Одна тень на двоих - Татьяна Устинова

Данилов подлил ей вина. И себе подлил тоже.

— Я поздравляю тебя, — сказал он растерянно, — это хорошо. Это хорошо, да?

Хорошего было мало.

Ему не нравился ее Петя, не нравился его образ жизни, не нравилось его отношение к Марте. Ничего не нравилось.

Петя любил сало, жареную картошку и, подвыпив, заставлял всех петь хором «на тот большак, за перекресток». Кроме того, он писал стихи и декламировал их при каждом удобном и неудобном случае. В особо патетических местах голос у него дрожал и срывался — «от чувств-с», как говорил дед Данилова, когда рассказывал про очередную защиту очередной докторской, на которой ему приходилось присутствовать. Марту Петя интимно прижимал к своему боку, слегка трепал по коротким волосам и говорил задушевно, что ему «никогда не везло с женским фактором и вот наконец-то повезло».

Впервые увидев Петю, Данилов весь вечер молчал, а на следующий день спросил у Марты, откуда она взяла этого орангутанга.

Марта раскричалась и разобиделась.

«Мне надоели аристократы со следами вырождения на физиономиях, — кричала она, — мне надоели игры в высший свет! Я недавно была на одной вечеринке, там все были из „Маккензи“ и „Андерсен Консалтинг“! Я думала, что сдохну от их чванливых постных морд и рассуждений о карьере! Бизнес требует, бизнес пошел, бизнес не пошел!.. Сопляки в дорогих галстуках, клерки, а морды, а речи — как будто они воротилы Уолл-стрита! Вилки научились держать и уверены, что лучше всех!»

«А Петя? — спросил Данилов. — Он вилку не умеет держать и этим чрезвычайно горд, верно?»

После этого они не разговаривали, наверное, недели две, что случилось с ними первый раз в жизни. Потом Данилов не выдержал, позвонил и помирился.

А теперь вот оказывается, что она беременна.

Конечная станция. Дальше рельсов нет, господа пассажиры. Покорнейше просим выйти.

Марты Черниковской в жизни Данилова больше не будет.

— Когда ты об этом узнала? — спросил он сосредоточенно, как будто это имело значение.

— Вчера.

— А… Петя знает?

— Петя не знает. Давай я положу тебе рыбу, Данилов.

— Спасибо.

Некоторое время они вежливо жевали, стараясь не встречаться глазами.

Потом Данилов подлил вина и вдруг спохватился:

— А тебе можно?

— Что? — спросила Марта и перестала жевать.

— Вино.

— Данилов, мне нельзя напиваться в стельку каждый день. Не в стельку и не каждый день — можно. Ты что? Теперь станешь обо мне заботиться?

Данилов пожал плечами:

— Стану.

— Ты и так зануда, Данилов, — пробормотала Марта. — А уж если начнешь проявлять заботу, я от твоего занудства погибну.

Странное дело. Необыкновенная, купленная в супермаркете форель, на которую Марта потратила чертову уйму времени, не имела никакого вкуса, как вываренная в супе капуста.

Может, у нее в организме уже начались необратимые изменения из-за беременности? Вчера, когда она не знала об этом, никаких изменений не наблюдалось.

Все дело в Данилове. В его вежливости, занудстве, сдержанности и правиле ни о чем не расспрашивать.

Если бы Марта узнала, что он беременный, она бы от него не отстала. Она бы выведала все, во всех подробностях.

К несчастью, все было наоборот. Марта фыркнула и закашлялась. Данилов — ясное дело! — немедленно вскочил, готовый в любую секунду прийти на помощь.

— «Скорую» пока не вызывай, — кашляя, попросила Марта, — может, еще рассосется.

Он сел с той же готовностью, с какой только что вскочил. Марта перестала кашлять и посмотрела на него печально.

За пятнадцать лет дружбы она так и не смогла понять — то ли он патологически равнодушен к людям и к ней в том числе, то ли умеет слишком хорошо скрывать свои чувства и заметить их со стороны вряд ли вообще возможно, то ли трусит так, что строительство оборонительных сооружений стало главной целью его жизни.

Все получилось именно так, как она и предполагала, и, видимо, ей все-таки придется сегодня повеситься.

Данилов аккуратно положил на тарелку приборы, оценил и переложил как-то еще более аккуратно.

— Ну и что, — спросил он, — вы теперь поженитесь?

— Мы — это кто? — уточнила Марта.

Данилов посмотрел на нее. Глаза у него были очень черные. Почему-то раньше она была уверена, что черные глаза — это признак темперамента, горячего, страстного, южного. Ошиблась.

— Вы — это ты и твой Петя.

— Не знаю, — сказала Марта. Она и вправду не знала. — Вообще-то я уже большая девочка. Можно и замуж сходить.

— Сходи, — согласился Данилов. Вот это разговор. Всем разговорам разговор. Пойди сходи — и все тут.

— И пойду, — ответила Марта упрямо. Теперь ей захотелось плакать. Так сильно, что она не успела ничего с собой сделать, чтобы позорно не зареветь.

Глаза моментально налились слезами. Нельзя, чтобы Данилов заметил. Никак нельзя. Она выскочила из-за стола, оставив его недоумевать, промчалась по коридору и немного постояла у входной двери, сильно и часто моргая. Ей было очень жалко себя и еще больше — ребенка. Неизвестно, почему ей было его жалко, вроде ничего такого не происходило, но тем не менее ей было жалко именно его, такого маленького и непонятного, о существовании которого она еще три дня назад и не подозревала.

Конечно, Данилов не пошел за ней. Он ни за что не поставил бы ее в неудобное положение.

Кретин.

Марта загнала обратно слезы, посмотрелась в высокое узкое зеркало, которое она недавно купила и заставила Данилова повесить, и вернулась в кухню.

— Мне показалось, что у меня сотовый зазвонил, — сказала она Данилову.

— Как тебе рыба?

— Очень вкусно, спасибо. — Данилов не любил рыбу, но всегда считал своим долгом всех хвалить и благодарить. На столе перед ним лежала пачка сигарет и одна сигарета — отдельно.

— Можно я закурю? — спросил Данилов. — Или тебе это неприятно?

— Мне приятно, — уверила его Марта, — самое большое счастье в моей жизни, когда ты куришь в моем присутствии.

— Я только хотел узнать, — пробормотал Данилов, — не вредно ли это. Для ребенка…

— Полезно! — бодро откликнулась Марта. — Если мы будем его постепенно приучать, может, он даже родится с бычком во рту.

Он посмотрел на ее узкую прямую спину. Марта шуровала у плиты, со звоном кидала вилки в посудомоечную машину. Чайник уже вовсю посапывал — когда только она успела его поставить? Данилову было так грустно, что жить не хотелось. Почему-то ему никогда не приходило в голову, что рано или поздно так все и случится — очередной Петя, которых на глазах у Данилова сменился десяток, решит, что «женский фактор» в лице Марты ему очень подходит, а Марта решит, что ждать больше нечего, и все закончится.