Се ля ви - Антонина Глушко

Он понимал, какая буря сейчас бушует в Юркиной душе. Марату прекрасно известно еще из институтских времен, как страдал этот парень по той капризуле. Из-за своей застенчивости, самоуничижительности паренек не решался не то, чтобы подойти к красавице, он боялся даже лишний раз взглянуть на нее.

Подобная робость с его стороны и поклонение перед студенткой Забелиной была постоянной темой подковырок со стороны Марата. Однако даже этот баламут, в конце концов, понял, что малый по настоящему влюблен в эту фифочку, так пренебрежительно обзывал он Киру, за то, что та и на него, красавца, каким он считал и считает себя, не обращала никакого внимания, как впрочем, и на остальных.

– Слушай, а тема ее проекта довольно интересная. Ее наработки могли бы пригодиться в твоем строительстве. – Грызя фалангу указательного пальца, рассуждал Юрий об умном проекте Забелиной, услышанном от Марата, мыслями находясь от этого места в далеком далеке. – Кстати, а ты не мог бы меня представить ей? Очень хотелось хоть единым глазком взглянуть на материалы работы, – с просящими нотками в голосе обратился он к Марату. – Или ты с ней не поддерживаешь контакты? – забеспокоился влюбленный.

– Почему не поддерживаю. Мы с ней вместе харчимся в местном ресторане.

– Как это, харчитесь?! – завозмущался Юрий, окончательно потерявший голову от вновь возродившейся влюбленности, и не скрывая своих эмоций.

– Чего ты кипятишься? Ты тоже живешь с нею в одной гостинице, там же, кстати, и я живу. Я ведь тебе уже говорил.

– Да, но ты не сказал, что там живет и Кира. Странно, как же так я проживаю с нею, можно сказать, под одной крышей и ни разу ее не встретил? – задумчиво сказал Юрий.

– Не мудрено. Тебя ведь постоянно таскают по секциям и комитетам. Когда тебе было оглядываться по сторонам.

– Что верно, то верно, – сказал Платонов ошалевший от нахлынувших на него многолетнего чувства. Теперь он уже не скрывал своих эмоций. Вспыхнувшая вновь неземная любовь к девушке захлестнула его с головой. Он уже не в силах был ее сдерживать. – Что же ты стоишь, пошли найдем Киру! – поторопил он друга, перешагнув все рамки приличия.

«Все готов, простофиля, – с усмешкой подумал Марат. – Только бы не сорвался с крючка. Надо завтра ему помочь закончить со съездовскими формальностями и быстро сматываться отсюда, срочно увозить его во Владивосток, а то неровен час, чокнется мой гений от любви. Не ожидал я от него подобной реакции на эту кралю. Хотя чего греха таить – матрешка что надо. Не чета моим Матильдам», – горестно вздохнул неугомонный Донжуан.

– А где она сейчас живет? Ну, в смысле в каком городе? Ведь она тогда сразу после защиты, уехала из Владивостока вместе с родителями. Помнится, ее отец был военным, – рассуждал Юрий, потерявший от любви чувство меры. – Слушай, а ты не знаешь замужем она?

– А тебе это зачем? – нахальничал экзекутор. – Тебе что не все равно? – изгалялся он над несчастным страдальцем.

– Да просто так я поинтересовался.

– Ага, она сидела и ждала, когда ты появишься и позовешь ее замуж, – теперь уже явно в словах Марата прозвучала откровенная насмешка.

– Она про меня не спрашивала? – не заметив сарказма в словах друга, продолжал допытываться Юрий.

– Нет, ты меня удивляешь! Спрашивала! Да она тебя вовсе не знает!

– Как это не знает! Мы же вместе учились! – искренне завозмущался подобной несправедливостью по отношению к себе со стороны Акунина.

– Ну, допустим не вместе, а в параллельных группах, а во-вторых, ты помнишь, какой хвост поклонников постоянно таскался за ней? А ты, если мне память не изменяет, маячил где-то в конце, то не обессудь. Надо было быть более решительным, подойти к ней, и сказать, дескать, так и так – люблю и точка.

– Да я пробовал подходить, – не замечая открытой насмешки, оправдывался влюбленный.

– Плохо подходил, надо было решительнее, – теперь уже во всю развлекался этот легкомысленный волокита. Ему уже порядком поднадоели сопливые, многолетние любовные чувства взрослого балбеса.

– Однажды я подловил ее у выхода из Университета и сказал, что хотел бы ее пригласить в кино. А она пробежала мимо меня, даже не взглянув. «Еще один придурок!», вот что она мне тогда сказала.

