Московский характер - Анатолий Софронов

Зайцев (подавая пакет Потапову) — Вот, из главка прислали!

Потапов (вскрывая пакет) — Ну, что тут главк нам пишет?

Зайцев — Наверно, благодарность, а может, премия?

Потапов (читает; по мере того, как он знакомится с содержанием пакета, улыбка сходит на-нет) — Так, так… Уже успели. Нет, ты подумай, Сергей Сергеич! Уже успели! Что ж, поборемся, товарищи женщины. Вы с характером, а мы что, в лесу родились? Как думаешь?

Зайцев — Насчёт женщин — отрицательно.

Потапов — Так вот, дорогие женщины, на этот раз мы вам дорогу не уступим. Будем невежливыми, Сергей Сергеич. Вот что, давай сюда Кривошеина. Хотя стой! Потом Кривошеина. (Взял бумажку, спрятал её в портфель.) Они в главк, а я в министерство. Сначала в министерство. Передай в сборочный, пусть форсируют. Слышишь, Зайцев?

Зайцев — Слышу, Алексей Кирьяныч… Только, в чём дело, не пойму.

Потапов — Я им выгравирую такое на память… такие рисуночки будут…

Зайцев — Это для клуба, что ли?

Потапов — А-а, Зайцев… Вот приеду из министерства, узнаешь. Скажи Кривошеину, чтоб ожидал меня. И нажимай здесь.

Зайцев — Когда будете?

Потапов — Не знаю. (Ушёл.)

Зайцев — Что за рисунки? Вот человек! (Сел на место Потапова. Снял трубку.) Диспетчера. Передайте в сборочный. Алексей Кирьяныч приказал форсировать сборку. Уже 140? Хорошо. Какие ещё указания? Неважно. Но они будут, указания будут. Обязательно будут. Какие? Это неважно. Важно, чтобы они были, указания!

Картина вторая

Столовая в квартире Потапов и Гриневой. Просторная, светлая комната. Квартира расположена на пятом или шестом этаже. Ощущение высоты создают сотни огней в других, видных через раскрытую дверь балкона домах. В столовую ведут две двери из других комнат. Московский летний вечер. За окнами сравнительно светло. Вместе с открытием занавеса в комнату входят Гринева и Кружкова. У Гриневой в руках газеты и письма, она только что вытащила их из почтового ящика. Кружкова останавливается на пороге балкона. Гринева зажигает свет.

Кружкова — Зачем, Ирина Фёдоровна, свет зажгли? Ещё видно.

Гринева — Не люблю полумрак. Или темно или полный свет. Садись, Аня. Будем хозяйничать. (Достаёт из буфета заварной чайник.) Мы с Алексеем чаёвники. (Уходит и возвращается.) Поздно актив кончился.

Кружкова — Вы хорошо говорили, Ирина Фёдоровна.

Гринева — Жизнь научит. А потом, знаешь, складно говорить не так уж трудно.

Кружкова — Трудно. Ко мне приходят разные люди. Простые и непростые. Иной говорит, а я чувствую, проверяет меня, где я неправильно скажу, где не знаю чего, а я ещё много не знаю. А мне говорят, просят меня: помогите, решите, вмешайтесь. А если мне самой нужно помочь?

Гринева — Да, депутату нельзя ошибаться.

Кружкова — Вот меня и беспокоит… Вот хотя бы эта, Свиридова.

Гринева — Наша Северова?

Кружкова — Она… Пришла ко мне, плачет. «Может, мне не к вам надо было, — говорит, — может, в партком или ещё куда, а я к депутату решила. Своя работница, — говорит, — поймёт. Муж вернулся из армии. Ушёл слесарем, вернулся капитаном. Говорит мне: «Отстала ты от меня, трудно нам понять друг друга, запросы, — говорит, — у тебя, и вообще, — говорит, — культура страдает. Не ровная мы пара теперь. Давай врозь». Объявление в «Вечорку». А какое же тут объявление, когда у меня двое ребят. Да что ребята? Ребята — полбеды. Я их прокормлю. Жила без него. А как быть с любовью? И в чём я отстала? От кого я отстала? Я на почётной доске. День и ночь работала всю войну. И сейчас. Не хочу я врозь», — говорит. И плачет: «Помоги, Анна Сергеевна, ты депутат, ты всё можешь». А как помочь? И мне горько стало. И я сижу и плачу. Сидим и обе плачем.

Гринева — Долго ж вы плакали?

