Вторжение - Илья Бушмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я… да ничего! Зашел…
Буров грубо схватил руку лохматого, рывком дернул рукав вверх. Желтая кожа с язвами на локтевом сгибе от многочисленных уколов. Вен почти не было видно. Буров с отвращением оттолкнул руку лохматого от себя, и тот едва не упал со стула.
– Давно торчишь?
Лохматый не ответил. Буров закурил. Лохматый поднял робкий взгляд:
– Угостите сигареткой?
– Слушай сюда, торчок драный, – игнорируя просьбу, Буров выдохнул дым в лицо наркоману. – Ты с каким-то своим корешом вломился в хату к Барыге, который банчит герычем. Об этом весь город знает. Перевернул там все вверх дном. Тебя взяли с поличным. Так что хорош юлить, или я тебе, чушок, почки отобью. Давай по делу. Ты дозу искал?
– Это не я! То есть… ну да, я зашел, потому что типа это… открыто было, – сбивчиво принялся оправдываться лохматый. – Но я ничего этого не делал, в натуре! Там кто-то до меня!
– Значит, не ты? Может, мне тебя отпустить тогда, а? Только придется пригласить Барыгу для дачи показаний. И само собой, я скажу ему, какая гнида такую фигню у него дома учудила. Как думаешь, торчок, что потом с тобой будет?
Лохматый побледнел.
– Да я вам в натуре, отвечаю, не я это! – чуть не плача, залепетал он. – Мы с Рафиком приперлись к Барыге, потому что у него белый крутой появился. Недорого. Купить хотели. Просто купить, в натуре! Давай стучать, а там открыто везде. Ну, мы зашли, а там… сами знаете. Рафик на шухере встал, а я давай искать… Только не нашел ничего. А тут красные приперлись…
– У Барыги, значит, крутой белый появился? – задумчиво уточнил Буров. Лохматый закивал. Буров пододвинул к нему пачку сигарет и зажигалку. Трясущимися руками наркоман жадно закурил. Лишь после этого Буров осведомился: – И давно?
– Что?
– Герыч крутой у Барыги появился, твою мать. Давно?
– Ааа. Ну, хэ зэ, в натуре. Типа с неделю назад где-то… Мы ему звонили. Ну, Барыге. Вчера звонили. А у него мобила в отрубе. Сегодня опять звонили… ни фига. Ну решили сходить. Фиг ли, вмазаться-то… хочется, типа.
– То есть, у него мобила отключена?
– Ну да. Хотя на него это не похоже. Он же, ну, типа, должен на связи быть. Чтоб с клиентами, ну, типа договариваться… – лохматый поднял глаза на Бурова. – Я вам отвечаю, это не мы. Там кто-то конкретный шмон устроил. И знаете, что? Я думаю, поэтому и мобила молчит. Походу, вляпался Барыга в какую-то ж… пу.
Бурову было плевать на Барыгу. Но он все-таки спросил:
– Как ты узнал про Барыгу? Что у него герыч хороший появился?
Лохматый поколебался. Но, видя, что опер сменил гнев на милость, судьбу он решил не искушать.
– От бабы его.
– Что за баба?
– Нинку Юренко знаете?
Полуразвалившаяся грязная одноэтажная общага около магазина «Продукты» в народе величалась «кошкин дом». ППСники приезжали сюда едва ли не каждое дежурство по очередному вызову. Вот и в этот раз рация голосом дежурного изрыгла знакомый адрес с еще более знакомой формулировкой «Семейный скандал».
Когда «воронок» подъехал к дверям общаги, Володя уже услышал пьяные вопли внутри. Внутри их с Маржановым встретил темный и вонючий коридор, заваленный мусором. И грудной бас за одной из дверей. Когда они подходили, дверь распахнулась, и оттуда выскочил одутловатый краснорожий мужик в майке.
– Порву, сука! Убью, падла!
– Полиция, успокойтесь, – рыкнул Маржанов требовательно. При виде полицейских мужик оторопел. Из комнаты высунулась такая же пьяная и краснорожая баба в грязном халате.
– Ага! И заткнулся сразу? Козел! Заберите его!
– Тихо! – рявкнул Володя. – Что произошло?
– Приперся, козел, пьяный опять, и полез с кулаками сразу! Че, ушлепыш, слова кончились? А только что такой смелый был!
– Да я тебя…! – пьяно взревел мужик и замахнулся. Баба отчаянно завизжала, прячась за дверью. Маржанов перехватил руку мужика и заломил ее. Мужик ойкнул от боли. Через секунду Маржанов ткнул его лицом в грязную стену.
– Еще раз так сделаешь, руку сломаю, понял? – прорычал он.
– Да она сама! – оправдывался мужик, от испуга перейдя едва ли не на фальцет. – Сама в г… но бухая, вы посмотрите на нее! Мочалка!
– Козел! – взвизгнула баба из-за двери. Володя торкнулся и шагнул в комнату. Такая же грязная и темная, как и все вокруг. Немытое окно, заставленный засаленной посудой стол. Володя сразу различил бутылку водки и два потемневших от въевшейся грязи стакана. Баба плюхнулась за стол.
