Нашествие - Сергей Казменко

Когда капсула замерла, наконец в объятиях фиксаторов и стала медленно погружаться в шахту, ведущую к приемной камере, я сделал то, что предписывалось инструкцией. Три команды - и все мои записи в мнемоблоках, сделанные при углубленном анализе информации о Кабенге, были стерты. Лишать себя памяти самое трудное, пожалуй, в нашей работе. Ведь вся наша жизнь - это то, что мы о ней помним. Но я не имел права ступить на Кабенг, владея этими воспоминаниями. Ставка была слишком велика, чтобы рисковать. Конечно я помнил - не мог не помнить своей обычной, человеческой памятью этот сумасшедший месяц в Академии и восемнадцать суток полета на "Лонготоре", но бесчисленные данные о Кабенге и связи между этими данными, прошедшие за это время сквозь мое сознание и зафиксированные в мнемоблоках, были стерты. Я помнил теперь лишь то, что было доступно рядовому наблюдателю. Такая у меня работа.

К счастью, никто не встречал меня. Им тут было не до таких формальностей, и у меня было время немного прийти в себя и освоится со своим новым положением. Первое время пробелы в памяти всегда раздражают, но потом понемногу к ним привыкаешь. Когда открылся люк, я встал с кресла, потянулся, причесался перед зеркальной мембраной. Потом надел форменную куртку с погонами инспектора третьего ранга этот маскарад раздражал меня в течение всего полета, но деваться было некуда, потому что инспекторов высшего ранга никогда не назначают наблюдателями - взял свой Кейс и впервые ступил на землю Кабенга. Хотелось спать сказывалась усталость от проделанной работы - и я даже зевнул, прикрыв рот ладонью. Потом отыскал глазами указатель выхода и двинулся к нему через пустой зал приемной камеры.

Я должен был побывать на Кабенге и вернуться. Только и всего.

Когда я вошел Граф встал мне навстречу.

- Прости, что не смог тебя встретить. Только час назад узнал, что ты прибываешь, - сказал он, протягивая руку. Он улыбнулся, и я сразу понял, что дело неладно. Потому что это была не его улыбка. Проклятье моей работы - инспектировать своих друзей.

Если бы только инспектировать...

- Я и не ждал встречи, - ответил я, пожимая его руку, - при такой загруженности как у вас, только и не хватало, что встречать какого-то наблюдателя.

- Какого-то наблюдателя я бы действительно встречать не стал, сказал он, усмехнувшись. - Наблюдателей здесь, к сожалению, хватает. И не только официальных. Но ты-то для меня не только наблюдатель. Надеюсь, что и я для тебя человек не посторонний. Садись, рассказывай, с чем пожаловал, - указал он на кресло у стола. За те несколько лет, что мы с ним не виделись, он почти не изменился. Энгие Гейраф, которого все - и друзья, и подчиненные, и даже начальство всегда называли и всегда, наверное, будут называть в глаза и за глаза попросту Графом, против чего он никогда не возражал, выглядел, как всегда, эффектно. Он был из тех природных красавцев, кто выделяется в любом окружении не столько из-за самой красоты, сколько из-за непохожести на всех остальных. И с возрастом это свойство выделяться только усиливалось. Вот только глаза его мне не нравились. Какими-то чужими стали его глаза за эти годы. Может, просто потому, что сам я сильно изменился и смотрел теперь на него по-другому. Все-таки, мы не виделись лет восемь.

- Все было изложено в том сообщении, которое ты получил, - сказал я, усаживаясь в кресло, - мне поручено изучить на месте состояние дел, составить отчет. Рутинная работа.

- Рутинная говоришь? Тогда почему такая спешка? Почему нас заранее не предупредили?

- Тебе ли не знать о методах инспекции?

- Твоя правда, мне ли о них не знать, - задумчиво сказал он, глядя куда-то мимо меня, - у меня все эти инспекции в печенках сидят. За те три года, что я здесь, собственно на работу затрачено не больше половины времени.

- Без причины вас здесь не стали бы инспектировать.

- Может, причина-то как раз в том, что нас слишком часто инспектировали, - сказал он раздраженно. - Тут дел невпроворот, а они знай себе посылают инспекцию за инспекцией. Как будто этим можно помочь.

- Ну я-то, в конце концов, не инспектор. Просто наблюдатель.

- Сегодня наблюдатель, завтра инспектор. Что я не знаю, как это делается. Ведь трех же месяцев не прошло, как спровадил последнюю инспекцию. И главное, - все больше раздражаясь, говорил он. - Ну хоть бы какая польза от всего этого была. Ну хоть бы малейшая! Я им говорю: не хватает людей, не хватает транспорта, не хватает спецоборудования для бурения и для синтеза. Я получаю хоть что-то? Нет. Они присылают тебя.

- Ну это, я думаю, еще не самый худший вариант.

- Хоть какая-то радость, - он невесело усмехнулся, посмотрел на меня - впервые, наверное, с тех пор, как мы сели - сказал:

- А ты здорово изменился, Алексей. Так и живешь один?

- В общем, да, - ответил я. Что тут ответишь?

- Ты знаешь, - сказал он, немного помолчав, снова глядя куда-то в сторону. - Я ведь виделся с Хейге. Года три назад, перед самой отправкой на Кабенг.

Только такого душеспасительного разговора мне сейчас и не хватало. Даже скулы свело от напряжения. Вот уж никогда не угадаешь, где и как тебя настигнет прошлое. Впрочем, чего удивляться? Он же помнил нас по сорок шестому и еще раньше. Помнил, какими мы были на Кларке. И он, конечно, не знал того, что случилось позже. И не знал, чем же я в действительности теперь занимаюсь. Никто из моих старых друзей не знал этого, и потому мне порой так тяжело давались встречи с ними. Впрочем, у меня теперь почти и не осталось их, старых-то друзей. Разве что те из них, с кем, как вот с Графом, например, виделись мы в эти годы слишком редко, чтобы понять, что стали чужими друг другу.

К счастью, его вызвали на связь, и разговор прервался. А когда он закончил, наконец, переговоры и повернулся ко мне, я сразу приступил к делу. У меня было мало времени, и мне надо было спешить.

- У тебя здесь работал некий Панкерт. Химик, - уточнил я. - Что ты можешь о нем сказать?

Что-то изменилось, когда я задал этот вопрос. Я не смотрел на Графа, задавая его, потому что хотел, чтобы прозвучал он как бы между делом. Напрасно. Когда я поднял глаза, Граф был уже таким же, как и минуту назад. Впрочем, не исключено, что я почувствовал то, чего не было. Бывает. Когда очень устанешь, и не такое бывает.

- Пропади он пропадом, этот Панкерт, - сказал Граф и отвел взгляд в сторону.

- Это все, что ты можешь о нем сказать?

- Если бы... Ты его знаешь?

- Откуда? Я и не видел его никогда, - наверное, это было правдой. Я не помнил Панкерта по Джильберте, хотя, не исключено, встречался с ним в коридорах базы. А за тот месяц, что готовился к работе на Кабенге, его так и не смогли обнаружить. Нигде - ни на Земле, ни на Траденте, ни на одном из транспортных звездолетов. Хотя с Кабенга - это мы точно установили перед самим моим вылетом - он улетел.