Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков - Хэммонд Иннес

Сконцентрировав усилия на морской экспансии, Португалия буквально изолировала себя от основного потока событий на Иберийском полуострове. Тем временем два других больших королевства, Кастилия и Арагон, также достаточно окрепли. Кастилия (вместе с Леоном) простиралась от побережья Бискайского залива, где жили баски, на юг через горы и текущие на запад реки Центральной Испании, через все земли, отвоеванные ее солдатами у мавров, до укрепленной твердыни исламской Гранады. Долгая история войны привела к тому, что все кастильские города превратились в крепости, а их жители – в воинов. Тем, кто селился на вновь отвоеванных землях, особенно жителям пограничья, первыми лицом к лицу встречавшим ответные удары, даровались особые привилегии. Таким образом, города и села оказывались заселенными свободными людьми, которые жили по собственным демократическим законам и управлялись собственными выборными чиновниками; и это в то время, когда вся остальная Европа была феодальной и множество людей находились в крепостной зависимости.

Арагон, с другой стороны, превратился в торговое королевство, особенно после того, как союз с Каталонией и позже завоевание Валенсии предоставили ему контроль над всеми портами Восточно-средиземноморского побережья. Там, где Кастилия опиралась на сухопутную армию, состоявшую из знати и ополчения, Арагон полагался на моряков и корабли, с помощью которых были завоеваны Балеарские острова, Сардиния и даже Сицилия.

19 октября 1469 года Фердинанд, восемнадцатилетний король Сицилии и наследник арагонского трона, женился на Изабелле, девятнадцатилетней сестре короля Кастилии Энрике IV. Важность этого союза стала очевидной десять лет спустя, когда, со смертью отца Фердинанда, Кастилия и Арагон оказались объединены личностями двух энергичных и умных людей. Так, собственно, родилась Испания. Однако не обошлось без эксцессов. В момент смерти полубезумного короля Энрике IV положение Кастилии было хуже, чем когда-либо со времен падения королевства вестготов. Король Португалии Альфонсо поддерживал притязания на трон Хуаны, дочери Энрике. Тринадцатилетняя Хуана была помолвлена с португальским принцем Жуаном, и эта пара была объявлена королем и королевой Кастилии. Началась война за престолонаследие.

Фердинанд и Изабелла едва смогли собрать пятьсот всадников. Но два месяца спустя под их началом собралась армия численностью уже более сорока тысяч. Правда, состояла она в основном из плохо обученного ополчения. Потерпев поражение при Торо, Фердинанд перешел к тактике партизанской войны. И следующее сражение при Торо закончилось сокрушительным поражением португальцев. Тем не менее война продолжалась четыре с половиной года, и к концу ее Фердинанд и Изабелла получили полное представление о качествах друг друга, о стойкости и гибкости перед лицом несчастий. Они были готовы к борьбе за выполнение своей главной задачи – окончательного изгнания неверных и объединения страны. Но сначала необходимо было реорганизовать собственное королевство.

Внутренней разлагающей силой в Кастилии всегда было могущество знати; ведь даже само название страны происходит от множества укрепленных замков[9]. В длительной борьбе с маврами высшее дворянство обеспечивало основную численность армии короля за счет своих вассалов. Предводителями этих отрядов были менее знатные дворяне – идальго и кабальеро, рыцари, составлявшие кавалерию. Города и их ополчение всегда были в первую очередь оборонительной силой. Неудивительно, что знать, несшая на себе основные военные расходы, делила добычу со своим сувереном. В результате их владения становились еще больше, и на протяжении многих лет могущество и богатство всех категорий дворянства только возрастало. Дворянство не облагалось налогами и было привилегированным классом, стоявшим над законом; дворянина нельзя было посадить в тюрьму за долги и подвергнуть пытке; он мог даже нарушить верность своему суверену и служить его врагам. Таким образом, едва центральная власть ослабевала в руках неумелого монарха, страна тут же раскалывалась на бессчетное количество маленьких государств.

