Рассказы македонских писателей - Зоран Ковачевский

Доброта

Между тем, что стоит, и тем, что движется, нет ничего. Только дерево живет, стоя на одном месте. Добре Косин верил в нечто такое, что находится между личной выгодой и человеком. Для него это была доброта. Коле Косе, Перо Битрак и другие говорили: «Кто ее видел?! И что это вообще такое, ее, что, пьют, едят, на хлеб намазывают? Доброта!»

И, к величайшему удивлению, она появилась в водовороте жизни. Выросла среди нас, огромная, как платан, качала ветвями так, что казалось, раздавались стоны, когда она гнулась на ветру. Люди верили Косе, Битраку и другим. Они — большие, сильные, и здоровья им было не занимать. А кто поверит маленькому человеку, который писклявым голоском доказывает нечто, что пришло ему в голову.

И вот, в один прекрасный день, перед рестораном «Летница» Перо Битрак схватил Добре одной рукой и высоко поднял, чтобы все вокруг видели. Его крошечные ножки смешно болтались в воздухе.

— Смотрите, — закричал Перо Битрак, — этот недомерок хочет нас чему-то научить. Чему можно научиться у такого куска мяса?

Граждане, оказавшиеся рядом, стали на него плевать. Добре вытирал лицо, с жалостью смотрел на них, его глаза горели.

На следующий день, когда страсти немного улеглись, а некоторые из нас даже застыдились того, что было вчера, Добре, опять же в «Летнице» — на его счастье, его недругов тогда там не было, — сказал: «Я не знаю, что будет с Охридом, если мы изгоним из него добро. Между собой перегрыземся, и только сильные будут иметь право на жизнь. Не город будет, а звериная клетка. И мир от нас отгородится, чтобы только спастись от нас».

Вдова Трифуница с двумя детьми умирала от голода. Никто не хотел ей помочь. Добре продал сад и все деньги отдал ей. Мы еще больше его возненавидели. Вслух говорили: «Совсем он рехнулся». Будь в Охриде сумасшедший дом, мы бы его туда сдали.

Коле Косе собрал народ на собрание. Его избрали председателем.

— Граждане, — сказал он, — я созвал вас, чтобы мы спаслись от чумы. Невозможно больше терпеть то, что делает Добре Косин. Выбирайте, или его не будет, или уйду я.

Вот мы и решили его прогнать. Чтобы следа его не было в Охриде. Добре плакал. Он любил этот город больше всего на свете. Здесь он родился, все его друзья здесь жили.

Мы ему сказали: «Мир большой. Авось, найдется место для твоей доброты».

Добре еще сильнее расплакался.

— Мир — это большая пустыня, — сказал он нам, но мы его не поняли.

Все, что у него было, он раздал бедным. Уехал без гроша в кармане. Мы, кто были его друзья, проводили его до платана.

Два года мы ничего о нем не слышали. В Охриде власть взял Коле Косе со своими приятелями. На холме, где крепость, понастроили себе дворцов, другие дома порушили, а тех, кто там жил, прогнали в поле. Люди начали жаловаться. Силу применяли на каждом шагу, и ничего, кроме нее, они не признавали. На площади висел большой транспарант, на котором было написано красными буквами:

— Человек человеку волк!

Старухи начали рассказывать сказки о герое Добре. Все дети, когда играли, хотели быть им. А он потерялся где-то в огромном мире.

На третий год прошел слух: сильная армия выступила на Охрид. Сирены пожарного депо просигналили тревогу. Люди позапирались по домам. В городе солдат не было, а граждане воевать были не обучены. Радовались мы или печалились — я не знаю. Был только страх перед силой, которая шла на нас. Волк и агнец.

Войска без боя заняли город. Коле Косе, Перо Битрака и еще кое-кого из властей посадили в тюрьму. Прошел слух, что во главе войска стоит Добре Косин. Мы видели, как он ехал по городу верхом на коне в железных доспехах. Выглядел он большим и страшным.

Добре думал, что мы ему обрадуемся, но мы не выходили из домов. Ждали, что будет. Город опустел. Копыта его коня звонко цокали по брусчатке. Два дня он так ездил по улицам, но никто из дома не вышел. Ни цветов ему не принес, ни словом его не поприветствовал. Он снова оказался перед стеной непонимания.

— Что это за люди, — напрасно вопрошал он себя ночью, закрывшись в башне. — Силой их давишь, они тебя любят, хлебом их кормишь, они от тебя отворачиваются!

На третий день он постучал в дверь к Недре. Тот, спрятавшись за окном, прямо одеревенел. Власть переходит от одного к другому, и новый правитель может поквитаться с тем, кто вчера был в силе. А нынешняя власть стояла у его дверей.

Недре открыл.

Сидели они долго друг напротив друга и ни слова не говорили.

