Горький аромат фиалок. Роман. Том второй - Кайркелды Руспаев

Но моменты просветления проходили, и Балжан вновь окуналась в неверие. «Ладно, пусть она больна, – продолжала она размышлять, – Но почему тогда Заманжол так волнуется? И не только он один. Видно же, что они оба возбуждаются. Ведь он попросту ласкает ее, и она прямо балдеет от его ласк!

Балжан пришла в голову шальная мысль – пощупать член мужа, проверить, не возбужден ли он, – она была уверена, что это так. Она долго боролась с искушением, но так и не осмелилась, и стояла, довольно нервируя Заманжола. Он взмок. Нужно было переходить ниже, к бедрам Алтынай, ягодицам, низу живота, но Заманжол физически ощущал взгляд жены, которая, как ему казалось, ждала, чтобы посмотреть, как он будет мыть интимные места девушки.

– Балжан, пожалуйста, не стой над душой! – взмолился он, – Помогла бы, что ли…

– Купай, купай, тебе же приятно, – отозвалась она, не сдвинувшись с места.

Заманжол разозлился, и, решительно окунув руки в воду, начал водить губкой по всему подряд; взял одну ножку, демонстративно помыл ее, затем другую, после чего провел по промежности. Когда он спустил воду и начал обмывать Алтынай под душем, оказалось, что Балжан ушла. Он облегченно вздохнул, и, взглянув в сияющее лицо Алтынай, не удержался и прикоснулся губами к ее зарумянившейся щеке. Слегка раскрытые губки девушки манили прильнуть к ним страстным поцелуем и обуреваемый противоречивыми чувствами, он подхватил ее и отнес в детскую.

Проходили дни. Алтынай быстро восстанавливалась под заботливыми руками Заманжола. Она все больше привязывалась к своему «папе» и Амине, имя которой несколько искажала. Естественно, нельзя было не заметить ее настороженности по отношению к Балжан, к которой вначале пыталась обращаться «мама», также подражая Амине, но перестала, так как та каждый раз грубо обрывала ее.

– Я тебе не мама! Можешь не подлизываться, я тебе все равно не верю. Поняла?!

И пронизывала бедную девушку уничтожающим взглядом, под которым та растерянно никла. Дети, даже такие большие, как Алтынай, чувствуют, когда их не любят, и Алтынай не была исключением. Она чувствовала неприязнь, исходившую от Балжан, и всегда замолкала при ее появлении. Она стала побаиваться ее и всегда затихала, когда они оставались наедине. Особенно страшно было ей, когда Балжан подступала к ней со своеобразным допросом, мучая ничего не понимающую девушку вопросами.

– Слушай, чего ты прикидываешься? – говорила Балжан, присаживаясь рядом, – Неужели ты думаешь, что я так глупа? Можете не стараться, вам меня не провести. Я же все вижу! Я же вижу, как он ест тебя глазами, как он возбуждается, прикасаясь к тебе. Готова спорить, – вы занимаетесь любовью, когда меня нет. Занимаетесь? Конечно, занимаетесь!

Алтынай хлопала ресницами, не понимая, что Балжан нужно, улавливая из ее речи только слово «Заманжол».

– А ты хорошо играешь свою роль, – продолжала Балжан, – У тебя талант. Я думаю, тебе нужно перестать маяться дурью и поступить на театральный. С тебя выйдет хорошая актриса. И на фиг тебе сдался Заманжол? Стоит он того, чтобы так мучиться? Не надоело валяться целыми днями? Скоро бока отлежишь.

Балжан пристально вглядывалась в глаза Алтынай, и устрашенная этим взглядом девушка тупила свой взор и съеживалась. Алтынай ее невзлюбила и начинала сильно беспокоиться, когда Заманжол должен был отлучиться, а Амины не было дома. Ее глаза красноречиво просили Заманжола не уходить, умоляли не оставлять наедине с Балжан. Заманжол начал догадываться, что в его отсутствие жена как-то достает Алтынай. Он несколько раз подступал к Балжан с расспросами, что она делает с Алтынай в его отсутствие, просил не трогать ее. И, конечно, та легко отшивала его.

– Отстань! – отрезала она, кривя губы в злорадной улыбке, – Мне нет дела до нее. Ты не доверяешь мне, и хочешь при этом, чтобы я доверяла тебе. Откуда я знаю, чем вы тут занимаетесь в мое отсутствие!

Заманжол замолкал. Балжан с каждым днем все больше усложняла их отношения, они чаще стали ссориться, хотя Заманжол старался не поддаваться на ее провокации. Балжан упрекала его тем, что он сидит дома, требовала, чтобы он устроился на какую-нибудь работу. Он соглашался с ней, но не мог оставить Алтынай одну.

С некоторых пор кто-то стал доставать Заманжола звонками, играя при этом в молчанку. Заманжол слышал в трубке чье-то дыхание, и каждый раз явственно слышался шум машин, что свидетельствовало о том, что звонили из таксофона или с сотки.

