Прокол (сборник) - Валд Фэлсберг

Кладу трубку. Ты все еще стоишь в дверях и лукаво лыбишься:

— Послушай!

— Да?

— А у этого твоего трудоеда не было в «си ви» домашнего адреса и телефона?

— ?

— Я бы мог пригласить молодую мамочку на обед — пока папа женат…

Мой метко запущенный ежедневник громко шлепается о проворно захлопнутую тобой дверь.

Маленькая ночная серенада

Чуть ли не приятно такое спокойное нытье. Когда можно балдеть в безделье. Лодыжка набухла и болит в такт пульса. Завтра не смогу встать с кровати. А куда мне вставать? Все сделано. Так круто просто валяться в своей постельке и слушать музычку.

Абаканцы зафигачили нам уже на первой минуте. С угла. Провал! А Ленка как хлопала! Мелкая ухмыляющаяся ящерка!

Ну да, это ж мне одному адресовано. Другой ведь и не заметит, что девчонка аплодирует, как в джазе.

Весь оставшийся тайм нам ничего не удавалось. Мы уже просто бесились. Они давили. Я дважды неплохо выходил, но один раз Палыч промазал, в другой — я сам поздно лупанул, уже из-за кулис.

Зато пендель был мой. Как по маслу! В девятку.

Глянул на Ленку. Сидит такая, морда кирпичом. Ха-ха! Получила?

Так вот, первый тайм ничьей закончили. А второй…

Маленькая ночная серенада…

Не в такую ли ночь, как эта, маленький Моцарт ее писал?

Без разницы. Скорее — белым днем и в приподнятом расположении духа. Иначе ведь не звучало бы столь по-ночному.

Нога ноет и пульсирует. По телу растекается сладкая усталость. Блаженное ничегонеделание… Сегодня я честно заработал предаваться полному безделью.

Что эта баба там каркает?! Похоже, в притоне, дом четырнадцать, семейные неурядицы. На высоких тонах. Мимоходом по улице часто случается слышать, как спутники жизни враг врага крепкими словцами кроют. До меня, правда, обычно не доходит.

Ой-ой! Человек ли это ваще? Словно поросю хвост дверью прижали. Хоть окно закрывай.

А на улице так смачно пахнет…

Да… Вторая половина досталась мне. Юрка с Китом — совершенно мимо кассы. Всю ночь кутили. Кит взмыленный весь.

В прошлый раз аж взбесился на Ленку: ой, какой торс у того кента, ой, как дает!

«Ну так беги к нему!» говорю.

«Не поймать же», она лисит, «как тебя. Он определенно бегает быстрее.»

Сегодня уделал Кита по всем статьям. На седьмой минуте. Один через все поле. Вообще-то дурил. Надо было, типа, Палычу пасануть, а мне — до фени! И — банка! Прямо в лоб. В девятку. Я б даже сказал — в десятку.

Глянул. Ленка руками разводит. Пытается не улыбаться, но не выходит. Понравилось, однако!

Громче, Вольфганг, громче! Этот бардак уже невыносим!

Эй, это же не в бомжатнике… Небось, куда ближе! На улице.

О, вот это уже нехорошо. О боже, как орет! Баба…

Цыц, Амадей! Ау! Нога в жопу, как болит… Аж тошнит. Мог бы ходить, дотащился бы до улицы позырить. Ей-богу, кого-то натягивают.

Нет… Заткнулась… Молчок. Где это могло быть? Кажется, совсем рядом, метров сто…

Опять тишина… Да и хрен с ними! Собаки лают… Ну да, там же Андрюха живет. Если что, напустит своего черного волкодава.

А потом полило. Те, у кого с глазами не алё, уже не рубали, кто свой, кто чужой. Майки у всех в грязи… Видимо, абаканец меня с кем-то спутал — я уже не раз поваляться успел.

Вдруг оказываюсь метрах в двадцати от ворот, передо мной ни души, с обеих сторон защитники маячат, но куда ж им… Мог спокойно дохуярить до штрафного пятачка. Так нет же!

Замашки у меня обычно вылезают, когда остается пара минут и уже никак не просрать. На этот раз я взбесился преждевременно. Похоже, нельзя телку брать на матчи.

Вратарь гостей прыгает, как макака, где-то на середине штрафной площадки… А я — как залепил…

Бац — девятка! Верьте иль нет, тридевять в одном матче. Неплохой счет даже для баскета.

И тут вот я блеснул тупостью. Стал бегать, махать руками, орать… Сделал в воздухе тройной прыжок. Попытался сделать… Приземлился косовато… Вечно эта лодыжка! Вот не поверите: я не умею кататься на коньках, в натуре не умею. Ну не то, чтоб совсем, но… Хоккей — игра для буйволов. Я люблю изящно — без бронежилета. Некстати все это, короче — больно слабы щиколотки. Сколько я их не растягивал… И вот опять! Короче, дурак.