– А ты и сник. Надо было еще раз подойти.

– Чтобы уже схлопотать по роже?

– Любовь требует жертв, – философски заметил Марат, подходя к гостинице.

У ее входа на ступенях, и тротуаре толпился народ. По внешнему виду не похожие на совковых наследников, обычно обряженных в жару в рюлексные наряды, и с затравленным нуждой взглядом по сторонам, с застывшим в нем вопросом: а где тут у вас базар?

Это был народ другой формации, другой эпохи и другого континента. В пику «нашим», те обряжены с непозволительной вольностью. В основном тут толклись пожилые леди и джентльмены, выставляющие на обзор из выцветших на солнце шорт и топиков, морщинистые, иссохшие конечности, усеянные многочисленными коричневыми старческими пигментными отметинами.

Обвешанные разнокалиберной фотоаппаратурой и фотокамерами, словно вешалки в прихожей, все они дружно вертели головами по сторонам, надо полагать не в поисках местной барахолки, а в созерцании невиданного чуда: многочисленных Нижегородских церквей. Подобного дива богатые буржуины у себя, в забугорье видать сотворить не сумели, вот и пялятся на русское. Облик иноземцев прихлопнут неизменными панамками, напяленными на головы, с седенькой редкой растительностью, серовато-пыльного колера.

– Подожди, – пытаясь остановить друга, Юрий схватил того за локоть.

– Чего тебе? – обернувшись, спросил Марат, наполовину врезавшись в толпу иностранцев, прокладывая дорогу к главному входу гостиницы.

– Ты так и не сказал, замужем она или нет? – со страдальческим видом снова спросил несчастный.

– Нет, ты меня достал! Вот встретишься с ней, и все расспросишь. Где живет? Замужем или нет? Сколько детей у нее, и какая у ее мужа? Конечно же, не сравнима с твоей нищенской, – морально добил он влюбленного.

– Почему мы идем на третий этаж? Ведь ты сказал, что поселился на первом, – плетясь вслед за Маратом, спросил Юрий.

– Мы ведь, если помнишь, направляемся не ко мне, а к Кире. А она живет на третьем, – не оборачиваясь, пояснил проводник.

– Странно, я тоже живу на третьем. А почему я не встретился с ней ни разу?

– Потому что в гостинице живете вы не одни. В ней сто восемнадцать номеров из них сто три двухместных. Вся гостиница заполнена. Вот и посчитай, какое количество людей здесь проживает. Плюс твоя занятость, – пояснил Марат, и, пожалев страдальца, перестал над ним измываться. – А вот и ее номер, – остановившись, указал Акунин, и протянул руку, чтобы постучать.

– Подожди, – остановил его Юрий. – А если ее нет в номере? – на него было жалко смотреть.

– А если патроны?

– Какие патроны? – совсем обалдевший от волнения, растерялся несчастный.

– Такие макароны, – непонятно произнес Марат, и решительно постучал в дверь.

Первым движением Платонова было желание убежать, спрятаться. Что его ожидает там, за дверью? Узнает ли он ее? Осталась ли она такой, какой живет в его мыслях? Или может прикинуться, что не помню ее? Нет, так не пойдет. Совсем уж глупость – когда-то приглашал ее в кино, а тут здравствуйте, я вас вижу в первый раз.

Сколько пришлось Платонову пережить из-за неразделенной любви! Он «болел» этой любовью пять студенческих лет, потом пять лет после окончания Университета. Юрий и до сих пор продолжает страстно любить эту девушку.

Его мозг каждый раз сжимал страшный обруч при одной лишь мысли о ней. Сколько раз пытался несчастный избавиться от нее. Забыть. Убеждал себя в тщетности своих чувств. Надеялся с ее отъездом из Владивостока состояние влюбленности оставит его. Но все произошло наоборот, чувства его утроились.

Парень понял, что обречен на вечные «танталовы муки».

Будучи от природы художником, Юрий был наделен тонкой впечатлительной душой, его тянуло ко всему прекрасному, совершенному. По всей вероятности молодой человек невольно приписывал Кире все эти эти качества. Да и действительно: девушка была само совершенство.

Платонов был не согласен с теми, кто с пренебрежением отзывается о женской красоте, приписывающим красивым женщинам внутреннюю пустоту. Такие люди, на его взгляд, как правило, духовно ущербны. Прикрывая свою физическую убогость, они ставят на первое место красоту внутреннюю. Да собственно, что им остается делать в подобных случаях?

Телесная красота – это Божий дар, как впрочем, и талант, как божественное благословение.