Добре Косин ждал. Думал про себя: я тот, кого изгнали за правду, и хочу теперь, когда я вернулся, чтобы они хоть слово доброе мне сказали, извинились передо мной. В конце концов, если они уважают только силу, то теперь сила у меня, значит, они должны мне подчиниться.

Годы изгнания очень его изменили. Он перестал безоговорочно верить людям. Сначала, в первое время, он даже их ненавидел. Уверил себя, что они худшие из всех существ, ползающих по земле. Потом бился с сотней драконов и окреп в борьбе. И там, в тех далеких краях, опять вспыхнул в его груди огонь, который связывал его с домашним очагом, опять ему стало казаться, что нет лучше людей, чем жители Охрида.

Недре сидел, съежившись на диване. В постоянных битвах, когда приходилось вырывать добычу у противника изо рта, он научился оценивать то, что враг замышляет и какой силой располагает. Он всегда был расчетлив и бесчестен до той границы, до которой позволяли правила. Теперь перед ним был Добре.

Еще одна битва, от которой зависела жизнь и все, чего он добился. Заговорить первым означало сдаться, стать пленником противника. Как повернется дело? На стороне Добре армия. Раньше он хорошо знал Добре Косина. Изменился ли он за эти годы? Недре незаметно поглядывал на него, на глазах противника блестели слезы. За ним стояла сила, но сам Добре не был сильным. Он был слишком добрым и не мог причинить зла. И поняв это, хитрый Недре решил не переходить на его сторону. За добрым придет плохой, и его власть не будет знать пощады.

В комнате было душно. В воздухе чувствовался запах недавнего присутствия людей, которые проводили свои дни в этих стенах. Добре Косин знал их всех, и жену вот этого торговца, и детей-школьников, и мать, всю в черном. Он мог легко представить себе, как они сидят у очага, жена с вязанием в руках, старушка, кочергой ворошащая угли, дети, увлеченные тихой игрой — были в этой картине гармония и привлекательность, которые заставляют зрителя одновременно и восхищаться, и завидовать. Добре поерзал, стараясь устроиться поудобнее, от доспехов болело натертое плечо, и от осознания того, что он безвозвратно потерял все, что любил и к чему стремился, на глазах его появились слезы.

Так, не сказав ни слова, они и разошлись. Добре Косин опечалился. Люди его не приняли, это было самым болезненным поражением, которое только можно пережить. Теперь он понял, что это за люди. Эгоизм их был безграничен, и лишь нехватка силы делала из них ягнят.

Он пришпорил коня и полетел по брусчатке. Остановился на пристани и отдал распоряжения. Солдаты привезли Коле Косе и повесили. Добре сидел на коне прямо под виселицей и смотрел на город. Закатное солнце горело в стеклах окон. Люди показались на балконах, а затем открыли ворота и вышли на улицы. Проходя мимо него, они склоняли головы, и он упивался сладостью силы. Так продолжалось, пока солнце не зашло. Затем он приказал снять повешенного и бросить в воду. Тело плыло по поверхности реки, и вокруг него собирались рыбы.

Он спрашивал себя, чего же ему не хватает и что отличает его от всех остальных. Он задумался над своей жизнью и пришел к выводу, что все время впадал в крайности: то был слишком добрым, то слишком злым. Почему у него отсутствует чувство меры, которое есть у большинства? Может быть, он черная овца, напрасно жмущаяся к стаду, которое ее всегда выталкивает?

День миновал. На следующее утро исчезли и Добре Косин, и солдаты. Как будто из снега были и растаяли.

Драги Михайловский

Житель Чаира, который поумнел после того, как стал лаской

Серым ноябрьским утром две тысячи семнадцатого года житель Скопье, а точнее, один чаирчанец, неожиданно отдал концы и вскоре, дня не прошло после этого происшествия, увидел себя в образе ласки, забравшейся на самую толстую ветку самого высокого ясеня в парке Чаира. У него все еще кружилась голова от удара молнии, которая утром, в то время, когда он брел под моросящим дождем по улице, размышляя о причинах провала всех до единого проектов по вхождению его любимой Македонии в какой-то более широкий союз, шарахнула его по голове, и он по ускоренному варианту превратился в четвероногое животное, которое, несмотря на свою меховую шкурку, сильно тряслось от холода.

«Вот невезуха!» — сказал он сам себе, как только осознал вновь сложившуюся ситуацию. Подумав, он залез в большое дупло в стволе ясеня и там слегка согрелся. «Всю свою жизнь я смотрел в небо и строил большие планы, мыслил широко, думал о благе родины, как говорится, и вот — отдал концы, не осуществив ничего из того, что планировал, мозги у меня теперь уменьшились, что я могу, а родине наплевать на мою судьбу! В чем же моя ошибка?»