На момент вступления на престол Фердинанда и Изабеллы знать была всесильна, а ее владения больше и богаче, чем когда-либо. Однако существовала одна организация, им не подчинявшаяся. Это Священное Братство городов (Santa Hermandad), своего рода полицейские силы, формировавшиеся для поддержания общественного порядка. Их заботой было предотвращение обычных преступлений, но, поскольку злоупотребления знати доходили до того, что их собственные действия или действия их вассалов часто противоречили обычному уголовному праву, восстановление и расширение Братства по инициативе Изабеллы встретило со стороны знати сильное сопротивление. Но королева сумела настоять на своем, и в 1485 году был введен новый кодекс законов. В каждом городе, где жило не менее тридцати семей, был образован суд из двух алькальдов и введена конная, хорошо вооруженная полиция для выполнения приговоров. В результате бандиты и военные, чинившие беспорядки по всей стране, были быстро подавлены. Братство оказалось мощным инструментом в твердых руках королевской власти.

Один за другим сильнейшие кланы, чьи давние распри до этого момента питали анархию, были изгнаны в свои поместья, а аннексированные ими земли и замки возвращены короне. Вся законодательная система была тщательно пересмотрена, власть тайного совета, состоявшего исключительно из представителей знати и духовенства, значительно урезана, позиции суда алькальдов усилены, в Вальядолиде был образован постоянный верховный апелляционный суд. Достоинство и законопослушание стали теперь путем к продвижению по службе. Более того, было восстановлено право короны представлять уроженцев своей страны на вакантные должности в церковных епархиях королевства, и Изабелла смогла помочь ученым и благочестивым мужам занять высокие места в церковной иерархии. И тем не менее именно эта выдающаяся женщина открыла свои владения одному из величайших зол в истории человечества.

Человеком, введшим инквизицию в Испании, стал духовник королевы, Томас де Торквемада, монах-доминиканец. В ту пору евреи в Испании были очень многочисленны; великие путешественники, врачи, писатели, ученые – они внесли наибольший вклад в науку и культуру того времени. Но, во-первых, считалось, что именно евреи содействовали вторжению мавров; во-вторых, они были прирожденными ростовщиками и, как таковые, были ненавидимы. Их богатства вызывали зависть, и по мере убывания мавританского могущества евреи подвергались все большим преследованиям. Фанатичные церковники, особенно доминиканцы, призывали к введению Святой палаты[10]. Фердинанд дал свое согласие, и 1 ноября 1478 года папа выпустил буллу, санкционировавшую действия инквизиторов.

То, что в 1231 году возникло в качестве противодействия распространению манихейской доктрины на части территории Франции и Италии, причем больше с целью обращения в истинную веру, нежели наказания, к XV веку превратилось в значительно более всеобъемлющий и коварный инструмент. В Испании же инквизиция свирепствовала более, чем где-либо. Первый эдикт, выпущенный инквизиционным судом, требовал от всех содействия не только в задержании, но и обвинении любого, подозреваемого в ереси. Атмосфера в стране настолько накалилась, а число арестованных настолько выросло, что инквизиторы почли за благо переехать в огромную крепость Триана. Поводом для ареста граждан-евреев могли послужить слухи или такие шаткие доказательства, как ношение праздничной или просто более чистой одежды в день еврейской субботы, питье какого-либо особым образом приготовленного напитка или употребление в пищу мяса собственноручно зарезанного животного. Анонимность свидетелей соблюдалась настолько строго, что жертве сообщалась только сильно искаженная версия обвинения. Участие защитника допускалось, но он не мог общаться со своим клиентом. Каждое изменение в показаниях свидетелей превращалось в предмет нового обвинения. Слушания велись втайне. Апелляции не принимались. Пытки становились обычной процедурой, но ничто из того, чему XX век был свидетелем, не может сравниться с ужасным финальным спектаклем – аутодафе. Сожжение служило высшей мерой наказания. Европа тогда только-только начинала выходить из Темных веков, и время это не отличалось чрезмерной чувствительностью. Но аутодафе с его тщательно разработанным ритуалом было чем-то большим, чем просто публичной казнью; в этом действе, впервые после финикийцев, убивавших первенца во славу Ваала, тогдашний мир ближе всего подошел к религиозному жертвоприношению. Говорят, что за восемнадцать лет, которые Торквемада провел в должности генерал-инквизитора Кастилии и Арагона, подобной смертью (аутодафе) умерло более десяти тысяч человек. Все это производило на слабых, суеверных и отсталых людей чрезвычайно сильное впечатление. И все же конкистадоры (большинство из которых, должно быть, хотя бы раз присутствовало на аутодафе) не могли скрыть свой ужас, столкнувшись с другой нацией, практикующей человеческие жертвоприношения во имя религии.