Отрицательный Отбор - Сергей Шведов

* * *

Что-то подобное случилось и со мной, но, слава богу, только в юности, а то помирать в дураках как-то не очень-то пристойно. Мой прадед-поляк тоже был выслан с семьёй в Сибирь из бывших подпольских Барановичей и сгинул для советских властей без вести на необъятных сибирских просторах. То есть сбежал из поселения, бросил семью на произвол судьбы, поменял документы. Я считал себя потомком невинно пострадавшего гордого польского шляхтича. Но когда уже в студенческие годы через друга, студента-историка, подрабатывавшего в архиве, узнал, что мой прадед был многократно осуждён как вор-форточник, я перестал интересоваться своей родословной. Но любви к гордой Польше, нэньке Украине, синеокой Балоруссии и хвойно-янтарной Прибалтике ещё не утратил. Там ведь живут полуевропейцы, которым стоит сделать лишь маленький шажок, чтобы стать полноценными европейцами под стать эталону европеизма -- немцу. Правда, ныне среди них трудно сыскать белокурых бестий, кумиров Ницше. Всё больше чернявые, курчавые, смуглые и горбоносые встречаются.

Немецких школ у нас не было, по крайней мере, на моей памяти. Была школка или классы для изучения корейского языка. Зато уж польских курсов было столько, сколько не было и поляков в городе. Я перебывал почти на всех занятиях. Научился и болтать на фене местных полякующих. Нас коробило крылатое выражение: "Курица -- не птица, Польша -- не заграница". Польша для нас была Европой, а Европа это почти что Америка с трупно-зелёным светочем в руке. Европейская культура манила, как будто рядом не было более культурных Кореи, Китая и Японии. Нарасхват шли в киосках журналы "Шпильки", "Господыня", "Урода" ("Красота") и прочая дешёвая польская периодика с элементами эротики. В России для нас ничего интересного не было. Всё заманчивое пряталось за западным кордоном.

Мы, полонофилы, перебрасывались шуточками типа: "Войско Польске -- вшистке моторове, вшистки на роверах, пан Пилсудский -- на моторуфке" и были столь же гонорливы, как настоящие поляки. "Робота не зайонц, в лес не учекне", "Баба с возу -- коням льжей" и так далее... Возмушались насмешками: "Ещче Польска не згинела, а сгинечь мусе...". Приветствовали себя харцерким: "Чувай!" За точность фонетической передачи не ручаюсь. Слышал это от старого деда-таёжника, который, возможно, "за польским часом" закончил свои доступные ему три класса, а потом в тайге и грамоту забыл.

И это в Восточной Сибири! Повторяю, и это всё в двух шагах от величайших культур Кореи, Китая и Японии. Ну а помимо преклонения перед "польщизной" у нас, естественно, на радио, ТВ, в самодеятельности и повсюду цвёл культ украинской песни и хохмачей вроде стариков Тарапуньки и Штепселя. "Песняры" уральской выделки и "Верасы" польско-белорусской штамповки не выходили из эфира. Это для советской пропаганды было как бог свят. Все старорусское и коренное русское было такое занудное, типа зубной боли под коронкой. А вот украинское -- яркое и "искравое". "Верховына -- маты моя...", "Червона рута", "Знов зозули голос чуты в лиси,

Ласт╕вки гниздечко звылы в стр╕с╕, А виивчар жене отару плаем,

Тёхнув писню соловей за гаем".

А уж "Гандзя-рыбка", "Писня про рушник", "Розпрягайте, хлопци, кони", "Чоpниийи бpовы, каpийи очи", "Несе Галя воду", "Стоить гора высокая" казались классикой жанра. Ну уж и непременно "Цвите терен, цвите рясно" ежедневно звучали по радио в почти дальневосточном Прокопьевске. Складывалось впечатление, что Русскую Сибирь поднимали и обживали исключительно поляки, украинцы, белорусы и лабусы. О засилье прибалтов в советской песенной культуре умолчал сознательно. Ребята работали профессионально и на совесть, не претендуя на высокие посты и места в президиуме. Халтурщиков среди них не помню.

Я ничего не имею против белорушчины, польщизны и хохломании. Я даже не возражаю, что 90% советских песен -- музыкальные темы из репертуара хоральной синагоги или поделки в духе клезмера из еврейского местечка-штетля. Они естественно вошли в советскую культуру, это уже на самом деле русская культура. Только из русских почему-то старательно делали нерусских выблядков, которым место в тридцать пятом ряду среди блистательного созвездия советского мультикультурья. А для прибалтов, поляков, белорусов и хохлов были отведены почётные места в президиуме.

Опять-таки меня завертело не туда, в живую действительность, а я ещё не успел рассказать, как я из полонофила стал "свидомым украинцем" и борцом "з москалями" вплоть до лозунга: "Пустим кишки москалям!" Тогда ещё не придумали кричалку: "Москаляку на гиляку!" Учтите только, что я и в упор тогда ещё не видел труды величайших украинских будителей и просветителей. Не читал Сциборского или Донцова, тем более Грушевского, но рисовал в шизофренических бреднях Великую Украину от Бреста до Владивостока, признаюсь честно. Наверное, гены навеяли. А уж про панов Потоцкого и Духинского, узревших через лесковский "мелкоскоп" в русских беспородных дворняжек от скрещивания тюрок с угро-финнами и слышать тогда не мог. Просто культурницкая атмосферка навевала эту придурь. Глюки от той дури, что незаметно подмешивала в культурный корм для советского быдла в стойлах партийная пропаганда, потому что большая часть теоретиков марксизма-ленинизма брежневской эпохи в детстве бегала босиком по украинским, белорусским и прибалтийским хуторам.

2

Моя мать получила должность главврача в таёжном санатории "Горячие ключи". Мы с ней поселились в уютном домике за городом у целебных источников. Я ходил в ближайшую деревенскую школу. Тогда не было разницы между выпускниками из деревни и города. Паренёк из сибирской глуши мог запросто поступить в МГУ, правда, за исключением факультетов философии, психологии, журналистики и ещё нескольких. Разумеется, со свиным рылом нельзя было соваться на учёбу и в дипломаты -- МГИМО. А на физику, математику, авиастроение -- пожалте, вьюноши! Но я убоялся столицы и решил выучиться дома.

Когда поступал в местный политех, я жил в городе у дядя Феликса. Дядя был замдиректора шахты, имел пятикомнатную квартиру и приёмную дочь. Дочка его поначалу казалась мне так себе. Это потом она выросла в раскрасавицу, когда стала киноактрисой и телеведущей.

Я поступил на горный факультет, а общежития мне не дали. Пришлось снова жить у дяди Феликса. Дядей я его называю потому, что он был женат на двоюродной сестре моей матери.

С виду он был из себя настоящий подкарпатский гайдук -- горбоносая бандитская рожа с горящими очами и обвислыми усами. Родом был из Ивано-Франковска, закончил Львовский политех, работал на шахтах Львовско-Волынского каменноугольного бассейна. Потом добровольно перебрался в Прокопьевск.