Конец уже досматривал рядом с Ленкой — на трибунах. A они же, распиздяи…

Да что за черт, как орёт! И похоже — прямо под окном.

А ну-ка помолчи, Амадей! Послушаем настоящую ночную серенаду.

Кричит. Женщина. Вопит, как недавно приконченная.

Захапываю одеяло и вываливаюсь из кровати. К окну. Не иначе: дурдом здесь же, внизу.

Постепенно разбираюсь. Трое. Бабец и двое мужиков. Один самец норовит во что бы ни стало навредить бабе. Ногой. Другой, такой хиловатый, вяло заслоняет ее и все время ноет: «Саня, да брось! Сань, оставь ее!» Но «санина» нога опять и опять огибает препятствие и долбает цель. И тогда пошло-поехало: «Не бе-е-е-е-ей!!!» И так много-много раз. Неимоверные децибелы.

Отрываюсь от окна. Что делать?

Стою и пялюсь. Как в заду негра. Со второго этажа всего-то и видно, что огонек «саниного» косяка и темные тени, обрисовывающие расположение сил.

Умолкли… Начинаются переговоры. Так я и подумал! Одна шайка. Семейное дело. Самка споткнулась о чужую постель. Иль тому хуже: непрошеный кобель в отсутствие хозяина завалился на «санино» ложе. А божок-то все видит…

«Не бе-е-е-е-ей!!!» — мои расчеты прерывает просто неописуемый вопль. Божок вновь принялся за работу. Ногой… Тень, по голосу отдающая женщиной, летит о забор, другая следует за ней со словами «нинад’, Сань’», третья же своим приближением к первой опять вызывает вопли.

Это продолжается уже минут десять! Даже в моем только кругослухе…

Почему здесь еще нет ментов?!

Подобные семейки меня не колышут. Пусть лупит свою бабу у себя на кухне, коль обоим в радость, но… Вот уже давно перевалило за час, и я не верю, чтобы хоть кто-нибудь на этой улице спал!

«Не бе-е-е-е-ей!!!»

Завалил на землю. Дряхлый заступник пытается поднять сударыню на ноги, но борцу за справедливость удается навесить еще пару пендалей. Слабовато, правда… Да ты бы, долботрах, по мячу попасть не смог бы! Не моя лодыжка, я б тебе показал, что это значит — попасть…

Огонек поворачивается ко мне. Вновь отрываюсь от окна…

Вокруг лают собаки… Да я же знаю вас всех — окружных собак. Во, это — лохматый старой куры Петуховой… Вот только не говори, стерва, что спишь! Когда в детстве случалось зафинделить мяч в твои одуваны, пулей выскакивала из логова! Да в любое время суток! Еще грозила натравить на меня своего тогдашнего людодава, когда я выковыривал мяч из твоих красо-зарослей. «Бандит!» — во как ты меня честила, пока я, в штаны наложив, прыгал обратно через забор! Авось, мяч забить в твой сад по-быстрому?

У кореша напротив окна темные. Вот незадачка… Уж как-нибудь мы перемигнулись бы… У пацана прямо под спальней гараж — монтировки да ломы… У меня внизу под лестницей — топорцо… Вышли б каждый со своей стороны…

А чо у меня руки трясутся? Я же могу спокойно дрыхнуть! Неужто в середине хата моя?! Самая же крайняя!

Перемирие. Потащились все дальше под собственную ругань. Летит красный огонек… Окурок… Ублюдок! В мой огород… Чтоб тебя переменным!

Бью кулак о стену. Пронзает острая боль. Да не кулак. Щиколотку…

Мой дом — последний. Дальше начинается забор новостройки, улица поворачивается и — бог с ними…

Бог…

Дурацкая повадка: соваться, куда не просят! Бред… Хотя бы вот недавно, когда те двое чмов в троллейбусе взялись одного старого придурка воспитывать. Голова седа, но пуста. Неправильно, мол, на ступеньки плевать! Сразу же шляпа старика на полу, один молодец берется ему шарф поправить покрепче, другой — сливку на носу накручивает. Мужику и деваться некуда — сограждан тьма, ни шагу не ступишь! И все в окна пялятся. И я — сижу возле самой двери, ноги затекли… Вижу — у хлопца с другой стороны прохода лицо зеленеет. Чую — свояк.

Как только остановка, как дверь открывается, я — вжик! — одного батыра за шкирку и вниз по ступенькам. Зеленомордый вскакивает, и мы второго тоже вышвыриваем — вдвоем. Первый уже рвется обратно, связанными веревкой палками крутя. Выкидываем его, тут другой тоже с палками… Дверь захлопывается: благо, водитель не зевака. Мы с чуваком, ни словом не обмолвившись, рассаживаемся обратно по своим местам. Ни одна кляча еще задом не накрыла.

В салоне царит тишина, вот только мой пульсик…