– Заберите его, заберите, все нервы мне измотал…!
– Разберемся, – привычно отозвался Володя сухим тоном. И вдруг его взгляд замер. В углу комнаты, между стеной и шкафом, сидел человечек. Немытый, в стареньком платьице. Девочка лет 7—8. Она затравленным взглядом смотрела на Володю. Огромные глаза, в которых были паника, страх и ужас.
– Все нормально. Все будет хорошо, слышишь? – сказал он девочке. Володя старался, чтобы голос звучал уверенно и успокаивающе. Но девочка лишь еще сильнее вжалась в угол. Володя непроизвольно сжал зубы, повернувшись к пьяной мамаше.
– Что ж ты творишь, а? – процедил он. – Твою мать, у тебя ребенок здесь!
– Ба! – мамаша удивленно икнула. – Ты меня учить будешь, как мне детей воспитывать? Алкаша вон этого лучше забери! Вас для чего вызвали?
Сама баба потянулась к бутылке. Володя хотел выбить ей зубы. С трудом сдержавшись, он вышел в коридор. Взглянул на мужика, который, затихший, сидел на старой табуретке, явно принесенной отсюда со свалки.
– Фамилия?
– Ярошенко.
Володя нахмурился, вспоминая.
– Это твоя мать на 8 Марта живет?
Мужик в майке-алкоголичке удивленно посмотрел на Володю, попытался что-то сообразить, неуверенно кивнул. Пожилую Ярошенко Володя знал хорошо, она обитала также на их с Маржановым маршруте. Одинокая старушка, которая сетовала на болезни, маленькую пенсию и непутевого сына-алкаша. Володя сразу же вспомнил нужный дом.
– Гулнар, доедь до 8 Марта, 23. Привези бабушку, чтобы внучку забрала.
– Куда забрала? – подал голос алкаш.
– Сиди уже.
Маржанов не успел скрыться, как из комнаты выползла баба в грязном халате.
– Че?! – визгливо и пьяно квакнула она. – Какую бабушку? Куда вы Машку собрались…?! Не дам, понял?!
– Заткнулась! – не выдержав, рявкнул Володя. Подавив ярость, сухо продолжил: – Тебя предупреждали, что еще один скандал, и будет решаться вопрос о лишении родительских прав?
– Не дам! – завизжала она, скрываясь в комнате. Дверь хлопнула так, что зашаталась. Алкаш попытался встать, но Володя дубинкой ткнул его в грудь. Мужик снова ойкнул и остался на табуретке. Володя достал сотовый и набрал дежурку.
– Это Буров, наряд 18. Мы в «кошкином доме» на Саратовской. Пришлите нам дежурного из ПДН и участкового.
А в глазах Володи так и стояло лицо маленькой затравленной девочки. Уроды, клокотало в его голове. Уроды.
– Второго, который на шухере стоял около дома Барыги, зовут Вася, – сообщил Муртазин. – Этот Васек на Светлом Клине живет. Я к нему участкового заслал. Чтоб передал, что если Вася в отдел завтра не придет, кирдык ему.
– Да хрен с ним, с Васей, – отозвался Буров. – Нам Барыга нужен, чтоб заяву накатал.
– А если это не они?
– Да мне плевать, – пожал плечами Буров. – Их с поличным взяли. Готовая палка. Сами потом чистуху напишут, лишь бы мы их на улице не оставляли.
Муртазин развеселился.
– Коварный ты мужик, Иваныч.
Буров не ответил, следя за дорогой. Они как раз подъезжали к пункту назначения – панельной двухэтажке.
Нинка Юренко жила в первом подъезде. Первый этаж, угловая квартира. Этот адрес Буров, оттарабанивший в уголовке Елецка почти 25 лет, знал хорошо: отец Нинки, трижды судимый домушник, загнулся на зоне от туберкулеза, брат Нинки сторчался и сейчас мотает срок за наркотики, мать спилась и крякнула несколько лет назад. Веселое семейство. Типичный сброд, с которым Буров работал все эти 25 лет.
Машину Буров остановил на углу здания, около балкона и окон квартиры Юренко. Из окон доносилась музыка, хриплоголосый шансон.
– Кто-то дома, – отметил Муртазин. Буров двинулся к подъезду, приказав младшему по званию и должности оперу:
– Поторчи здесь, чтоб Барыга через окно не смылся.
Дверь в квартиру была старой, но крепкой. Буров громко постучал.
– Нина, открой. Полиция.
В ответ хриплоголосый исполнитель выдал что-то про воровскую жизнь. Буров постучал еще раз.
– Нина, полиция, разговор есть.
«Жизнь такая штука», – заунывно хрипела запись из-за двери. Буров начинал терять терпение. В третий раз он потарабанил так, что дверь зашаталась.
– Открой дверь или выломаю!
Никакой реакции. Буров вдруг подумал, что было бы забавно, если внутри никого нет – лишь работающий магнитофон, бардак и распоротая ножом мебель. А может… может, и труп? Находить труп ему не хотелось, тогда придется работать до ночи. Но раз приехали – не уезжать же.