– Алло! Кто это? Что вам нужно? – спрашивал Заманжол, но на том конце лишь вздыхали и вешали трубку. Скоро эти звонки стали играть на нервы. Заманжол подозревал Балжан, он думал, что таким образом она пытается контролировать его.

– Это ты, Балжан? – кричал он в трубку, – Ты уже достала, перестань! Мы не одни, с нами Амина.

На том конце провода молчали. Тогда Заманжол подзывал Амину и просил ее поговорить.

– Кто звонит, пап? – спрашивала она.

– Не знаю, наверное – твоя мама, – удрученно отвечал Заманжол.

Амина прикладывала трубку к уху и тут же возвращала – телефон коротко пищал.

– Что за ерунда! – возмущался Заманжол, – Идиотизм какой-то!

И подступал к Балжан, когда та возвращалась домой.

– Это ты все время звонишь? Перестань! Ты уже достала. Не даешь спокойно заниматься с Алтынай. Пойми, мне нельзя отвлекаться. Представь, что будет, если тебя постоянно отвлекать от урока? У меня не менее важные уроки. Если так уж хочется контролировать нас – установи в квартире видеокамеры, а не мучай телефон!

– Да иди ты! – искренне возмущалась та, – Нужны вы мне! Это не я.

– Тогда кто?

– Откуда я знаю!

Однажды Балжан предположила:

– А может, это ее хахаль звонит?

– Какой еще хахаль? – не понял Заманжол.

– Какой-какой! Какой-нибудь. Не думаешь же ты, что у такой крали до тебя не было никого.

– Что значит – «до тебя»?

– А то и значит! – Балжан удостоила его презрительным взглядом и ушла на кухню. А телефон продолжал звонить. Заманжол не мог отключить аппарат – часто звонил Парфенов, справлялся о самочувствии Алтынай, звонили другие специалисты, интересовались успехами, звонила и Балжан, и Амина, – да мало ли кто!

Однажды звонивший осмелился и задал вопрос:

– Извините, я хочу знать, как там Биби?

– Какая еще Биби? Здесь нет никакой Биби! Вы наверно, ошиблись номером.

– Ну, та девушка, что у вас сейчас.

– Алтынай, что ли?

– Значит, вы зовете ее по-своему…

– А кем вы приходитесь ей? – у Заманжола возникло чувство, сродни ревности. Больше всего ему не хотелось, чтобы у Алтынай отыскался кто-нибудь, именно сейчас, когда занятия с ней начали давать первые результаты.

– А… – незнакомец замялся, – Вообще-то никем. Так, знакомый. Я просто хотел узнать, как она там.

– Послушайте, если вы знаете Алтынай, то почему не отозвались, когда искали тех, кто хоть что-либо знает о ней? Может быть, вы причастны к тому, что с нею произошло?

– Нет-нет, я ни в чем не виноват! Я сам не знаю, что с ней. Она исчезла – я ее искал. А потом… потом я узнал… случайно, о том, что ее нашли в вашем городе.

– Хорошо, возможно, все так и было, но почему вы не откликнулись?

Трубка молчала.

– Вы струсили? Я прав?

Заманжол понял, что собеседник и вправду не знает, что произошло с Алтынай.

– Ладно, – сказал он мягче, – Я вам верю. Теперь скажите, знаете ли вы кого-нибудь из ее родственников? Откуда она? Где раньше жила?

На другом конце провода молчали. Заманжол понял, что там не сразу переварят град его вопросов. Тогда он предложил:

– Знаете что. Давайте встретимся и поговорим, у меня к вам много вопросов.

– Нет, я не могу с вами встретиться. Да я сам знаю немного. Мы с Биби познакомились в другом городе. Мы встречались два-три раза, после чего она исчезла. Она не любила рассказывать о себе – говорила, что не помнит, откуда она и кто, что имя Биби ей дали ее «сестры и братья». Она состоит в «Свидетелях какого-то дня», это вроде секта такая. Когда она пропала, я хотел найти этих сектантов, но их уже не оказалось в нашем городе. Я подумал, что, возможно, она уехала вместе с ними, если только ее не принесли в жертву…

– В жертву? – не понял Заманжол, – Как это?

– Ну, совершили жертвоприношение, – разъяснил незнакомец, – От этих сектантов можно ожидать всего.

– Хорошо, – сказал Заманжол, – Я готов поверить в это, – у меня самого еще невероятнее история, связанная с ней. Но это неважно. Что вы хотите теперь от нее?

– Ничего, – отвечал грустно звонивший, – Просто хотел узнать, что с ней, как ей живется.

– С ней все отлично, – заверил Заманжол, – Мы с женой педагоги, занимаемся с ней плотно, и думаем, что Алтынай быстро восстановится. Во всяком случае, уже есть определенные сдвиги. Я понимаю, вы… – Заманжол замялся, не зная, какое слово подобрать, – что вы неравнодушны к Алтынай, но, прошу, не звоните больше, не мешайте нам.