в городе, заклеил конверты, подложил секретарше из соседнего отдела записку с инструкцией, когда их отправить, и удалился, оставив в несгораемом шкафу свою слегка виноватую служебную совесть, а в машинке — недопечатанное письмо, датированное пятью днями позже.

Почти все это время Сэдсэк терпеливо ждал в нашем служебном микроавтобусе. Теперь, почуяв, что предстоит нечто заманчивое, он лизнул меня в ухо, сообщая, что он заведомо — за!

ВСЕ ИЗ-ЗА ЭТИХ КОШЕК...

А... собак... вы любите?

Льюис Кэррол. «Алиса в Стране чудес»

Сэдсэк — профессиональный охотник на пуму [7]. Звучит эффектно, зато и работать ему приходится почти без продыха. Правда, деньги он получает от государства по высшей в провинции ставке для собак — двадцать центов в день.

Заплатив в свое время пятьдесят долларов, я получил право выбрать любого среди новорожденных щенят и взял самого крупного, каштанового с белым. Щенок был не слишком ровной расцветки, но с комковатыми лапами, широкой спиной, сильными ляжками и крепкой грудной клеткой. Когда, выкарабкавшись из кучи щенят, он подковылял ко мне и, присев на расползающиеся задние ноги, поднял на меня печальный, вопрошающий взгляд, у меня было такое чувство, что это он меня выбрал. Вскормленный сначала на кашке, яйцах и молоке, а затем на домашних обедах с изредка перепадавшим мясом и отходами лососины с консервной фабрики, он развился в сильного, выносливого и ладного пса под стать своим трудным обязанностям.

Прирожденных кугуаровых гончих не бывает — их воспитывают. Из щенка с родословной кошкодава не обязательно вырастет хороший охотник на пуму, хотя Сэку посчастливилось и с происхождением — он помесь редбона с валлийской гончей. Быстро бегать тоже не обязательно. А вот ум необходим, это точно. И еще тонкий нюх, чтобы не сбиваться со следа, и мощный голос, которым собака и пуму на дерево загонит и охотнику даст знать, где она. Очень чуткий, с острым слухом, Сэк быстро освоил все сигналы — посвист, щелканье пальцами, знаки руками. Учить его было легко еще и потому, что я взял его в идеальном возрасте — семи недель. Благодаря его уму, моему терпению и неослабной бдительности мы сумели обойтись без суровых дисциплинарных мер.

При натаскивании на пуму большая проблема — олени. Достойная своего звания охотничья собака просто не в силах устоять перед запахом и видом животного, скачущего от нее прочь, точно на пружинах, а поскольку пума кормится в основном оленями, кугуаровая гончая постоянно находится в зоне их обитания и должна быть «оленестойкой». Сэка я сначала познакомил с ручным оленем, жившим на соседней ферме, куда мы часто наведывались. Потом, когда он достаточно подрос, чтобы не отставать от меня при ходьбе, я стал брать его в лес, где он свел знакомство и с дикой разновидностью.

Охотники на пуму, которые тренируют собаку на домашних кошках, только попусту тратят время. Собака становится чересчур самоуверенной и кровожадной. Один такой «тренер» как-то шел по поселку с тремя своими блюдолизами, и тут навстречу им попался кот, который по кошачьему обыкновению начал шипеть и делать наскоки и отскоки. Это послужило собакам сигналом. Завывая, как духи смерти, они сорвались с места. Кот молнией метнулся к своему убежищу — отверстию внизу декоративной матерчатой двери хозяйского коттеджа. Гончие разодрали материю, проникли в дом и загнали кота на пианино. Отношения с соседями были испорчены. За пумой погонится любая стоящая собака. Но есть ли на свете другая такая кугуаровая гончая, как Сэдсэк, который на веранде частенько играет в «кучу-малу» с двумя соседскими кошками!

Когда Сэдсэку исполнилось семь месяцев и ростом он догнал своего отца, я взял на время у Джима Макензи его старого, покрытого боевыми шрамами ветерана кугуаровой охоты — кошкодава Ниппера, дабы тот преподал Сэдсэку кое-какие уроки. Нип был вполне оленестоек, надежен, свиреп, участвовал во многих битвах, но так и не понял, что подкрадываться к пуме и вступать с ней в бой — не его дело: он должен лишь загнать зверя на дерево и там держать его в плену. Собаке, которая лезет в драку с пумой, на долгую жизнь лучше не рассчитывать, так что Нип жил под постоянной угрозой. Впрочем, умер он от старости.

В свой первый серьезный поход Сэк отправился с Ниппером в январе, когда какой-то фермер сообщил, что на холмах около Драконова озера видел следы пумы и трех годовалых котят. Местность была нетрудная, и охота прошла удачно: мы уничтожили всех четверых. Удар когтями мало что изменил в истерзанной наружности Ниппера, для Сэка же его разорванное ухо явилось боевым крещением. Меня беспокоило только одно — у Сэка все еще не прорезался голос. На беду Нип тоже охотился молча. В следующее воскресенье мы выследили и загнали на дерево кугуара-самца. Ниппер научил щенка идти по следу пумы, по меня по-прежнему тревожила его безголосость и драчливость. Из-за этого я уже потерял раньше одного доброго пса. Правда, со временем голос мог еще появиться...

Сэк стал самостоятельным, и в ту зиму мы с ним выследили еще нескольких пум. Голос у него крепчал, на свои первые именины он весил тридцать шесть килограммов и еще продолжал расти. Забор уже не был для него преградой, но без меня он от дома далеко не отходил. Теперь он стал настоящей кугуаровой гончей, единственной в городе, и его общественный престиж был примерно равен популярности местного юродивого.

Потом он вдруг начал слепнуть. Оболочка глазного яблока разрасталась, постепенно закрывая сетчатку, а ветеринара в городе не было. Повстречав на улице городского врача, я описал ему болезнь. Доктору Бейкеру, который и сам охотился на пум, она была известна. Он догадался, что это птеригий — наследственное сосудистое заболевание, частое у породистых собак.

«Обойдемся без поездки в центр, — сказал доктор. — Я приготовлю все, что нужно, и мы прооперируем его сегодня после обеда». Операция удалась, но у Сэка с тех пор стал несколько потрепанный вид.