Кошмар Слэппи - Роберт Стайн

— Вот почему тебе конец. Вот почему ты никогда больше мне не понадобишься!

Слэппи осторожненько приблизился на шаг поближе.

Его холодные голубые глаза не отрывались от ящика.

— Ну вот, изволь. Смотри внимательнее, — приказал он деревянному человечку.

Слэппи уставился в ящик.

Из его глотки вырвался пискливый звук удивления:

— Нет! Нет! Не могу в это поверить!

5

Слэппи изумленно таращился належавшего в ящике навытяжку деревянного болванчика. Ошибки быть не могло. Кукла была его точной копией.

Слэппи наклонился и коснулся деревянного лица. Впился взглядом в глаза болванчика — холодные, голубые, точь-в-точь как его собственные. Покрутил из стороны в сторону его голову.

Схватил за запястье его безжизненную руку и приподнял. Потом позволил ей упасть обратно в ящик.

— Где ты раздобыл этот хлам? — спросил Слэппи, закончив осмотр.

Джимми О'Джеймс аккуратно взял в руки новое чучело.

— Его зовут Уолли. Я нашел его в волшебной лавке.

— Надо же, какой красавчик, — сострил Слэппи.

Джимми не засмеялся.

— Он тебе никого напоминает, Слэппи? Он был сделан тем же злобным кукольником, который смастерил и тебя.

— Не говори «злобным»! — вспыхнул Слэппи.

— Злобным, — повторил Джимми. — Сделавший тебя кукольник был злым волшебником. Иначе о нем и не скажешь. Он смастерил тебя из доски от гроба и…

— И с тех пор я твой до гробовой доски, — воскликнул Слэппи. Он разинул рот и залился

резким, пронзительным смехом.

Выражение лица Джимми оставалось торжествующим.

— Я не шучу, — спокойно сказал он. — Возможно, Уолли — это более ранняя модель.

— Да какая разница, — сердито вскричал Слэппи, пнув ящик тяжелым черным ботинком. — Ты не можешь использовать его в своем представлении, Джимми! У него нет моего шарма!

— Зато к нему прилагается кое-что интересное, — ответил Джимми. — И это кое-что сделает мою жизнь лучше — и покончит с твоей.

— Тра-ля-ля, болтовня, — саркастически процедил Слэппи, однако глаза его тревожно забегали. На всякий случай он отступил, пока Джимми тщательно укладывал нового болванчика в коробку.

Потом Джимми открыл маленькую дверцу в днище ящика и вытащил оттуда стопку измятых пожелтевших листков.

— Ты что, бутерброды в них заворачивал? — съязвил Слэппи.

Джимми не удостоил вниманием это замечание. Он торопливо перебирал страницы. Затем поднял на Слэппи глаза.

— Это инструкция, — сказал он, — написанная мастером-кукольником, собственноручно.

Слэппи воззрился на листки в руках Джимми и ничего не сказал.

— Это, — продолжал Джимми, — инструкция о том, как контролировать злую силу, вселившуюся в твое тело. На этих страницах сказано, как привести к жизни второго болвана и как заставить тебя заснуть навечно!

У Слэппи аж челюсть отвисла. Нарисованная на его лице ухмылка стала блекнуть, глаза с негромким щелчком широко распахнулись.

Слэппи тряс головой, переводя взгляд с Джимми на своего лежащего в ящике близнеца и обратно.

— Скажи «до свидания», Слэппи, — холодно произнес Джимми.

6

— Никогда! — взвизгнул Слэппи в ответ. — Никогда! Никогда!!!

С яростным воплем он ринулся на болванчика. Ухватился за него обеими руками и вывернул из ящика.

Свирепо рыча, крутанулся и с размаху шарахнул безжизненной марионеткой о стену. Изо всех сил. И еще раз. И еще.

При каждом ударе о стену голова болванчика издавала гулкий стук. Его деревянные ручки беспомощно болтались вверх и вниз, в то время как Слэппи боролся с ним.

— Прекрати, — приказал Джимми. — Отдай мне эту куклу, Слэппи, сейчас же!

Но Слэппи лишь еще шире разинул рот в новом крике ярости. Он прижал коленом грудь болванчика, покрепче обхватил руками его тонкую шейку и… оторвал ему голову.

Он швырнул голову на гримировальный столик. Та угодила в зеркало и, отскочив от него, грохнулась на пол.

Затем Слэппи скинул безголовое тело обратно в ящик и, вытянув руки, раскрыв в хриплом зверином рыке рот, коршуном ринулся на Джимми.

Не ожидавший этого чревовещатель попятился и споткнулся о ножку стола.

Прежде чем он успел коснуться пола, жесткие руки Слэппи вцепились ему в глотку.

— Не беспокойся насчет этого болвана, Джимми, — прошипел Слэппи, едва переведя дух. — Я приделаю ему отличную новую голову — твою!

Деревянные ладони все сильнее сдавливали горло Джимми, и с нечеловеческой силой, со всей своей злобой Слэппи начал откручивать ему голову.

7

— Ххх… — Джимми издал сдавленный стон. — Воздуха… воздуха…

Свет в его глазах начал меркнуть…

Комната куда-то поплыла…

Деревянные руки все глубже впивались в его горло, сжимая его, не давая дышать.

В ушах зазвенел громкий тоненький смех.

Не смех Слэппи.

Что это, ему уже мерещится? У него слуховые галлюцинации?

Нет.

Руки марионетки соскользнули с его шеи.

Хватая ртом воздух, ощущая, как колотится сердце, Джимми повернулся к двери. И увидел девочку.

Девочку лет двенадцати или тринадцати, с темными волнистыми волосами и зелеными глазами. На ней был ярко-желтый джемперок навыпуск поверх потертых вылинявших джинсов с заплатками на коленках.

Она опять рассмеялась.

— Это ужасно забавно, — объявила она. — До чего ж у вас здорово выходит, умора! По-моему, вы замечательный чревовещатель, мистер О'Джеймс.

Джимми резко крутанулся. Появление девочки заставило Слэппи мгновенно рухнуть на пол и теперь он лежал на спине, безо всякого выра-жения таращась в потолок.

— Как это у вас получается? — спросила гостья.

Джимми потер ноющую шею. «Не заметит ли она на ней синяков, оставленных деревянными пальцами?» — подумал он.

Прокашлялся.

Его прервал пронзительный визгливый голосок из коридора:

— Ну же, Джорджия, дай мне тоже посмотреть!

Другая девочка, ростом поменьше, с ярко-рыжими курчавыми вихрами, торчавшими из-под, сиреневой панамки с мягкими полями, и с усыпанной веснушками круглой физиономией, втолкнула первую в гримерку.

— Хватит мне все загораживать, жиртрестина, — пропищала она.

— А ты не толкайся, — вспыхнула первая.

Рыжая девчонка снова толкнула ее:

— Давай, двигайся!

Та, что повыше, закусила нижнюю губу.

— Прошу прощения, мистер О'Джеймс. Моя сестра ужасно невоспитанная.

— А сама-то ты какая? — вопросила ее сестра. Она покрепче нахлобучила панамку на голову, так что поля почти закрыли ей глаза. — Ты тоже невоспитанная. Да еще и уродина!