Кружкова — На часы не смотрела… Сказала, что поговорю с ним. Вызову его. А что я ему скажу? Выругаю, а вдруг не поймёт. А может, и выругать не смогу. О другом буду думать.

Гринева — О Кривошеине?

Кружкова — О нём.

Гринева — Сама же ушла!

Кружкова — Ушла, а вот любовь не ушла. Я не хотела быть при нём, хоть он и умный, Ирина Фёдоровна. Слишком он всё мне объяснял… Может, это от профессии. Хороший технолог, говорят.

Гринева — Пошёл он к чорту со своей технологией! В станках понимает, а в людях разобраться не может. Знаешь, Анна, трудно быть советчицей в таких вопросах, но я бы на твоём месте выбросила его из головы. Инженер?! Когда мы поженились с Алексеем, кем я была? Простой прядильщицей. А он инженер. И вот видишь: двенадцать лет, как один день. Живём.

Кружкова — И не бывает у вас ссор?

Гринева — По правде сказать, почти не бывает.

Кружкова — Так всегда у вас было?

Гринева — Было… А что, Кривошеина ты с тех пор не встречала?

Кружкова — Он приходил ко мне в апреле. После выборов уже… Я спросила его, почему не приходил в декабре, до выборов? Ушёл… Один раз я его встретила на улице — перешёл на другую сторону. Знаете, Ирина Фёдоровна, я бы даже уехала куда-нибудь. В Иваново или в Орехово-Зуево…

Гринева — Зачем же тебе? Пусть он едет.

Кружкова — А вдруг я неправильно сделала? Вдруг я своё личное счастье прогнала?

Гринева — А что ты всё-таки скажешь мужу Свиридовой?

Кружкова — Я не судья. Я сама потерпевшая. Попрошу его помочь жене, если она в чём отстаёт.

Гринева — А тебе он не мог помочь?

Кружкова — Пытался, но не так.

(Входит Виктор.)

Гринева — А, студент!

Виктор — Почти нет. (Бросил книги на стоя.) Последний экзамен сдал.

Гринева — Поздравляю.

Виктор — Ещё диплом, Ирина!

Гринева — Ты хоть бы поздоровался с незнакомой девушкой.

Виктор — Я знаком. Виктор Гринев. Я вас знаю. Был доверенным лицом по вашей кандидатуре.

Гринева (испуганно) — А чайник-то, наверно, перекипел. (Ушла. Виктор и Кружкова некоторое время молчат, подыскивая тему для разговора.)

Кружкова — Какой же диплом у вас?

Виктор — «Настоящее и будущее Москвы».

Кружкова — Красивая тема.

Виктор — Увлекательная. Вы знаете, Анна Сергеевна, мне снится она!

Кружкова — Кто?

Виктор — Москва… Воздушная, золотая, пронизанная голубизной.

Кружкова — Счастливый вы, Виктор, институт заканчиваете.

Виктор — Я счастливый? А вы?!

Кружкова — Я только месяц назад девятый класс вечерней школы окончила.

Виктор — Я не о том….

Кружкова — А о чём же ещё?

(Звонок. Виктор уходит открывать дверь. Возвращается вместе с Фёдором Степановичем Гриневым. Из кухни приходит Гринева.)

Гринев — Принимай гостя, дочь. Алексей дома?

Гринева — Садись, отец, чай будем пить.

Гринев — Погорячей бы чего-нибудь…

Гринева — Сегодня не праздник.

Гринев — Это правильно, будни. (Виктору.) У тебя-то что, дипломат?

Виктор — Не дипломат, а дипломант.

Гринев — Всё одно — на ассамблее дипломаты, в районе тоже дипломаты. Дома — тоже дипломаты. Разговоры одни.

Гринева — Чем ты недоволен?

Гринев — А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход?

Гринева — Пустят, обожди немного.

Гринев — Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду.

Гринева — Куда, куда?

Гринев — В министерство блюстиции.

Виктор — Изобретаешь, отец.

Гринев — Твоё дело — слушать. Сказал блюстиции, — значит, так оно и есть. Блюсти советские законы надо. (Кружковой.) Вот напишу тебе жалобу, депутат, что будешь делать?

Кружкова — Напишите, займёмся.

Гринев — Всё занимаются, а дела ни с места. (Гриневой.) Алексей-то где?

Гринева — В министерстве или в главке.

Гринев — Заседают? Никак до текущих дел не доберутся.

Гринева — Хватит ворчать, отец… Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет.

Гринев — В глубь веков? Нет, чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков ещё у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь?