Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2 - Коллектив авторов

Возникнет Мраморный дворец,

И царский конь, скалой чернея,

Проскачет из конца в конец.

Пустая Главная аптека,

Вписавшись в нынешний контраст,

Из восемнадцатого века

Нас мятным запахом обдаст.

В чернила обмакнув рейсфедер,

Нагнувшись к чистому листу,

Неутомимый Штакеншнейдер

Начертит новую мечту.

Нырнёт под арку Эрмитажа

Неторопливый катерок,

Горбатый мост незримо свяжет

Двух рек и улицы поток.

И Зимний вдруг, такой огромный,

Раздвинет утренний туман…

Пойдём гулять по Миллионной,

Поклонимся её домам.

Давиду Самойлову

Ветреный город. Там тихие улочки

К морю спускаются все до единой.

Улица Калева – кофе и булочки,

Улица Мере – дубы-исполины.

Буйство черёмухи – улица Тооминга,

Свечи каштанов, чернила сирени,

Красные крыши, кирпичные домики,

Старых деревьев прозрачные тени.

Вот этот дом. И калитка распахнута,

Словно душа или книги страница,

И на окошке расставлены шахматы,

Будто хозяин сейчас возвратится.

Сад зацветает. Живое, зелёное

Вечное царство – малина и слива,

Но на губах тает горько-солёная

Влага, что ветер приносит с залива.

Аист в гнездо по весне возвращается,

Я улыбаюсь ему или пла́чу?

Жизнь продолжается, жизнь продолжается…

Разве на свете бывает иначе?

Памяти поэта-подводника Игоря Озимова

Спит в тумане канал Грибоедова,

Над водой проплывают дома…

Из простывшего города бледного

Наконец-то уходит зима.

Я иду по знакомому адресу,

Над волнами – мосты-корабли,

Шелест тонкого белого паруса

Слышу я в океанской дали.

Вижу Вас молодым, в белом кителе,

Ваш лучистый улыбчивый взгляд…

Окна старого дома и жители

На канал, как на море, глядят.

Вы ушли… Буду верить, что в плаванье,

На неведомый остров ушли.

Ваше судно стоит в тихой гавани

В неизученной точке земли.

Я мою окно после вьюги и стужи,

Январских снегов и февральских метелей.

Они отошли, отлегли, отшумели,

И снова весна в тихом воздухе кружит.

А город заполнен движеньем и шумом:

Трамваи по рельсам, часы с колокольней…

Как больно бывает мыть окна, как больно,

Когда о тебе все тревоги и думы.

Ты вышел во двор, я тебя увидала

Сквозь стёкол прозрачность, натёртых до скрипа.

А тряпка полощется в миске со всхлипом,

А мне чистоты безупречной всё мало.

Я мою окно после долгих морозов,

Как будто с окна смыть твой образ пытаюсь.

А он только чище, чем больше стараюсь.

Текут по стеклу ручейки, словно слёзы.

Алина Бартенева

Аннушка

Не вернулись с фронта два её сынка.

Страшное известие пришло издалека.

Где-то там за Бугом в облаке смертей

Потерялись судьбы двух её детей.

Все в селе гадалки ей твердят одно,

Что ребята живы, постучат в окно.

Ветры да метели мчались по селу.

Жадно припадала Аннушка к стеклу.

Только перед утром сон её ломал,

А во сне навстречу младшенький бежал.

Старший чуть смущённо улыбался ей:

«Познакомься, мама, с жёнушкой моей».

Как бы ей хотелось, чтобы этот сон

Длился бесконечно, не кончался он.

Годы пролетали – счастье не сбылось.

Знать, гадалки врали, чтоб светлей жилось.

Не гасите свечу, пусть горит до конца.

Ведь расплавленный воск – как застывшие слёзы,

Что скатились с небес по веленью Творца

И упали на листья озябшей берёзы.

Посмотрите на пламя зажжённой свечи —

Как на жизнь нашу пламени пляска похожа:

То неистово скачет, как всадник в ночи,

То падёт и забьётся болезненной дрожью.

Задержите дыханье чуть-чуть у огня ,

Не спугните пылающий трепет мгновенья.

Пусть сопутствует вам до последнего дня

Негасимый и вечный огонь вдохновенья!

Ирина Басова

Я на исповедь в чащу лесную хожу,

Как язычница, как святоборова жрица.

Согрешу и покаюсь, и вновь согрешу,

Чтобы скудным пайком у берёз причаститься.

У лесин белоствольных свой грех отмолю.

Солоны и горьки покаянные слёзы!

И в ответ на святую молитву мою

Благодатная замироточит берёза…

Мне отрадно глядеть в эти дивные дали,

Упиваясь мучительно светлой тоской

О незримом, надмирном, святом Валааме,

В облака вознесённом над скверной мирской!

Стать бы птицею вольной да взмыть в поднебесье

Над суровою, вздыбленной ветром волной.

Отчего ты бескрыло, смущённое сердце,

Отчего не обрящешь ты край неземной?

Оттого ль, что взыскующий Божьего храма

Не от мира сего и за правду гоним?

В небеса вознеслись купола Валаама,

Словно явленный горний Иерусалим.

Наталья Бевза

Там, где лес просыпается...

Там, где лес просыпается, зыбкий, безлиственный,

Начинают сезонный покос:

Методично, привычно, как в поисках истины,

Режут белую кожу берёз.

Не насквозь, не навылет – наствольными срезами

Извлекают живительный сок

Из глубин бересты, письменами истерзанной —

Вдосталь пьют, запасают и впрок.

У России нет вечных обласканных символов —

Всё лихие у ней времена:

Иссекая крест-накрест развенчанных идолов,

На крови строит храмы она.

Обрекут, нарекут рощи новыми храмами,

Разбредясь по домам, чернецы.

Белоствольные души возносят над шрамами

Изумрудного света венцы.

Я прожила чужую жизнь...

Свет мой синий

Свет мой дальний,

Безымянная звезда...

А. Топчий

Я прожила чужую жизнь,

хоть знала: где-то

Моя – заброшенно лежит

среди макетов,

В бюро невысказанных дум

и нот неспетых,

А я верхом, как мальчик-грум,

скачу за светом.

Чужая жизнь давно в плечах

мне тесновата,

И голос стиснутый зачах,

пропал куда-то,

Но даже если велики

одна-две даты,

Не написала ни строки

для адресата.

Вот жизнь моя – дрожит рука:

хочу примерить,

Да вижу, будет велика…

В пустом вольере

Теряюсь я,

но синеву

Прошу —

проверить:

Чужая жизнь, что я живу,

кому – потеря?

Отдам её, не пожалев,

владельцу в руки —

Полуобъёмный барельеф

рутинной скуки.

Я не хочу судьбы такой

и жизни куцей,

Где самый страшный непокой —

гнев резолюций.

Теперь иной ориентир,

тональность песен:

Я – не слуга! Прощай, мундир,

который тесен,

Не буду в цирковом трико

идти парадом,

Мой свет – не тот, что далеко,

а тот, что рядом…

Окно

Дымкой, словно кисеёй лёгких штор,

Занавешены грядущие дни,

А за ней, как за окном, ждёт простор,

Просто спрятанный в полночной тени.

До рассвета я не сделаю шаг,

Чтоб взглянуть на спящий путь предо мной —

Я боюсь того, что временный мрак

Вдруг окажется бетонной стеной.

Звёзды гаснут, кану с выси и я.

Перед сном, когда решу – всё равно,

Всколыхнётся ветерком кисея,

Чтоб я верила: за нею – окно.

Белый свет

Недоверчиво прищурилась

Я от собственных идей:

Чур, меня! Мне вдруг почудилось

Племя странное людей.

Там потомок взглядом пращура —

Половецкого князька,

Веки запахнул как плащ – пора:

Две бойницы вполглазка.

Истерия душ в мистерии,

В страхах вычурности поз,

В тёмных щёлочках – неверие:

Узкоглаз великоросс.

Не чураясь чар поветрия,

Ветер выбился из сил:

В чашку Петри эндометрия

Споры жизни привносил.

Белый свет! В глазницы падая,

Озаряй, но не слепи:

Пусть живёт высокоградая

Русь – в распахнутой степи.

Род веду теперь от аза я,

В зеркалах – иконостас,

Чудь глядится белоглазая

Из глубин раскосых глаз.

Яна Бердникова

Навстречу солнцу

Промчатся дни, промчится год,

Протрутся ноги и земля...

И каждый, кто в пути, найдёт

Не факт что счастье, но себя.

Босыми стопами по льду

И головой ныряя в снег,

Вперёд за счастьем я пойду.

Сюрприз! Я тоже человек.

Навстречу солнцу побегу

По освещённой стороне.

Перед собою я в долгу,

А перед прочими – вдвойне.

Не подарок

Я не подарок, и нет на мне красочной ленточки.

Нету сережек, и прочих безделиц за тысячу.

Сердце моё почему-то как тонкая веточка…

Ножиком ржавым на ней чей-то опус был высечен.

Я не прекрасна. Ни правильная, ни неверная...

Не принимаю в подачку монеты на паперти.

В принципе... я не особенно обыкновенная

Тем, что свободна, а совестью всё-таки заперта.

Над рекою

Я застыла. А волны протяжные

Ударяют сильней и безжалостней.

Заморозят зимой меня заживо

За сомненья, за робость, за слабости.